Борис Батыршин - Внеклассная работа

– Да, любопытно… – задумчиво протянул Сёмка, возвращая гаджет. – Интересно, её дневник сохранился до наших дней? Ну то есть мы, там, у нас, могли бы найти и прочитать, что потом будет с Галиной?

Он осёкся, увидав, как Светкины глаза наполнились слезами. Девочка нервически мяла в пальцах платок.

– Сём… – голос её предательски дрожал. – А ты правда веришь, что мы сможем вернуться? А то уже целый день ищем эту проклятую дверь, и всё напрасно…

– Конечно, сможем! – преувеличенно бодро заявил Сёмка, хотя совсем не испытывал такой уверенности. Неважно – сейчас главное, чтобы Светка поверила.

– Куда мы денемся? Ключ-то у нас. А раз есть ключ, значит, и дверь должна найтись.

– Должна, да… – вздохнула девочка. С дрожью в голосе она кое-как справилась и теперь украдкой вытирала глаза уголком салфетки. – А вдруг не найдётся? Мы ведь не знаем, как она должна выглядеть! Да, в школе дверь была, но здесь, на этой стороне, мы с тобой вышли прямо на набережную – как на той фотографии!

Сёмка резко выпрямился на стуле. Дыхание перехватило от внезапной мысли.

– Повтори, что ты сказала!

– Что? Я говорю, может, и двери-то никакой не будет, просто место, куда надо шагнуть. Круг на земле или…

– Нет, это потом. Что ты сказала про фотографию?

– Набережная, на которой мы оказались, она и была на фотографии – на постере, в коридоре, возле кабинета истории, – ответила Светка. – Ты что, не помнишь? Дверь как раз возле этого постера и появилась!

– Точно! – Сёмка хлопнул себя по лбу, да так звонко, что барышня, сидевшая через два столика от них, вздрогнула и оглянулась на шумных соседей. – То-то я сразу, когда мы там оказались, подумал – где-то я это уже видел! Оказывается, на том самом постере и видел – на старой фотографии!

– И что? – непонимающе уставилась на него девочка. – Ну видел и видел – какая разница?

– А такая! – Сёмка разозлился на бестолковую собеседницу. – Дверь появилась рядом с фотографией, на которой изображены гавань и причал. Мы вошли в неё – и оказались точнёхонько в этой самой гавани, на этом самом причале! Неужели не ясно?

– Так ты думаешь…

– Да! Нам надо найти где-нибудь фотографию или картину с видом Москвы – возле неё наверняка и отыщется наша дверь!

– То есть я думаю, что отыщется, – добавил он, увидев, как Светка скептически скривила губы. – Что мы, в конце концов, теряем? И так целый день впустую пробегали по городу – сколько можно? Вечер уже! Что нам, идти к Топольским и проситься переночевать: «Пустите нас пожалуйста, мы больше не будем убегать»?

Светка неожиданно хихикнула, стрельнув глазами из-под ресниц. Сёмка хмыкнул в ответ и принялся гадать, чего это он сказал такого смешного.

Послеобеденная расслабуха пропала без следа; мысль о том, что впереди – полнейший туман и неясность, изводила ребят, подобно соринке под веком. Стулья в кафе стали вдруг жёсткими, веранда – неуютной, открытой всем сквознякам. И когда проходивший мимо офицер скучающе поглядел на подростков, Сёмка испытал острое желание забраться под стол: а вдруг их уже ищут по наводке Галкиного папаши?

Нет, пора брать себя в руки…

– Так, – решительно заявил он. – Фотография – это идея, будем искать. Только вот где? Мы же ни в один из домов не заходили, верно? Только к Топольским, в это кафе да в пару китайских лавочек. И фотографий Москвы я там что-то не замечал.

Светка беспомощно пожала плечами: Сёмка был кругом прав.

– Разыскивать фотографию или картину, забираясь во все подряд дома, мы, как ты понимаешь не можем, – продолжал мальчик. – Но у нас, на счастье, имеется подсказка, где надо искать.

– Подсказка? – переспросила Светка. – Какая?

– Да школа же! – Семён стукнул себя кулаком по коленке, да так, что собеседница невольно вздрогнула и слегка отодвинулась. – Где мы нашли дверь? В нашей школе, верно?

Девочка спорить не стала – да, верно.

– Так, может, и сейчас надо искать дверь в здешних школах? Помнишь, адъютант Макарова говорил, что в Порт-Артуре их несколько? Две гимназии и это, как его… реальное училище!

– Да, и какая-то Пушкинская школа! – Светка наконец вспомнила. – Только она, кажется для взрослых. А если никаких картинок Москвы там не окажется?

– Быть того не может! – уверенно отозвался Сёмка, жестом подзывая официанта. – Ты вспомни – в школах всегда висят на стенах всякие плакаты, постеры, верно? Здесь, у них, наверняка то же самое. Вот и у нас в школе есть целый стенд – «Москва – столица нашей Родины». Помню, дядя Витя, когда был у нас на репетиции, увидел его и сказал, что и в его школе – когда он ещё учился, во времена СССР, – был точно такой же и с тем же названием. Говорил, даже картинки похожи! Так, может, и при царе было то же самое?

– Здесь столица не Москва, а Санкт-Петербург! – резонно возразила девочка. Уж в этом-то она была уверена.

– Хм… верно. – Сёмка почесал переносицу. – Ну всё равно есть, наверное, кабинет истории или географии. Там тоже может быть!

– Скорее уж, истории! – заявила девочка. Сёмкина идея начинала ей нравиться. – Только в какую гимназию идти сначала?

– А вот в эту, – Сёмка указал на противоположную сторону площади, на здание за витой железной решёткой. – Не найдём там – поищем в следующей. Не так уж тут много этих самых школ, всего-то четыре! Спросим – покажут…

Санктъ-Петербургская книжная писчебумажная торговля. Литографiя. Содержишь мгыцанинъ Померанцевъ съ разргьшешя властей

Надпись украшала фасад двухэтажного домика по соседству с кафе. То есть с «кофейней» – как значилось на синей с золотыми завитушками вывеске. Кофейня «Пари-Бонъ». Очень мило.

– Сём, давай заглянем! – жалобно попросила Света. У тебя ведь остались ещё деньги? Посмотрим, какие тут книжки, может, на память что-нибудь купим, а? А то у тебя вон бескозырка, а у меня что? Никакого сувенира!

– Как это – что? У тебя юбка Галкина! – попытался отшутиться Сёмка, но тут же был наказан. Его обвинили в жадности, бесчувственности, чёрствости, после чего Светлана, решительно ухватив спутника за руку, толкнула дверь лавки мещанина Померанцева.

«Хорошо хоть успокоилась… – уныло думал Сёмка. – Только что чуть не рыдала – и уже собирается закупаться сувенирами! Ну ладно, как там говорил дядя Витя? „Никогда не становись между бегемотом и его рекой и между женщиной и её шопингом!“».

В лавке оказалось всего двое посетителей. У полок стоял высокий, подтянутый моряк с аксельбантом – тоже, наверное, чей-нибудь адъютант! – перебирал пухлые, карманного формата томики с заглавиями на французском. А у прилавка копошился в стопке ярких листков солдат самого простецкого вида. Сёмка, которого наконец оставили в покое (Светка немедленно принялась разглядывать большие альбомы с чёрно-белыми изображениями дам в старомодных нарядах), заглянул солдату через плечо. Ясно – лубки, или как их там называют? Местная пропаганда: кричаще-яркие картинки, на которых ражие молодцы – как и сам покупатель, бородатые, в мохнатых папахах, – поднимают на штыки мерзких желтолицых карликов. По трое за раз. Карлики корчатся, вопят, роняют винтовки и знамёна, украшенные лучами восходящего солнца… На заднем плане, над разбитыми пушками, встают аккуратные треугольные кустики разрывов.