Александр Калиничев - Дилетант. Дилогия

Вариантов было несколько.

– Ещё Леонардо да Винчи использовал в своих изобретениях опоры качения. Есть его рисунок устройства состоящего из двух колец, внутреннего и внешнего, посреди которых размещены вращающиеся шарики. Это устройство он называл подшипник. Лет десять назад в Англии построили ветряк, в опоре которого установлено такое устройство – две чугунных дорожки качения, между которыми находится 40 чугунных шаров. Такие устройства, установленные в колёсах, блоках, везде, где что-то крутится, способны сделать настоящую техническую революцию и двинуть прогресс вперёд семимильными шагами.

Моя тирада по поводу технической революции и семимильных шагов прогресса была, может быть, чересчур – Штиглиц ведь не инженер, но он, мне кажется, проникся.

Что требуется для начала производства?

Пустяк – маленький чугунолитейный заводик, мастерские, мастера литейщики и деньги, деньги, деньги…

– Чем сейчас освещают помещения в тёмное время? У крестьян обычно используются светцы, в которых горят лучины. У горожан-ремесленников – железные подсвечники, в которые вставляются сальные свечи. У тех, кто побогаче – уже используются восковые свечи. Реже в быту применяются лампы-масленки. У бедных слоёв, кроме сальных свечей, издавна используются плошки и жировки, наполненные жиром, в которых плавает зажженный фитиль. В «Журналь де Саван», кажется за 1765 год, я читал про парижского аптекаря Квинке, который приспособил над светильней стеклянный цилиндр. Кроме того, в «Новых Ежемесячных сочинениях» за прошлый год, я прочитал «Известия о втором путешествии доктора и коллежского советника Лерха в Персию». Вот, что он пишет: – Я раскрыл заранее принесённую шпаргалку в виде потрёпанного журнала, который мне любезно прислал месяца два назад Нестор Максимович. – «Нефть не скоро начинает гореть, она тёмно-бурого цвета, и когда её перегоняют, то делается светло-жёлтою. Белая нефть несколько мутна, но по перегонке так светла делается, как спирт, и сия загорается весьма скоро и светит зело ярко.» Я попытался пофантазировать на эту тему и придумал вот такой светильник. – Я показал Штиглицу рисунок самой простой керосиновой лампы. – Светильник на основе сгорания керосина – так называют продукта перегонки нефти, то, что Лерх называет белой нефтью. Конструкция керосиновой лампы примерно та же, что и конструкция лампы масляной: в емкость заливается керосин, опускается фитиль, другой конец фитиля зажат поднимающим механизмом в горелке, сконструированной так, чтобы воздух подтекал снизу. Разве что горелка в керосиновой лампе находится выше резервуара с горючим, так как керосин легче масла и легко впитывается фитилем. Сверху горелки устанавливается ламповое стекло – для обеспечения тяги и для защиты пламени от ветра.

Вот керосиновая лампа заинтересовала Штиглица уже серьёзно. Он не инженер, но он делец. И как настоящий делец имеет чутьё на то, что может быть выгодным. И если выгода от подшипников ему неочевидна, то здесь, видимо, он почувствовал что-то, что может стать весьма прибыльным.

Для внедрения в жизнь сего хай-тека тоже нужно самую малость – нефтеперегонный заводик, стеклодувный заводик, мастера и деньги, деньги и опять деньги.

Деньги?

Гм, деньги. Оказывается указом Её Императорского Величества от 17 ноября 1775 года во всех губернских городах учреждены Приказы общественного призрения, получившие право приема вкладов под проценты и выдачи краткосрочных ссуд под залог недвижимости.

Правда, ключевое слово здесь для меня – краткосрочных.

Есть ещё вариант. В 1786 году на базе Петербургского и Московского заемных банков для дворянства учреждён Государственный заемный банк для выдачи долгосрочных ссуд под залог определенных видов недвижимости дворянам и городам. Этот банк организован для содействия дворянскому землевладению, «дабы всякий хозяин», как сказано было в манифесте по поводу учреждения банка, «Был в состоянии удержать свои земли, улучшить их и основать навсегда непременный доход своему дому»…

А вот рисунок пера Штиглиц рассматривал долго. Если подшипник и керосиновая лампа всё-таки, какая ни есть, но физика – теория трения качения, теория горения, то простое перо для письма понятно для любого, кто умеет писать.

Штиглиц уехал вчера. Через пару часов после его отъезда полил дождь. Хороший такой летний дождь с грозой. Захватил его, видимо, в дороге. Вряд ли он успел до Карачева доехать – двадцать пять вёрст всё-таки. Наверное в Вельяминово был в это время.

И льёт до сих пор.

Утро уже не раннее, а в комнате пасмурно, как и на улице…

На какой улице? Нет здесь никаких улиц.

Вставать не хочется.

Я отдал Штиглицу рисунки пера, подшипника и керосиновой лампы. Хотел ещё и чертёж велосипеда, но передумал – он и так на меня смотрит как на какую-то диковинку, хотя я всё время старался подчеркнуть, что все эти прожекты не мои изобретения, а плоды когда-то где-то чего-то прочитанного. Только не помню где и когда.

И ещё очень старался следить за словами. Перлы типа «не парся», «забей», «твою танковую дивизию» были бы странны. Особенно про «танковую дивизию». Я тут, было дело, сорвался на уроке со своими пацанами и выдал про танковую дивизию, потом пришлось объяснять, что имел в виду «танькину дивизию» – ну присказка у меня такая. Теперь в деревне новое ругательство, сам слышал – мужик погоняет лошадёнку и орёт: «Но, пошла, твою танькину дивизию».

Сможет ли Штиглиц претворить мои прожекты в материальное воплощение?.. Поживём – увидим. Особенных преференций я не жду. Этот хай-тек через пятьдесят-сто лет и так войдёт в обыденную жизнь, хотя сделать все эти вещи и сейчас не так сложно. Меня от оптимизма удерживает только то, что и картофель уже в мире известен, и в Россию уже давно завезён, а у меня в имении никто о нём не знает, даже Карл Иванович. Нда, каждому овощу – свой срок.

А вот насчёт долгосрочной ссуды надо подумать.

Проблема в том, что ехать надо в Петербург. Нет, можно и в Москву, но в Питере есть Дашкова, и на её протекцию можно надеяться. В Москве я просто мелкопоместный дворянин, а в Питере – я крестник директора академии…

А ты не преувеличиваешь возможности Екатерины Романовны?

Нет, не преувеличиваю – я их просто не знаю, но в любом случае, авторитет княгини выше, чем поручика, даже если это сам поручик Ржевский.

Надо вставать. Дождь, вроде бы, кончается. По крайней мере, капли под окном стали реже стучать.

Ладно, ещё минутку.

Вчера вечером, уже когда шёл дождь, опять занимался со своими пацанами. Три дня пребывания у меня Штиглица были для них выходными.

На каникулы я их не отпускал. Нет, я понимаю, что лето год кормит, что им в семьях помогать надо, тем более, что семьи их состоят в основном из бабок, в лучшем случае с дедами. Но два часа вечером погоды не сделают. Кроме того, я их кормлю. Весной, пока не начались работы, мы занимались до обеда два-три часа, пока я не уставал (или пока мне не надоедало), потом они у меня обедали – кухарка моя Матрёна (по-деревенски – Мотря) накрывала для них там же, где и занимались – в людской. Теперь, летом мы занимаемся под вечер, а потом они у меня, или вернее, у Мотри, ужинают (Мотря говорит – вечерят).