Александр Калиничев - Дилетант. Дилогия

– Конечно, Ваше Величество. Заранее хочу оговориться, что свои выводы я делаю на основании той информации, которая мне доступна. В основном это то, что печатают Московские и Петербургские ведомости. Кроме того, я выбираю самый худший вариант развития событий. Я считаю, что всегда надо готовиться к самому худшему варианту. – Вот мозги у дипломатов сейчас начнут закипать. – Что же касается моего прогноза относительно событий во Франции хочу заметить: случившиеся во Франции известные события – это только начало движения того снежного кома, который призван, по мнению зачинщиков, начать новую эру в истории человечества. Боюсь, что мы, да не только мы, а никто ещё не представляет масштабов трагедии, которая будет происходить в Европе следующие 20 – 30 лет. И первой жертвой этого монстра, которого они назвали révolution, станет сама Франция и руководители этой самой révolution. Révolution, – это Гидра, которая будет пожирать своих детей.

– Ждать ли войны между сторонниками и противниками Бурбонов?

– Не думаю, скорее всего полномасштабной гражданской войны там не случится… Слишком слабы сторонники Бурбонов. Но череда свержений правительств будет длиться до тех пор, пока к власти не придёт сильная личность, которая установит жёсткую диктатуру. И тогда ни Франции, ни всей Европе мало не покажется. – Ох, зря я про «мало не покажется». – А эмиграция французов, по большому счёту, уже началась. С каждым годом, по мере раскручивания моховика репрессий, эмиграционные процессы только будут усиливаться. И если сейчас из Франции уезжают, в большинстве своём, только аристократия, то через год – два, поедут и другие сословия.

– Любопытно, любопытно. А какие, по Вашему мнению, причины этой révolution? – Императрица заинтересовано рассматривала меня, как диковинку.

Я понимал, что мой ответ выбивается из общепринятых норм дворцовых докладов, да и выражения по поводу того, что «всем мало не покажется» вероятно, резануло слух, но ничего, пусть привыкают.

– Если кратко и образно, Ваше Величество, то об этом можно сказать так: верхи не смогли управлять по-новому, низы уже не могли жить по-старому. А если более развёрнуто – здесь друг на друга наложилось много факторов. Многие из них имеют глубокие исторические корни, но прежде всех, на мой взгляд, два. Первый, это глубокий экономический кризис во всех отраслях хозяйствования Франции. Второй – безволие, нерешительность и слабость верховной власти в лице и короля Людовика XVI, и его ближайшего окружения.

Екатерина переглянулась с Безбородко.

– Государыня, разрешите мне задать вопрос Александру Фёдоровичу? – Безбородко отложил салфетку, которую держал в руках.

– Что Вы, право, Александр Андреевич? К чему сии политесы? Мы ведь беседуем, задавайте, конечно.

– Благодарю Вас, Ваше величество. – Теперь Безбородко стал вертеть в руках чайную ложку. – Мне уже говорили, Александр Фёдорович, о Вашей необычной манере выражаться, и сейчас, познакомившись с Вами, я несколько… – Он замялся. – Озадачен, что ли. Но я спросить хотел о другом. Как, по вашему мнению, должны отнестись к сим событиям европейские народы?

Во как, аж народы. Дипломат, что ни говори. Мог бы сразу спросить, что надо делать России, или Европе, нет же, «народы». Когда это у народов что-либо спрашивали? Но дипломат, он и в Африке дипломат.

– Другие европейские государства, я думаю, должны готовиться к череде войн и делать для себя выводы, чтобы сие не повторилось и у них. Тем, кто ближе к Франции – готовиться воевать, кто подальше – учиться и делать выводы. Правда Европа не такая уж и большая, удалённость может быть явлением временным.

– А что же делать нам? – Это спросила уже Екатерина?

– Ваше величество, Вы, право, меня ставите в затруднительное положение. Вправе ли я давать советы самой могущественной правительнице Европы? – Вот лизнул, так лизнул.

– Не уходите от ответа, Александр Фёдорович. – Если Екатерина и повелась на мою лесть, то я этого не заметил. – Я Вас пригласила, чтобы выяснить, какими способностями Вы обладаете и как лучше их использовать в интересах государства. Считайте, что это экзамен. Так что же нам, по Вашему мнению, делать? Вернее, какой политики Россия должна придерживаться относительно Франции?

– Боюсь, что скажу совсем не те вещи, которые от меня хотели бы услышать. России надо сосредоточиться на внутренних проблемах, не вступать ни в какие коалиции, ни антифранцузские, ни про французские и делать для себя выводы из тех событий, которые сейчас будут развиваться на континенте.

Екатерина и Безбородко опять переглянулись и, мне показалось, я заметил торжествующий взгляд Александра Андреевича.

– Развиваться где? – это уже встрял Остерман.

– В Европе, Иван Андреевич. И ещё… – Я сделал паузу, как бы собираясь с мыслями. – Во всех политических конструкциях важнейшим фактором всегда было время. – Вот это я завернул! Они хоть поняли?

Несмотря на то, что я, конечно, ждал такого разговора и готовился к нему, но хорошие мысли могут приходить в голову и не только после, а иногда и во время… Мне вспомнилась когда-то прочитанная статья.

– Упрощенно управление этим фактором можно трактовать, как умение решать текущие задачи в наиболее благоприятный для их решения момент. – Но это, так сказать, в теории. На практике всё сложнее. На практике же мы должны выбирать из нескольких, зачастую взаимоисключающих решений, причём решение только одно. А вот лучшее ли оно? Поясню на примере. Карл XII в 1700 году сделал вполне логичный и формально правильный выбор. Он не стал преследовать разгромленную под Нарвой русскую армию. Август Сильный представлялся значительно более опасным противником, обладавшим соединёнными силами Речи Посполитой и курфюршества Саксония. Шведский король принял решение разгромить более сильного врага. С точки зрения военной и политической стратегии он был абсолютно прав. Более слабый, потерпевший катастрофическое поражение Император Пётр I, который только что закончил войну с Турцией, у которого, в отличие от Августа Сильного не было надежды на реальную поддержку ведущих государств континентальной Европы, был явно не опасен. – Слушают внимательно. Ох, не брякнуть бы чего-нибудь резкого… – Но гоняясь за Августом по Европе, шведский король потерял восемь лет. За это время наш Император стабилизировал страну, реформировал армию, отвоевал изрядный кусок балтийского побережья и стал опасным. Чтобы это время выиграть, Пётр поддерживал ненадёжного, многократно предававшего Августа деньгами, а затем и войсками. Победить Карла Август всё равно не смог, но шведы увязли в польских, а затем в саксонской кампании надолго. Полтавская баталия да и вся война были выиграны задолго до того, как полки сошлись на берегу Ворсклы. Они были выиграны тогда, когда Карл дал нашему Императору время, использованное последним для достижения подавляющего численного и технического превосходства над шведской армией. Император прекрасно понял значение этого подарка и сделал всё, чтобы выиграть как можно больше этого стратегического ресурса – времени. – Вроде бы на лице Безбородко читается интерес и одобрение. – Таким образом, грамотными в стратегическом смысле можно признать такие действия политиков, которые не просто дают представляемой ими стране дополнительное время, но позволяют руководить временем по собственной необходимости. Так, например, не вызывает сомнения, что в приведённом выше примере, наш Император мог добиться окончательного уничтожения шведской армии вообще без боя. Карл под Полтавой находился в стратегическом окружении. Его силы слабели, в то время, как силы блокировавших его русских войск только росли. Чем дольше продолжалось бы стояние под Полтавой, тем слабее становилась бы шведская и сильнее русская армия. Решение Петра дать сражение было обусловлено чисто психологическим моментом. Карл считался непобедимым полководцем. Если бы он не проиграл битву, то иллюзия силы шведского короля продолжала бы питать его самого, его подданных и европейские дворы. Однако с точки зрения ресурсосберегающей стратегии, война выигрывалась исключительно за счёт перехвата управления фактором времени.