Александр Калиничев - Дилетант. Дилогия

Рядом со мной идёт Карл Иванович. Может на похороны к другому какому мужику он бы и не пошёл, но раз сам Александр Фёдорович идёт… Наверное для этого времени это картина не типична, а мне всё равно – я хороню… (что ж это опять в горле за комок), хороню своего Ангела-хранителя…

Все наши потуги с Карлом Ивановичем по поднятию колхоза в передовики сельскохозяйственного производства пока каких-либо особых преференций нам не дали.

Ну, хорошо, хорошо – мои потуги.

Нет, мельница, кстати, не так уж дорого нам (ну, или мне) обошедшаяся, работает, но… только для внутреннего потребления. Соседские помещики предпочитают возить своё зерно в Карачев. Работает и лесопилка, но опять же – для себя. Правда, это не совсем сельское хозяйство, а, скорее – переработка. Привезли мне 10 голов айрширских коров и трёх бычков, причём не из Голандии, а из Шотландии, но пока непонятно, будет ли из этого прок. Теперь Карл Иванович озабочен заготовкой кормов и постройкой тёплого коровника. Зимы-то у нас посуровее. С курами, по здравому (теперь думаю, что по здравому) рассуждению Кара Ивановича, мы решили пока погодить.

Вот картошка у меня в этом году выросла. Прислал мне Штигиц по весне три мешка. Но это только для себя. Народ здесь картошку не знает и к этим моим закидонам относится с подозрением.

Дом новый достраивается. Старый я решил под школу отдать. Да, хочу открыть школу для всех деревенских детишек. Пока будет там один преподаватель – батюшка Ануфрий. Он на это даже как-то с радостью согласился. И даже! испросил разрешение на это у своего церковного начальства. Он, оказывается, постоянно докладывает на верх.

А что ты думал, что ежемесячные, ежеквартальные и годовые отчёты это только изобретения твоего века?

Интересно, про тот анекдот, что я ему в начале нашего знакомства рассказал, он доложил?

Вряд ли. Скорее он отнёс это не к ереси, а к временному затмению из-за перенесённых страданий. В церковь я ж хожу. А как иначе?

Всё равно, надо учителя для школы искать… И платить ему надо будет… Ох, деньги, деньги, денежки…

Вот у Штиглица дела идут интереснее. Его нефтеперегонный заводик работает, керосиньчик выпускает. Заключил он договор (или как это сейчас?,.. ну, в общем, подрядился) с питерскими начальниками на поставку его для фонарного освещения. А ещё, купил землю в Курской губернии, несколько участков земли – я ему как-то писал, что там по оврагам должны быть выходы железной руды.

Вся наша процессия походит к погосту. Видна уже свежевырытая могила.

Гроб поставили на принесённые лавки. Батюшка начал читать молитву (значит так, наверное, положено – и в церкви и перед погребением).

Опять в голове крутиться и крутиться: – «Почему раба? Почему раба?»…

Вот и прошёл ты свой земной путь до конца Степан Кузьмич по деревенскому прозвищу Коренёнок… Если там что-то есть, царствие тебе небесное… Что-то опять в горле комок проглотить не могу.

Я кинул три горсти земли, отошёл, чтобы не мешать и отвернулся – не хочу смотреть, как закапывают.

Надо же, дождь кончился. Небо, как будто вместе со мной оплакивало Степана.

Мужики сделали холмик над могилой. В ноги поставили крест.

Сейчас пойдем, помянем… новопреставленного раба божьего Степана… Охо-хо. Я вчера приказал столы накрыть под навесом. Хотели вначале просто на пустыре перед баней столы сколотить, но мой личный барометр так разнылся, что понятно было – к дождю.

Бабушка рассказывала, что поместье это в её молодости принадлежала генералу Трепову. Вот не ему ли оно досталось, когда я разорился?.. Хотя нет. Сколько помню, Трепов дворянство получил где-то в 1860-х годах. Я столько не проживу.

Что ты всё ноешь? В начале, такой оптимист был – вот сейчас на раз-два колхоз поднимем, крестьян из хатёнок в терема переселим, паровоз изобретём, а до Москвы железную дорогу построим. А, как только первые трудности – разнылся. Ещё ничего не упущено. Только полгода как реально что-то делаться стало, а ты уже сопли повесил. Только в сказке репка сама большая пребольшая вырастает, да и ту тянуть надо толпой.

Вот у Крылова всё хорошо. Родители Анны, теперь уже Крыловой, а в девичестве Жемчужниковой, дали таки согласие на их брак. И вот уже месяц, как он счастливый муж. Вместе с женой, будущий великий баснописец получил и две деревеньки там же, в Брянском уезде, которые были её приданым.

Кстати, а ведь это уже отступление от моей той истории. Иван Андреевич Крылов, сколько помню, никогда женат не был!

А вот Габриэль уехал. Не смог я его удержать. Даже мои посулы о том, что мы с ним откроем заводик в Брянске, где он будет полным хозяином, его не остановили. Как компромисс, мы решили, что он всё-таки подумает, над тем, чтобы мы ему сделали новые документы. Мы – это не я и Габриэль, а я и Крылов… Нет, ну, подумать обещал, конечно, Габриэль… Когда я, прикинул резоны и рассказал суть проблемы Ивану Андреевичу, он, вопреки моим опасениям, отнёсся к авантюре поменять Габриэлю национальность, спокойно и, даже, предложил более простое решение – «посулы», как он сказал, существуют очень давно и существовать будут до тех пор, пока проблему уже нельзя будет решить с помощью денег,.. то есть всегда. В данном контексте «посулы» оказались банальной взяткой.

Люди сидят уже за столами. Батюшка ждёт только меня, что бы прочитать молитву. Надо уважить людей, уважить память Степана. Я понимаю, что это выходит за рамки их мировоззрения, но поступать по-другому не хочу. Слишком многим я обязан покойному.

Покойся с миром, Степан Кузьмич…

Я выпил три рюмки и ушёл…

А ночью мне приснился сон.

Похоронка пришла в октябре сорок второго.

Мать была дома, только подоила козу и занесла из сенец кружку с молоком. Полную литровую кружку молока. Серёжка с маленькой Зинкой сидели за столом. Таня расставляла нехитрую посуду. Тётя Нȧдюшка, жена материного брата, резала хлеб. Её скрюченные артритом руки плохо держали нож, и Таня каждый раз боялась, что она порежется.

Следом за матерью из сеней в дом вошла Наташка-почтальонша, замотанная в шаль по самые глаза. Впрочем, так она ходила всегда.

– Тётка Феня, Вам вот… – Что «вот» она не договорила. Просто молча протянула матери какую-то жёлтую бумагу.

– Мать поставила кружку на стол. И, не села, а скорее упала на табуретку.

– Что это? – Голос матери был непривычно глухим и каким-то потерянным.

– Вот. – Наташка не могла выговорить название того, что она принесла.

Серёжка выскочил из-за стола и выхватил бумагу.

– Так, так… Федосье Андреевне, – Начал читать он. – Ваш сын…

Мать завыла, упала на колени, и так на коленях воя подползла к кровати, обхватила её руками и забилась.

Заревела испуганная Зинка, заголосила Нȧдюшка. Только Таня и Серёжка растерявшись, прижавшись друг к другу, ещё до конца не понимая, что произошло, столбами стояли посреди ГОРЯ!