Александр Дурасов - Чужой для всех. Книга 3.

Раздумывая о превратностях судьбы простых солдат, Франц задремал. Проснулся от возгласа Клебера.

— Господин полковник, перекур! Динан! Впереди мост! — Глаза Михаила задорно светились, губы растянуты в довольной улыбке. — Наш мост, Франц!

— Ганс, прекрати кричать! — отозвался недовольно Ольбрихт. — Выйди и расчисти дорогу. Нет времени любоваться Маасом. Фюрер, ждет!

— И Шлинке, ждет! — огрызнулся с обидой Михаил, не поняв сурового выпада Франца, вышел из машины.

Полномочия у адъютанта помощника фюрера были основательные, а причины проезда настолько веские, что при виде документа, подписанного лично фюрером («gelber Ausweis» — желтый пропуск) их сразу пропустили на мост с колонной раненых. Впереди возвышалась церковь Богоматери, а за ней глубже, на вершинах скал, неприступная Цитадель.

Франц тер виски, снимая напряжения поездки. Голова по-прежнему болела.

В правом полушарии щелкнуло, появилось легкое жжение и раздался хрипловатый голос Клауса:

— Эх, друг, помял бы тебе бока, да нет возможности. Хочу на волю, в свое время. Надоело сидеть в черепушке. Может придумал, как это сделать, потому и разбудил?

— Прекрати хандрить, Клаус. Разбудил случайно. Да и какой сон? Дорога разбита и забита войсками, тянемся, как черепаха.

— Я говорил тебе, лети самолетом, не послушался друга.

— Ты желаешь моей смерти, Клаус? Так и скажи. Но помни, это и твоя смерть. В воздухе практически одни «мустанги», «спитфайры» и…и… Что это, Клаус? Ты слышишь? А, ни черта ты не слышишь!

Франц притих на секунду, затем открыл дверь за Михаилом. До его уха долетел гул тяжелых бомбардировщиков. Гул натуженный, леденящий душу, с каждой секундой громче.

— Воздух!!! — крикнул Михаил, осознав первым опасность. — Франц! Криволапов! Из машины, бегом!!! За мной! — проорал Михаил во все горло и выскочил из машины, бросился вперед, прижимаясь к перилам.

Иван, словно уж, проскользнул между шеренгами, распадающегося строя, рванул за Михаилом. — Отойди, раззява! — рыкнул на бугая санитара, стоявшего на пути, для острастки ткнул автоматом в живот.

Франц замешкался. Толпа хлынула вперед, сбивая охрану, потянула за собой. Машина оказалась зажата со всех сторон ранеными солдатами.

— Проклятье! Стоять! Застрелю за паникерство! — выкрикнул он и выстрелил два раза в воздух.

Выстрелы заглушила сирена: неистовая, душераздирающая. Протяжный вой подстегнул людей. Поднялась невообразимая паника. Людской гул разносился по всему мосту. Сзади напирали, пытаясь быстрее проскочить опасное место. Передние падали, истошно кричали, ползли, их давили. Некоторые раненые прыгали в темные воды Мааса, но не попав в полыньи, разбивались о лед. Франц успел отскочить к перилам, чтобы не быть задавленным.

До выхода оставалось метров тридцать. Михаила и Криволапова жестко работали локтями, продвигались вперед. Сжав зубы, выкрикивали: — С дороги! С дороги! Паршивцы!

Всех, кто становился на пути, Иван, не раздумывая, бил в челюсть. В кулаке зажата увесистая свинчатка.

— Я сказал, с дороги, свинья! — рычал шустрый тамбовчанин, нанося новый, хлесткий удар, свергая очередную жертву: санитара — очкарика с безумными глазами.

Франц оглянулся, увидев впереди друзей, напряг мышцы и тараном двинулся за ними. Лицо красное, взгляд решительный, злой, волосы растрепаны. — Пропустите, полковника, свиньи! Черт бы вас побрал! — орал он, метр за метром продвигаясь к выходу.

Оставалось совсем немного до края моста, как воздух наполнился пронзительным воем, падающих бомб.

Кудахтали береговые зенитки, пытаясь оказать сопротивление крепостям. Выла, что есть мочи, сирена, извещая город о воздушной атаке. Людское море в форме Вермахта и СС растекалось во все стороны от моста, пытаясь укрыться. Гул и вой стоял неимоверный.

Тяжелые бомбы ложились на левом берегу, где находились батальоны «гитлерюгенд». Дрожала земля от взрывов. Берег густо покрывался изувеченными, растерзанными телами, окрашивался кровью. Кто был жив, отбегал к спасительным кустарникам и невысоким скалам, кто был ранен, отползал и зарывался в снег.

Миша оглянулся, увидев Франца, с радостью крикнул: — Франц, сюда! — протянул руку и, вырвав из толпы, скатился с ним к реке в укрытие под береговые камни.

В это время в середине моста взметнулись огненные смерчи. Взрывные волны мгновенно объяли и разметали ревущую толпу. Пролеты вздыбились, раскололись и со страшным грохотом стали падать в Маас, кроша лед и затягивая в огромные, смертельные воронки сотни несчастных врагов…

Подполковник Шлинке, развалившись в кресле, самодовольно ухмылялся, глядя, как Франц и Михаил аппетитно ели свиную рульку с тушеной капустой. Сочная, мясистая рулька легко поддавалась молодым зубам. Утомленные разведчики, выжившие после бомбежки под Динаном, наслаждались едой, запивая добротным баварским пивом.

Миша стер с подбородка жир, весело промолвил: — Вкусно, но что-то не хватает, господин подполковник.

— Понимаю, — расплылся в улыбке Шлинке, — сейчас сообразим. Разведчик оглянулся, разыскивая официантку.

Эльза в это время находилась возле Криволапова. Танкиста посадили обедать в зал, чтобы не мешал вести конфиденциальную беседу.

Иван с перебинтованной головой, уплетая котлету, крутился, поглядывал по сторонам, оценивая реакцию персонала на касательное ранение.

— Спасибо, спасибо, — благодарил Эльзу, когда та принесла второй бокал пива.

— На здоровье, господин старший фельдфебель, — ответила искренне девушка. — Я рядом, если надо, зовите, посетителей мало.

— Что так?

— Говорят, русские перешли в наступление под Варшавой. Вот отпускников и отозвали.

— Что? — Иван бросил недоуменный взгляд на Эльзу, перестал жевать. Поняв фразу официантки, сглотнул и удивленно воскликнул: — Так это же под Варшавой, Эльза! А мы в Берлине. Ты что боишься? Живем, рыженькая! — Отхлебнув пива, Иван уже спокойно, нравоучительно добавил: — Главное — мы живы, дуреха! Держись нас и все будет хорошо.

— Я так и делаю. Извините, господин фельдфебель, мне нужно идти. — Официантка заметила, что ее вызывает подполковник Шлинке.

Эльза расправила белоснежный передник, короткую юбочку «дирндль», подкрасила яркой помадой губы, и устремилась к офицерам.

Вход в кабинку перекрывал громадный Степан. Богатырь окинул суровым взглядом хрупкую, прелестную официантку, шагнул вправо, молча открыл дверь.

Эльза, словно мышка, проскочила под рукой великана, сияющая предстала перед Шлинке. — Я здесь, господин подполковник. Что подать? — Взгляд подобострастный. Юное, гибкое тело наклонено. В руках карандаш и блокнот.

— Графин водки, не шнапс, а водки. Да холодной! И студень, студень подай! Горчички не забудь. Поняла? Да грибочков солененьких не мешало. Грузди — есть? — Взор Шлинке скользнул ниже и остановился на глубоком вырезе блузки. Глаза заблестели.