Александр Михайловский - В закоулках Мироздания

Подумав об этом, я тут же связался по портативной рации с отцом Александром и высказал ему эти свои соображения.

– Знаю, – коротко ответил тот, – злом от этих тевтонов разит, как от падали. Но ты не беспокойся, командир, мы наготове – оформим адептов Тойфеля в лучшем виде, за нами не заржавеет…

– Кто это мы, – как-то невпопад спросил я, – ты и твой шеф?

– Я, и отрок Димитрий, – коротким смешком ответила рация, – для шефа задача по уничтожению нескольких не самых сильных черных магов кажется мелковатой…

– А это не опасно для мальчика? – забеспокоился я, – ведь Колдун еще совсем ребенок и стоило бы держать его подальше от всех этих грязных игр взрослых мужчин.

– Удержишь ты его, как же – с его-то силой, – хмыкнул отец Александр, – и вообще, в чем-то, благодаря своей силе, он будет даже повзрослее нас с тобой. Ты не беспокойся, я прослежу, чтобы мальчик находился в полной безопасности – разумеется, настолько, насколько это возможно.

– Ну, – сказал я, – я на тебя надеюсь. Будьте там наготове, кажется, осталось еще совсем немного – и прольется чья-то кровь.

– Чувствую, – ответил мне отец Александр, – зло, сгущающееся вокруг нас, стало уже почти ощутимым. До связи, командир!

– До связи, честный отче, – сказал я и отключил канал.

Дело действительно двигалось к развязке семимильными шагами, ибо авангард тевтонской колонны дошел уже до того места, откуда можно было увидеть наши импровизированные укрепления и часть лагеря за ними. Атмосфера зла сгустилась почти до осязаемой плотности, по ушам ударил почти неслышимый ультразвуковой визг и эскадрон, двигавшийся первым, неожиданно сорвался в галоп на узкой тропе. При этом я как-то машинально отметил, что такая реакция обычно свойственна не людям, а хищному зверю, который неожиданно увидел добычу. Не зря же сущность, которой поклоняются тевтоны, еще называют Зверем.

Увлекаемая сатанинской силой, черно-серая волна людей и животных с грохотом покатилась по узкой тропе, сталкивая ослабевших в колючие кусты и обдирая их бока о скальные стены каньона. Было видно, что для этой скачки взмыленные кони собирают последние остатки сил, и стоит им остановиться, то они тут же упадут замертво. Но злая магия продолжала толкать их вперед, пусть даже и ценой собственной жизни. Пять ударов сердца, десять, пятнадцать… Конная лавина добралась до замаскированной сети и растянутых веревок и начала громоздиться в узком проходе валом из конских и человеческих тел, по которым короткими очередями кинжальным огнем ударил пулемет. Десять-пятнадцать ударов сердца – и как такового эскадрона уже не было. В наличии имелась лишь куча шевелящихся конских и человеческих тел, отчасти еще живых, отчасти уже умерших. Но злая магия продолжала действовать. Поэтому те тевтоны, кому повезло выбраться живыми из этой свалки, вскакивали на ноги и, схватив первое попавшееся оружие, а зачастую и с голыми руками, бежали к своей цели с явным желанием вцепиться в горло и растерзать – и падали под пулями спецназа. Но их было много, очень много, для всего лишь нескольких стрелков.

И тут все вдруг закончилось… Вокруг все заволокло уже знакомое нам бело-голубое сияние, сверкнула молния, ударил гром – и впереди, там где находился главарь тевтонов со своим штабом, в небо взвилось грибовидное облако из пыли и дыма, очень похожее на миниатюрный ядерный взрыв. Почти одновременно с этим пришло ощущение, что зло, толкавшее вперед полумертвых безумцев, иссякло и теперь те, кто выжил, бежали уже не вперед, а назад, под прикрытие спасавшего от пуль скального выступа. Когда пыль и дым на месте попадания молнии рассеялись, то стало видно, что вожака в бордовом плаще больше нет, как и большей части его подхалимов и лизоблюдов, которых вместе с лошадьми разбросало с стороны и размазало по стенкам ущелья, словно после попадания шестидюймового гаубичного снаряда.

Первый раунд был выигран. Но только первый, ибо я чувствовал, что пока будет жив хотя бы один тевтон, они от нас не отстанут и будут стремиться любой ценой выполнить приказ своего повелителя.

Атака возобновилась минут пятнадцать спустя, когда тевтонские кавалеристы спешились и перегруппировались. Одни, как камикадзе, под прикрытием небольшой группы стрелков вооруженных легкими рычажными арбалетами полезли в проход под выстрелы разгребать завал из конских и человеческих тел и резать веревки и сети, чтобы попробовать открыть путь еще одной конной атаке. Другие же начали карабкаться вверх по скалам, пытаясь забраться на нависающие над ущельем карнизы, и таким образом обыграть нас по вертикали.

Шанс у них еще был, хоть и небольшой. Даже после потери почти трети личного состава, против девяти бойцов включая меня, в строю у противника оставалось еще около двух сотен головорезов, пусть и вооруженных только холодным оружием. Правда, легкие рычажные арбалеты не особо смогли помочь спешенным тевтонским кавалеристам – в основном из-за плохой настильности траекторий полета своих болтов. Максимальная прицельная дальность их стрельбы составляла не более пятидесяти метров, а на большей дистанции вражеским стрелкам приходилось стрелять навесным огнем, по методу «на деревню дедушке», что почти бесполезно против замаскировавшихся бойцов, использующих огнестрельное оружие и рассыпной строй. Вторым недостатком этого девайса было то, что стрелкам приходилось вставать в полный рост для того, чтобы при перезарядке упереться ногой в «стремя» и взвести тетиву. Обычно в этот момент их и настигала пуля, выпущенная из «Вала», отправляя мерзавца прямо в объятия его Темного Господина.

Так что особо разгуляться мы им не дали. Ребята внизу прореживали арбалетчиков, как самых опасных. В это время мы с Коброй, используя свои господствующие над проходом позиции на скальных карнизах, в первую очередь занялись теми супостатами, которые пытались карабкаться вверх по склонам ущелья. Специальной экипировки у них с собой не было. Ну, не считать же таковой кавалерийские арканы и подкованные металлом сапоги со шпорами, которые при скалолазании больше мешали, чем помогали. Одно небольшое ранение в руку или ногу, или даже неловкое движение, и тевтонский солдат с воплем летит на острые камни. Вот если были бы против нас специально подготовленные альпийские егеря, так было бы совсем другое дело. Но я откуда-то знал, что таких частей у тевтонов нет, ибо в местных горах воевать не с кем и не за что. С другой стороны, застигни они нас на равнине, где нас можно было бы окружить и навалиться со всех сторон – и результат боя тоже вышел бы совсем иным, не в нашу пользу. А так, хлопцы – шо маемо, то маемо. Грех жаловаться.

К тому же все вокруг в ущелье заволокла чуть сияющая и переливающаяся искрами дымка, как бы прямая противоположность той серой пелены, которую совсем недавно на нас пытались наслать тевтонские маги. Вражеские солдаты, попавшие в это сияние делались вялыми, сонными и малоподвижными, а у меня и моих парней словно прибавилось сил. Будто мы и не шли полдня а потом в лихорадочном темпе оборудовали позиции. Кроме того, обострились все органы чувств: слух, зрение, обоняние и осязание, а еще то шестое чувство, которое называется предвидением или интуицией. Кажется, японцы называют такое состояние «саттори», и считают, что все решения, принятые под его влиянием, всегда бывают верными. Но нам сейчас не надо принимать никаких решений – а надо, чтобы как можно скорее подохла вся та мерзость, что, невзирая на потери, лезла на наши позиции.