Александр Калиничев - Дилетант. Дилогия

Предложив гостю присесть и распорядившись, что бы нам накрыли обед (время как раз к нему подходило), я прочёл письмо Максимȯвича, предварительно извинившись перед моим визави.

Это было не первое его письмо, и я уже привык и к почерку, и к манере строить предложения, и к ятям с ижицами, правда, сам так толком и не умею их правильно ставить в словах.

Нестор Максимович писал мне, что просит принять и побеседовать с сим негоциантом, который, по его мнению, может быть мне полезен в моих делах.

Гм, действительно, в последнем письме ему я жаловался на то, что хоть и имею кучу идей по преобразованию быта моего имения, но не имею толковых и грамотных исполнителей. Но не это главная проблема, главная – у меня нет человека, который смог бы организовать реализацию моих идей, так как сам я физически неполноценен (я так и написал – «физически неполноценен»). И вот мой дорогой доктор озаботился этим вопросом и предлагает мне рассмотреть на это роль этого молодого человека.

– Николай… э – э - э, прошу прощения, Как Вас по батюшке?

Штиглиц на мгновение замялся (или запнулся, или задумался).

– Моего отца зовут Лазарь.

Нда… Вопрос о национальности сразу отпадает – никогда не слышал про немцев с именем Лазарь. Правда, и не припомню немцев Николаев.

– Стало быть, Вы – Николай Лазаревич… несколько,.. э – э - э…

– Согласен, громоздко для русского языка, поэтому, называйте мня просто по имени.

– Ну что ж, в таком случае и Вас тоже прошу меня называть по имени. Согласитесь, что доверительность в разговоре всегда способствует доверительности в отношениях.

Штиглиц молча согласился, просто и открыто улыбнувшись.

– Вы из германских земель? У Вас немецкий акцент.

– Да, из Арользена, мой отец казначей князя Фридриха Карла Августа.

Честно сказать, ни про Арользен (ладно хоть с Германией угадал), ни про князя Фридриха Карла Августа я никогда не слышал. Впрочем, Карлов, Фридрихов и Августов в человеческой истории было достаточно.

– Простите за любопытство, но что могло привлечь сына казначея целого княжества в российской провинции?

– Немецкая провинция тоже имеет свои прелести. – В голосе послышалась лёгкая ирония. – В нашей семье шестеро детей, я старший. Наше же, как Вы изволили сказать, целое княжество – клочок земли на запале тоже далеко не бесконечных германских земель. Здесь же, в России, другие масштабы и другие возможности. Мы с отцом посчитали, что здесь у вас есть больше шансов для меня реализовать свои знания и способности.

– Давно Вы в России?

– Три года. Я занимаюсь винными откупами в Херсонской губернии.

– Простите за любопытство ещё раз, но чем Вас заинтриговал господин Максимȯвич, что Вы решили навестить меня, проделав не малый путь в нашу глушь? Ни я, ни мои соседи, насколько я знаю, винокурением не занимаются.

Штиглиц, мне показалось, был несколько озадачен.

– А что Вы, Александр, знаете о винном откупе?

– Ну… гм, да… оказывается ничего.

– Откуп, если строго трактовать этот термин, есть система сбора налогов, при которой государство за определённую плату передаёт право их сбора частным лицам, то есть откупщикам. Императрица Екатерина учредила в 1765 годау комиссию для рассмотрения винных и соляных сборов, высказавшуюся исключительно в пользу откупа. С 1767 года откупы были введены в империи повсеместно с отдачею их с торгов на 4 года. Вино мы частью получали от казны, частью могли иметь своё, но с 1781 года по «уставу о вине» вино для нас заготавливает казенная палата с казенных или частных заводов, смотря по тому, что выгоднее. – Интересно, говорит он хоть и с акцентом, но предложения строит грамотно. Это он за три года так в русском языке поднаторел? – Служба откупщиков признана государственной, поэтому мы называемся – «коронные поверенные служители». С учреждением казенных палат в 1775 году местное заведование питейным делом поручено нам. Это, что касаемо моей деятельности. А на Ваш вопрос… – Штиглиц немного задумался. – Я обратился к господину Максимȯвичу по поводу головных болей, которые меня одно время беспокоили. Надо признать, Нестор Максимович мне очень помог. Во время одного из визитов к нему я увидел странный прибор – стеклянную трубку с поршнем внутри и заканчивающуюся полой иглой, которым доктор вводил лекарства прямо под кожу больному. Нестор Максимович объяснил мне, что сей прибор, он называл его – инъектор, придумали Вы, причём, обратил внимание, что Вы не врач. Мне стало интересно, как человек, к медицине не имеющий отношения, сие мог придумать? А тут у меня появилась оказия – здесь недалеко – в двадцати пяти верстах, в Карачеве появилось у меня одно дело, вот я и попросил доктора рекомендовать меня Вам. Нестор Максимович, в свою очередь, ещё больше подогрел моё любопытство, когда сказал, что у Вас есть несколько прожектов, и Вы ищите пути их реализации.

Любопытно, значит, Максимȯвич сделал-таки шприц! А мне вот не написал.

И что? Скорее всего, этот инъектор проходит, так сказать, испытания, и Нестор Максимович не совсем уверен в успехе. Уж в его порядочности грех сомневаться.

– Что ж, спасибо за визит. В нашей глуши любой гость – событие, а уж в моём положении так дар свыше. О моих прожектах поговорим чуть позже, с Вашего позволения, а сейчас не изволите ли отобедать? Нам накрыли стол в саду. Погода стоит чудеснейшая.

Я встал и, опираясь на палку, сделал жест, приглашая Штиглица следовать за мной. Он с любопытством смотрел на мои передвижения, но ничего не говорил.

Я уже достаточно хорошо передвигаюсь на протезах. Не так хорошо, как хотелось бы, но всё-таки уже без костылей, хотя палкой для уверенности в ходьбе пользоваться приходиться.

Штиглиц прогостил у меня три дня.

В первый день мы с ним проговорили чуть ли не до петухов. Я изголодался по нормальному общению. После отъезда Максимȯвича мне не с кем было нормально поговорить. Мой управляющий рассказывал мне о проблемах имения, видах на урожай, Степан – о деревенских слухах. Всё это было интересно… для общего развития, но вводило меня в такую тоску, что я начал понимать Обломова. Мои разговоры с отцом Ануфрием не шли далее религиозных тем. Батюшка всё пытался направить меня, по его мнению, на путь истинный, я же, в свою очередь, старался выработать у него более критический взгляд и на религию и на церковь.

Приезжал ко мне пару раз сосед мой и дальний родственник – шаблыкинский помещик Киреевский Василий Николаевич, муж, безусловно, достойный, но все его интересы тоже не выходят за рамки охоты (в которой я, кстати, ничего не смыслю) и сплетен о соседях, которых я тоже не знаю.

И вот, действительно интересный человек.

К моим идеям по преобразованию имения он отнёсся внимательно, но без… азарта, что ли?.. А вот мои идеи об организации какого-нибудь технологичного производства его заинтересовали.