Максим Макеев - Вольные стрелки [Переделанная по результатам первого опыта версия]

— А Москва — что это означает? — спросила моя супруга.

— А я не знаю, — честно ответил я, — но город был здоровый и очень богатый.

— Корелы похоже озера да ручейки мелки называют, — подал голос Обеслав, наши пленные подростки на смеси многих языков болтали, а он с ними много времени проводил.

— А мурманы — болота да топи, — внёс свою лепту Кукша, он в скандинавском натаскался, пока науку воинскую с Гуннаром осваивал, под чутким руководством Ивара.

— Ну что, граждане. И озера с ручьями, и болота с топями, у нас присутствуют, — подытожил я, — возьмём такие названия для деревни да государства?

Народ за столом утвердительно кивнул.

— Надо ещё должности наши утвердить, а то нашивки с должностями есть, а бумаг, подтверждающих изображённое на них — нет, — я писал бланк для утверждения изменений в Конституцию, — вот тут теперь все текст прочтите и подпишитесь в правом квадратике, если согласны с решением, в левом — если нет.

По очереди в листке отметились все жители села, даже семилетний Предвой, сын Леды и Вторуши, самый младший из Игнатьевых. И в этом ничего удивительного не было — по уровню знаний и навыков, полученных как в процессе игр, так и в процессе работы в деревне, этот мелкий мог дать фору многим взрослым. Тем же торговцам на Ладоге — пацан наш бойко считал до миллиона и писал по-русски практически без ошибок. А как он с клапанами на переборке трактора управлялся — любо дорого глядеть! Потому всех и привлёк к выбору названия для города и государства.

Листок с изменениями в Конституцию, две его копии, легли в архив. Сам процесс законотворчества был зафиксирован в «Книге учёта законодательных актов», с датой, составом участников и подробным описанием причины внесения поправок. Всё это дополнит летопись Буревоя, и пройдёт через века, мы именно на это надеялись. Такое — для потомков, деда очень возмутило в своё время то, что не знают наши правнуки и праправнуки своих предков, вот и старались мы, марали бумагу. Утвердили новую версию Конституции, кстати, единогласно.

Следующее утро для наших пленных выдалось необычным. С неба лило, как из ведра, да ещё и гремело, молнии сверкали. Буревой опять увидел в том хороший признак, Перун нас поддерживал. Мы пришли в сарай кподросткам все мокрые, подсвечиваемые молниями и в сопровождении грома.

— Всем встать, — пленники вяло подчинились, прав был Обеслав, полная у них безнадёга.

Похожи ребята были на заключённых концлагеря, хотя мы их не били и кормили как на убой. Просто неопределённость замучила подростков.

— Идите за мной, — под конвоем из Кукши и Обеслава мы повели рабов в сторону бани.

Помывка у них обычно по темноте была, вечером, сейчас же было утро, и пленные чуть расшевелись, начали переживать. В бане сначала пропарили и отмыли девочек, Зоря записала все их отличительные признаки, шрамы, родинки, пятна родимые. Мы с Буревоем сделали тоже самое с пацанами. Выдали чистое нательное белье, повели на медосмотр. Я боялся, что даны девчушке занесли каких инфекций, но вроде обошлось, барышни наши это подтвердили. Осмотр, опрос — чем хворали в детстве, ломали ли руки ноги, что болит сейчас. Зубы осмотрели, волосы на вшей проверили, пальца пересчитали — вроде все в порядке, здоровы наши пленные.

— Теперь одевайтесь, — комплекты камуфляжа мы им заранее приготовили, — и идите за мной.

В актовом зале было все село. Я сидел за столом, накрытым нарядной тряпкой, у меня была стопка паспортов, за книгой Актов сидел Буревой. Начался опрос, мы писали их биографию для личного дела. Процесс затянулся, но вот, наконец, последний пленник поставил отпечаток пальца на листве с описанием их жизни, под надписью «С моих слов записано верно». Игнатьевы откровенно скучали, рабы же были в недоумении.

— Сегодня вы начнёте новую жизнь. Вы станете гражданами России. Это не только позволит вам не сидеть больше в сарае, но и даст возможность стать вольными людьми. Это записано в наших Конституции и Законах. Пока вы являетесь зависимыми гражданами, о чем есть запись в документах, — я положил руку на их паспорта, — пока воли своей вы не имеете, содержать себя не можете, поэтому к каждому из вас прикреплён куратор. Об этом тоже тут написано. Если хотите жить как вольные люди — должны вы выполнить все требования Законов и кураторов. Вот в этом направлении и приложите свои силы. Имена ваши пусть останутся, однако мы их на свой манер будем говорить. Род вы свой потеряли, не ваша в том вина, но родовое имя быть у каждого должно, как и отчество, имя отца. Родовые имена, фамилии, мы вам сами придумали. Отчества по нашим именам определили, отцов ваших нет уже, привыкайте. Подходите по одному, кого вызывать буду, и ставьте отпечаток в «Книге Актов» и в документах.

Наверно, пленные ожидали все что угодно, но только не такой непонятный процесс. Вон, стоят, по сторонам зыркают, слов многих понять не могут, жмутся друг к другу, боязно корелам.

— Юхо! Теперь для нас ты Юрий, родовое имя — Рыбаков, отчество — Кукшевич, Кукша твой Куратор, — пацан недовольно посмотрел на нашего вояку, и подошёл к столу.

— Веса! Ты теперь Вера Буревоевна Лодкина! Куратор — Веселина! — фамилии мы им по их рыбацкому прошлому почти всем подобрали.

Подход, погружение пальца в сажу, отпечаток в» Книге Актов», в паспорте, возврат в строй.

— Сату! Сати Обеславовна Озерова! Куратор — Агна!

— Роха! Роза Добрушевна Крючкова! Куратор — Зоряна!

— Туули! Анатолий Власович Рыбкин! Куратор — Буревой!

— Лахья! Лада Сергеевна Кузнечикова, твой куратор Леда!..

Дружный смех разрядил обстановку. Пленные засмущались, покраснели, особенно Лада. Вон, прильнула в Юрке своему, любовнички, блин, малолетние.

— Жить пока будете под нашим присмотром, дом мы вам выделим. Бежать даже не думайте, тут на много дней пути никого. Присматривайтесь, обживайтесь, завтра у вас тяжёлый день — начало занятий и трудов на благо всего государства.

— Каких занятий? — Юра, самый старший, посмел задать вопрос.

— Школа у вас завтра начнётся. Чтобы свободнее стать — надо научиться читать и писать. А иначе так и будете почти рабами. Это у нас так в Конституции написано. Вы ж даже прочитать не сможете, что делать надо, чтобы свободу заработать.

Ребята недоуменно перешёптывались.

— Кураторы! Отведите их в дом, объясните, как чем там пользоваться. Да Конституцию и Кодексы выдайте, пусть перед глазами будут, какстимул.

Бедолаги корелыв полной прострации отправились, сжимая в руках паспорта, в специально оборудованный дом. Мы в их жилище заколотили двери запасные, ходы на чердак, решётки на окна поставили. Сам дом разделен на две независимые комнаты, для мальчиков и девочек, входы разные в эти помещения. На мальчиков, Юрку и Толика, ложится обязанность поддерживать санитарное состояние, выносить ведра из туалета и пополнять запасы воды. На девочек — уборка и правка одёжки и постельного белья. До зимы разберёмся с отоплением — или им доверим, или сами будем поддерживать огонь. Приготовление пищи, стирка, сушка — это всё в общем доме будет, отдельным образом организовано. Благо, бытовая техника на паровой тяге работает исправно. Пока мы им доверять до конца не можем, каждый вечер будемвсех сажать под замок, и дежурного на охрану поставим. Так им и разъяснили, ещё раз повторив, что бежать особо тут некуда. До вечера объясняли правила их новой жизни, учили пользоваться шкафами да светильниками, туалетом и окнами. Всё это сопровождалась даже не угрозами, предупреждениями о том, что любой ущерб, нанесённый жилью будет взыскан дополнительной работой и приведёт к отсрочке в получении свободы. Хотя пугать особо не пришлось — ребята выпученными глазами пялились на окна, кровати двухэтажные, шкафы с постельным бельём и одеждой. Только при виде решёток на окнах тоска во взгляде проступала, а так — сплошное удивление.