Александр Михайловский - В закоулках Мироздания

Слова, идущие из самой глубины моей души, возникали сами собой и лились навстречу этим людям. И пусть они не понимали мою речь, но я знала, что искренность и то выражение, с которым я их произносила, действуют на них положительно. Глаза их уже не выражали той затравленности, что была в них прежде, они внимательно слушали мою речь, хотя она пока и была для них всего лишь набором звуков.

К тому же я остро осознавала важность возложенной на меня миссии. Ведь это первый вербальный контакт с простыми обитателями этого мира! Именно контакт, а не военное столкновение, когда только сила, ловкость и изощренность ума решает, кто выживет, а кто удобрит собою землю. Возможно, капитан Серегин вполне намеренно дал мне это поручение, потому что, в отличие от его людей, даже Ники, я не производила на местных столь пугающего впечатления. Может, я ошибаюсь, но сейчас в обращенных на меня взглядах по большей части читалась надежда.

Но все же эти люди меня не понимали. Я уж было подумала, не пустить ли в ход жестикуляцию, как вдруг Димка сделал шаг вперед и, встав впереди меня, лицом к этим людям, заговорил на незнакомом мне языке! Я изумленно слушала, как бегло он шпарит, даже не запинаясь, да так выразительно, что меня пробрало до мурашек, причем я понимала, что он переводит им мои же слова. Справившись с удивлением – да уж, в мире, где чудеса и странности на каждом шагу, этому быстро учишься – я, вслушавшись, поняла, что это вполне реальный язык, а еще секундой позже до меня дошло, что это латынь. Грубая, деревенская, возможно испорченная временем, но определенно латынь. У меня очень тонкий фонетический слух, и мне легко даются языки, а с латынью я была немного знакома, в силу своей любознательности, по цитатам и изречениям, ну и по телевизору доводилось слышать, как звучат католические молитвы. Дальше этого, правда, мое знакомство с латынью не простиралось, поэтому сей мертвый в нашем мире язык был для меня чужой, в отличие от английского и немецкого, которые я изучила самостоятельно, чисто ради самоутверждения, потратив по году на каждый.

Теперь общение пошло как по маслу. С облегчением я отметила, что эти люди стали постепенно успокаиваться. Они тихо переговаривались между собой, и выражение настороженности на их лицах стало сменяться признательностью, а в глазах юношей промелькивало любопытство, смешанное с благоговением.

Ну вот, по крайней мере, три из четырех пунктов я выполнила. Вошла в контакт, обогрела теплом своей души и успокоила. Димка, конечно, тоже мне здорово помог. А то пришлось бы, чего доброго, пантомиму изображать, пытаясь объясниться – ну да ничего, изобразила бы, в лагере я очень хорошо развила свои артистические способности. Однако, сдается мне, что кривляющийся контактер, не знающий языка, не произвел бы должного впечатления, а вот общаться через переводчика – это уже совсем иной, так сказать, уровень.

Теперь мне осталось выполнить только четвертый пункт задания капитана Серегина и накормить нас и этих людей. Я спросила у немного пришедших в себя местных, можно ли найти здесь какой-нибудь большой котел или что-то вроде того. Немного посовещавшись, женщины через Димку ответили мне, что нужная вещь должна быть в доме старейшины, напротив которого мы сейчас и стоим. Один из мальчиков, которого звали Аякс, оказался его внуком и сказал, что, поскольку тевтоны устроили в их доме свой штаб, то наверняка там есть не только большой праздничный бронзовый котел, который могли ворочать лишь четверо здоровых мужчин, но и кое-что из прочей посуды.

Я тяжело вздохнула – никто из стоящих передо мной мальчиков четырнадцати-пятнадцати лет от роду явно не тянул на взрослых и здоровых мужчин, а это значило, что для перетаскивание казана на место готовки придется обращаться за помощью к спецназовцам. Не то чтобы я думала, что они мне не помогут, наоборот, была уверена в обратном, но как-то неудобно с просьб и жалоб начинать выполнение первого же поручения нашего грозного капитана. Но как оказалось, волновалась я напрасно. По моей просьбе, переданной через Димку, Аякс молнией метнулся в дом и почти тут же выскочил обратно, возбужденно вопя. Оказалось, ничего и никуда не надо тащить. Обо всем позаботились ныне покойные тевтоны – они вытащили казан во внутренний дворик и запасли топливо. Правда, на дрова эти варвары пустили росшие в том же дворике вишневые и персиковые деревья, но что взять с потомков фашистов, которым по какой-то случайности удалось захватить власть в этом мире.

Обратившись к женщинам постарше, я попросила их сварить человек на сорок чего-нибудь густого, например, супа с овощами, крупой и мясом, и они понимающе и с готовностью мне закивали. Невольно вспомнился свинозавр – вот бы его сейчас сюда его – хватило бы на всех. Или хотя бы того барсука, подстреленного Никой… Но, как оказалось, зря мне вспомнились наши дикарские деликатесы. Аякс сказал, что тевтоны уже успели заколоть для себя нескольких баранов и быка, а мяса успели пожарить совсем немного.

Едва я вскользь подумала о Нике, как та тут же объявилась в поле зрения. Она неспешно пересекала площадь, перекинув свой карамультук через сгиб локтя – немного вальяжная, как тигрица после удачной охоты. Было видно, что после боя она находится в превосходнейшем настроении и готова отмочить одну из своих любимых шуточек, острых, но вполне беззлобных. Реакция местных на ее явление была странной и непредсказуемой – едва только они узрели ее смеющееся лицо, как вдруг все дружно рухнули ниц прямо в пыль и, вытянув к ней руки, о чем-то отчаянно заголосили. Я прям оторопела – можно было подумать, что они отчаянно просят кого то могущественного не гневаться и пощадить их самих и их родню.

Ника была шокирована и возмущена. Уперев руки в боки, она посмотрела на меня и спросила:

– Что это значит, Птица? Не успела я открыть рот, как эти люди падают на землю и просят меня о чем-то, будто я идол какой-то. Они что, все сумасшедшие?

– Нет, Ника, – ответила я, – но мне кажется, что они действительно воспринимают тебя как могущественную персону, которая может уничтожить их одним движением пальца, и молят тебя этого не делать.

– Ага, – подтвердил Димка, – Анна Сергеевна права, так они выражают свое почтение к тебе.

– Ну ладно, Колдун, – кивнула смущенная Ника, – если они тебя понимают, то скажи им, чтобы поднимались на ноги. Я не очень-то люблю такие знаки внимания, и могу случайно разгневаться. Скажи, что если они хотят сделать мне приятное, то пусть стоят прямо и говорят только правду.

В ответ Димка кивнул и произнес несколько слов на латыни, после которых коленопреклонная толпа начала нехотя подниматься на ноги и отряхиваться.