Александр Михайловский - В закоулках Мироздания

Надо было скорее уйти из этого места, но капитан Серегин медлил, увлекшись тем делом, которое раньше называлось грабежом награбленного. Наверное, одним из его предков все же был хомяк или хохол, что, собственно, одно и то же. Мне импонировали хозяйственность и предусмотрительность нашего командира, он поступал так, как считал нужным, но мне казалось не совсем правильным потрошить сумки побежденных и забирать себе то, что было отобрано у людей.

Итак, лошади и походный обоз тевтонов перешли в нашу собственность «по праву победителей», однако данная формулировка вызывала у меня внутренний протест, и я про себя выражалась по-другому – не по праву победителей, а просто потому, что нам это пригодится. Капитан пробормотал еще что-то насчет того, что, мол, жаль, нет походной кухни. Вот это, пожалуй, действительно было жаль, потому что орава наша сильно увеличилась количественно, ведь капитан свято исповедовал принцип – «ты ответственен за тех, кого спас». Кроме того, после подсчета трофеев, оставшихся от тевтонов, капитан и его помощники всерьез озаботились тем, чтобы прихватить с собой и кое-что из выморочного имущества, уже ненужного мертвым жителям поселка.

– Птица, – сказал он мне на бегу, как говорится, не снимая лыж, – назначаю вас своим заместителем по связям с местным населением. С ними требуется вступить в контакт, обогреть, накормить и успокоить, а насчет того, как их приспособить к делу, я чуть позже дам дополнительные распоряжения.

Сказал и снова исчез, оставив меня в растерянности. Ну не умею я так, не знаю ни их языка, ни традиций, ни того, что их радует и печалит. Как быть начальником над теми, кого не понимаешь, и вообще, не люблю я эту командную систему. Но, раз надо, значит надо. Анна Струмилина еще никогда в жизни не отказывалась от общественных поручений.

Но в первую очередь мне надо было успокоить девчонок. Я отвела их к уцелевшей белой стене, вдоль которой беззаботно росли какие-то мелкие цветы вроде маргариток, высаженные ради красоты чьей-то заботливой рукой. Ася была бледна и глядела исподлобья расширенными глазами, в которых застыл ужас. Янка же то и дело вздрагивала и всхлипывала, судорожно сжимая мою руку. Я всерьез опасалась за их психику. Я беспомощно взглянула на Антона, интуитивно ища в нем поддержки, но тому, похоже, самому требовалась психологическая помощь – он, казалось, вот-вот упадет в обморок, настолько он был бледен, аж до зеленоватого оттенка, а глаза его блуждали как в припадке безумия. Видя все это, я в очередной раз возблагодарила Всевышнего за то, что наградил меня достаточно крепкими нервами и устойчивой психикой, и даже как-то некстати вспомнилось, что мама и многие подруги советовали мне идти в медицинский, удивляясь моему хладнокровию в некоторых ситуациях.

Но что делать с девчонками, я не знала. Они почти не реагировали на мои слова, когда я пыталась их расшевелить. Да уж, теперь это весь этот ужас еще долго будет стоять перед их глазами, и это при том, что они не очень-то и смотрели по сторонам во время нашего шествия по поселку, уткнувшись лицами мне в подмышки.

И тут передо мной возник Димка. На меня и раньше-то, еще в детском лагере, присутствие этого мальчика всегда действовало умиротворяюще в силу его спокойствия, неспешности и рассудительности. И теперь, когда он в такой момент появился – вихрастый, ясноглазый и серьезный – я почувствовала в нем того, кто способен мне помочь. Митя тоже был здесь, рядом – он сидел рядом с Асей и что-то ей тихо и сочувственно говорил.

– Анна Сергеевна… – сказал Димка, глядя на меня своими добрыми серыми глазами и, как обычно он это делал в ответственные моменты, потирая переносицу, – я мог бы попробовать успокоить Яну и Асю.

– Ну попробуй… – с надеждой пробормотала я.

Он присел на корточки перед девочками. Затем, неслышно шепча какие-то слова, он провел рукой по лицу сначала одной, потом другой. И тут же произошла разительная перемена. Девчонки успокоились. Нормальный цвет вернулся на их лица. Конечно, они выглядели все еще немного подавленными, но следы психологического потрясения явно уменьшились.

Я благодарно кивнула Димке. Вот и открылась еще одна грань его сверхспособностей… Но теперь мне надо было думать о поручении командира, что повергало меня в полное замешательство.

– Анна Сергеевна, – прикоснулся к моей руке Димка, – вы, пожалуйста, не бойтесь. Я вижу, что все будет хорошо. Вы обязательно справитесь.

– Да, Дима, – ответила я, даже не удивившись, каким образом ему удалось прочитать мои мысли, – раз ты так говоришь, то все и в самом деле будет хорошо. Но теперь скажи мне, как мне с этими людьми разговаривать, ведь я не знаю их языка?

– Ерунда, Анна Сергеевна, – отмахнулся Димка, – я не думаю, что это будет большой проблемой. Пойдемте…

Ну что ж, вот и настал ответственный момент… Будь что будет – решила я, не имея, правда, ни малейшего понятия, как может помочь мне Димка. Мы оставили Митю с девочками, а сами направились к группе местных, что стояли поодаль, сбившись в кучку. Там были примерно полтора десятка подростков обоего пола и еще примерно с десяток молодых женщин. В их глазах стояли страх и обреченность. Конечно, ведь они не знали, чего им ожидать от нас, оказавшихся еще могущественней той грозной силы, что сломила их, и теперь боялись попасть из огня да в полымя.

Я внимательно посмотрела на этих людей – в меру смуглые, черноволосые с правильными и по большей части красивыми лицами средиземноморского типа, они были одеты в простые прямые одежды из отбеленного полотна, характерные для теплого субтропического климата. Чем-то мне их одеяния напомнили картинки из истории античности. То есть, их одежды явно были похожими на античные, до того как их грубо порвали и измяли. Сердце заходилось у меня от жалости и сочувствия, когда я смотрела на этих несчастных и испуганных людей. Когда мы подошли, они притихли и смотрели на нас с настороженностью и мольбой, отчего к моему горлу подкатил комок. Мне хотелось утешить их и приободрить, сказать, что им нечего теперь бояться, что мы защитим их и не дадим в обиду. Да, «мы» – за последние три дня я приучилась полностью отождествлять себя со спецназовцами, которые были значительно чище и честнее моих городских знакомых, не говоря уже о насквозь прогнившем, пропитанном воровством, коррупцией и лизоблюдством, лагерном начальстве.

И сейчас мной овладело состояние спокойствия и уверенности – я уже не задумывалась, что сказать этим обитателям растерзанного поселка, стоящим передо мной, и поймут ли они меня.

– Я приветствую вас, уважаемые жители этого селения, – произнесла я, подняв обе руки и раскрыв ладони в знак того, что у меня нет против них дурных намерений, – не бойтесь, мы не причиним вам зла. Мы уничтожили ваших врагов, и готовы помочь вам всем, чем только можно. Я знаю, что вам пришлось перенести жестокие страдания и сочувствую вам от всего сердца. Мы пришли сюда не для того, чтобы убивать и сеять вражду. Мы пришли к вам с миром и хотим, чтобы вы доверились нам. Теперь, когда ваши мучители убиты, вам больше ничего не угрожает и я прошу вас успокоиться и поговорить со мной.