Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея. Кн. 2. Крабат

— От подножия Эйгера — к Мёнху и Юнгфрау, Сердце Альп, моря льда!..

Андреас поморщился. Хуже, чем на рождественской ярмарке! Будь он Эйгером, точно бы насмерть обиделся.

Рядом, у левого плеча, безнадежно молчал Курц. Зато шумно было справа, где пристроились итальянцы. Густой бас Чезаре легко заглушал потуги местных гидов. Джакомо все же умудрялся вставлять свое, но только когда приятель умолкал. К своему изумлению, Андреас сообразил, что соседи вовсю поминают его длинную, не слишком удобную в произношении фамилию.

— Per Hintershtoyser. Per Hintershtoyser, ti dico! Sei un coglione, non sai chi e?

Он хотел уточнить причину, но не успел. В плечо ударилось чтото тяжелое.

— Binocolo! — веско пояснил Чезаре.

Андреас перехватил помянутое, повертел в руках. Действительно бинокль. Армейский.

— Тебе нужнее, — добавил Джакомо.

Хинтерштойсер решил не спорить. Настроил по глазам. Куда смотрим? На гидов-крикунов? На первый этаж? На второй?

Туда!

Холл, что за стеклянной дверью, построен не вровень со стеной, а уступом, большим ровным квадратом. Прямо над входом в отель — каменный парапет, словно заборчик на кладбище. За ним — цветные зонтики, столики, легкие деревянные стулья. Вдоль парапета — несколько подзорных труб на железных треногах оптикой на Эйгер. Ночью там танцуют, если погода разрешит, днем же — смотровая площадка. Северная стена словно гигантский киноэкран: наводи, лови в окуляр, переживай, делай ставки, пока занавес-туман не опустится.

Итак, зонтики, трубы, стулья... Люди, причем много, и почему-то все мужчины. Присмотревшись, Хинтерштойсер уточнил: мужчины в штатском. Но выправку не спрячешь, как и повязки со свастикой на рукавах. Впрочем, есть и женщина, одна, зато с киноаппаратом. Белая длинная юбка, пиджак нараспашку, тоже белый. Знакомая? Очень даже знакомая.

Итак, соотечественники пожаловали...

— Ты не видел вчера Ингрид? — вопросил каменный голос слева. — Ближе к вечеру?

Все забывший Андреас недоуменно моргнул.

— Понятия не имею. Может, в баре была?

А на смотровой площадке... Забегали, засуетились, тетка с киноаппаратом голос обозначила, отгоняя тех, кто в кадр без спросу влез.

— Сейчас! Сейчас! Как появятся, приветствуем. По команде, по команде!..

А это уже сзади, на родном немецком с мягким австрийским акцентом.

Вилли Ангерер!

Переспрашивать Хинтерштойсер не стал. И так ясно: эскадрилья прикрытия «Эйгер» идет на посадку. Народ в восторге, бурные аплодисменты переходят в авиацию... То есть в овацию...

Есть!

Вначале он увидел что-то темное, потом — серебристое и лишь пристроив бинокль поудобнее, оценил все разом.

...Мундиры черные, пуговицы в серебре, лацканы в белой окантовке, воротники тоже в серебре, над левым карманом знакомая эмблема с рунами. Брюки черные, рубашки белые. Фуражки с высокой тульей, смешные ножики-кортики при ремне.

Блондины — оба.

В лица Андреас всматриваться не стал, не захотелось.

...Прошлись, перед кинокамерой постояли, обозначив стать, и, наконец, соизволили пожаловать к парапету. На братьев-скалолазов смотреть не стали, взгляды ударили выше.

Эйгер!

— Приготовились! — предупредил австрийский акцент.

Блондины замерли, словно в парадном строю. Миг — и правые руки рассекли воздух, грозя белой вершине.

— Зиг!.. — не своим голосом возопил Ангерер.

— ...хайль! Зиг хайль!

Хинтерштойсер мысленно поблагодарил братьев-итальянцев за бинокль. Рад бы чувства выразить, да руки заняты. Покосился налево. Тони Курц стоял прямо, а вот смотрел куда-то в сторону. Ладони тоже при деле, каждая в кармане.

— ...Зиг хайль!!!

Блондины услыхали и одобрили, даже соизволили кивнуть. Тетка с киноаппаратом свесилась вниз, грозя выпасть наружу.

— Еще раз! — чужим, даже акцент пропал, голосом рявкнул Ангерер.

— Зиг хайль! Зиг хайль!..

— Scheisskerl! — эхом донеслось откуда-то сзади. И чтобы никто в сомнение не впал, эхо поспешило уточнить:

— Гитлер — scheisskerl!

Хинтерштойсер почувствовал знакомый глубинный скрежет. Это смеялся Огр.

— Гитлер — scheisskerl! Нацисты — сволочи! Дахау! Дахау! Дахау!..

Курц разлепил каменные губы:

— Пошли отсюда!

Сзади уже дрались.

10

— А что вас так удивляет, Марек?

Лекс (уже не мистер Мото!) извлек из кармана пиджака пачку сигарет, но, покосившись на Герду, открывать не стал, положив на скатерть.

— Политикой я никогда не занимался. Обычное частное предпринимательство, business. Китайские эскапады мне уже не под силу. Возраст, увы! Подрабатываю консультантом. Отыскал самое тихое место в Европе... Но кто же его знал?

Марек Шадов, как раз допивавший кофе, понимающе кивнул. О подобном работодатель любил рассуждать и в Шанхае. Зачем, поди догадайся. Не иначе, тренировался на подчиненном. Наивный взгляд, убедительная речь...

Ресторан был практически пуст. Постояльцы предпочитали заказывать завтрак прямо в номер. Марек и сам был не прочь, но... Хорошо, что на столике обнаружилось отдельное детское меню.

Лекс составил компанию. Герда, оценив ситуацию, ела молча и даже не вредничала, когда подали манную кашу.

— Плохо то, что скоро мне придется уехать на пару дней. Попались весьма трудные клиенты. Поэтому вашей проблемой займемся прямо сейчас. Делим ее на две части: то, что вы рассказать можете, имеете право, — и на остальное.

Легкий стук — ложка легла на край тарелки. Манной каше пришел конец.

— Потом закажешь мне ривеллу, — девочка встала, оглянулась.

— Там рояль, попрошу, чтобы открыли.

Лекс проводил ее взглядом, сжал губы.

— Марек... Только честно. Вы меня не проклинаете? С моей стороны — чистое хулиганство, но когда-то я сам оказался в весьма сходных обстоятельствах...

Девочка была уже возле рояля. Поспешивший подойти официант застыл вопросительным знаком.

— Это — вторая часть проблемы, — ответил бывший Желтый Сандал. — Та, которая «остальное».

***

...ЕЕ платье было странного цвета. Не коричневое, не желтое... Нужное слово ускользало, секунды текли, малиновый занавес был готов вот-вот раздаться в стороны, а Марек Шадов все пытался вспомнить.

Беж!

И сразу наступила полная ясность. Работодатель отбыл, но осталась работа. В пакете наверняка шкатулочка с письмом на дорогой хрустящей бумаге, обычай шанхайских Триад. Он мельком пожалел, что не услышит Джека Картера. Придется уйти, не сидеть же рядом с НЕЙ после всего! То есть после того, чего и не было. Не случилось...

Слабак! Трус! Хвастун!..

— Добрый вечер, госпожа Веспер!

Бумагу снял, слегка при этом удивившись. Шкатулка показалась неправильной, в такой письма не хранят. Впрочем, какая разница? Отдать — и...

...ОНА смотрела куда-то в сторону.

Всё? Ах да, надо еще убедиться, что нет ошибки. Как? Да просто взглянуть, что внутри. Вдруг там не письмо, а...