Максим Макеев - Вольные стрелки [Переделанная по результатам первого опыта версия]

Опять установили Ёлку, нарядили её всякими игрушками. Под вечер началось действо. В клуб набились чуть не все, еле влезли. Детский сад давал сегодня «Колобка», школьники — «Снегурочку». После детей вышел наш хор воспитанниц. Лица красные, кокошники синие, сарафаны — зелёные, платочки в руках. Половина воспринимала хор как суровое испытание в плену, но глядя на Ладу и Брунгильду, затихали, и печально несли творческую нагрузку. Пели все, даже те кто словенского не знал, голосить протяжно на чужом языке было проще, чем говорить на нём. Спели для разогрева «В тот день когда ты мне приснился», жалостливо получилось, но красиво. Я аж захлопал. Народ посмотрел на меня — тоже повторил. Про «Всегда быть рядом не могут люди» пошла ещё лучше. «Потолок ледяной, дверь скрипучая» — так вообще классно вышло! Народ неистовствовал, требовал ещё! Закончили про «Три белых коня» — два раза на бис спели. Ушли девчонки гордые — куда только стеснительность делась! — и присоединились к нам в зале. Брунгильда их, как цыплят из-за сцены вывела и усадила толпой на лавку.

Началось шоу Держислава. Вышли мелкие с большим плакатом «Приключения иноземных пленниц в России». Минуты две постояли на сцене с ним, народ чуть потерялся — такого на представлениях ещё не было. Понеслись разговоры, которые притихли после сигнала дудки. Пафосным голосом из-за сцены в рупор начал вещать Держислав. Мол, в году восемьсот шестьдесят четвёртом суровые воины Москвы отправились по делам своим на Ладожское озеро. На сцену выплыла картонная ладья, через борт её было видно головы наших мужиков да подростков, что изображали вояк. Забавно, но руководил всем Торир! Как тянули эту конструкцию, я не знаю, ибо воины натурально махали картонными вёслами, а вождь мурманов возвышался над ними, громко командуя. Голос Держислава вещал о том, что узнали москвичи о торговле бабами, которых у родителей умыкнули, ярость обуяла воинов из-за такой несправедливости. В «лодье» на сцене натуральный митинг, народ машет картонными мечами и орёт грозно. Держислав описал, как долгими ночами ждали воины в засаде злоумышленников, как настигли их и разгромили. На сцене уже две лодки, идёт кровавый бой, за макетом пулемёта беснуется Гуннар. Сдобренная очередной порцией пафоса речь Держислава вещает о том, что баб забрали, парочку вернули к родителям, а остальных привезли в Москву. Это сопровождается представлением, и довольно крутым, надо сказать!

Вот «лодья» с москвичами ушла за сцену, на ней остались школьники, изображающие Лиса, Святослава, москвичей и… меня! Растимир играет Государя, осматривая толпу связанных в один «пучок» девочек-школьниц, что изображают наших пленниц. Те плачут, воют, кокошниками трясут и причитают. Образ пленниц, после выступления хора более чем узнаваемый, народ покатился со смеху. Воспитанницы же покраснели, узрев себя на сцене. А дальше понеслось…

Сцена в бане, всё та же толпа, обвязанная веревкой, истошно кричит, срываясь на визг. Веселина, уговорили-таки, изображает Брунгильду. Причём наряжена она не как жена Атли, а вычурно, как в мультиках жён варваров в моё время рисовали. Грудь чуть не седьмого размера, шлем с рогами, один обломан наполовину, косички рыжие из под шлема. Народ катается по полу, Брунгильда с деланным возмущением смотрит на меня, понимает, откуда ноги растут. Воспитанницы хрюкают на лавках, не в силах сдерживать смех. Ещё бы, такую грозную воспитательницу — и в таком виде преподнесли.

Следующая сцена — драка возле зеркала, с воем и прочими атрибутами. Пара «пленниц» на сцене обзавелась фингалами нарисованными, народ опять ржёт. Итог сцены — увод под «закадровый» голос всё также связанных толпой пленниц в «пещеру тёмную» — дверь барака с надписью «Институт дурных девиц». Воспитанницы ничего не понимают, читать не могут, а народ плачет от смеха. Большие часы на сцены показывают ход луны и солнца — из двери барака на сцене доносится вой по утрам и вечерам, на вой выходит Веселина в наряде Брунгильды. Заходит, вой смолкает, только выходит — опять начинается. Надпись на бараке меняется на «Институт дурных (зачеркнуто) воющих девиц». Зрители ползают по деревянному полу, смеха нет, вместо него — стон. Сил у народа больше нет.

На третий «сценический» день выходит народ на сцену «народ». Он начинает толкать идеи, под непрекращающийся вой. Кто-то достаёт пачку кляпов, кто-то предлагает бросить им «чесночную» гранату, кто-то — бежать отсюда, куда глаза глядят. Надпись над дверью меняется на «Институт дурных (зачеркнуто) воющих (зачеркнуто) девиц (зачеркнуто) завывалок, всех доставших». Опять ход солнца и луны, утро, вой, и с криком «Да вашу ж мать!» в барак двигается Лада! Только Лада — это Смеяна, у неё все как у сценической «Брунгильды», только ещё и пузо! «Лада» выводит воспитанниц. У тех — разводы на щеках нарисованы, да по ведру в руках, для слез. «Лада» с видом прапорщика Дыгало из «Девятой роты» ходит вдоль девиц и толкает речь:

— Вы все — Дуры!..

Зрители срывают сцену, аплодисменты не смолкают минут двадцать, Смеяна ждёт. Речь её срывает ещё одни овации, появляется «Брунгильда» и все уходят. Затем из-за кулис показалась колонна в кокошниках, во главе — «Лада», в конце — «Брунгильда», с гигантским бумажным топором. У Смеяны в руках знамя, на нем — надпись, дублирующая ту, что на двери, про дурных девиц. Первый проход как попало, под «Моя милая мам я тебя не ругаю, что меня ты так быстро под закон отдала». Это из фольклора тюремного, что для Святослава пел я. Обратный проход — надпись на знамени меняется на «Институт девиц», без уточняющего прилагательного. Песня другая, «Во поле берёзка стояла». Третий проход — знамя красное, посредине серп и молот в звезде, обрамленные кокошником, и уже «Институт благородных девиц» написано. Колонна останавливается, к ней присоединяются все актёры. Толпа исполняет новую песню:

Занавес. Всё, Новый год можно отменять — праздновать некому. Люди валяются на лавках и по полу, ржут как кони, причём воспитанницы — тоже. Им переводить начали надписи, зрелище стало более полным. Держислав с видом именинника выходит на сцену, тут уже даже я не выдерживаю:

— Качай его, ребята! — все хватают режиссёра и сценариста в одном лице, подбрасывают на руках, чуть не убили об потолок пацана, и выносят на улицу.