Рус Агишев - Дуб тоже может обидеться. Книга 2.

Остановившись возле стола, он снова посмотрел на сына, продолжавшего молчать.

— Сомнений уже нет, они решились. В Лондоне уже почти полгода сидит Гесс и дышит в ухо Черчилю, который спит и видит как нас уничтожить, — Сталин сел за стол и с силой провел ладонью по волосам. — Теперь к ним добавилась эта свинья! — он с чувством хлопнул по столу. — По сведениям разведки все начнется не ранее мая, когда начнут просыхать дороги..., — скривился он. — Сталин вновь встал и быстро подошел к карте. — Смотри! Балканы..., — ладонь описала небольшой полукруг. — Здесь сидит почти 17 немецких, итальянских и румынских дивизий, и которых 2 танковые и 1 моторизованная. Далее, почти 300 тысяч англо-американских десантников. Рядов Африка, где ждет Роммель со своим экспедиционным корпусом. В марте британский флот начнет переброску его танков в Европу..., — ладонь переместилась в центр Европы, которая со стороны востока была буквально истыкана крупными красными стрелками. — С запада нависают фон Бок с почти двух миллионной группировкой; с северо-запада Манштейн, недавно получивший маршальский жезл, с почти пятьюстами новейших тяжелых танков «Тигр» и «Пантера», — следующий тычок пришелся на Балтику, потом в сторону Архангельска. — Еще остается Балтийское море, которое мы с трудом прикрывали от немецких крейсеров-рейдеров. А что случиться, если туда войдет полноценная флотилия трех держав? Пятьдесят, сто, двести кораблей?

Вопрос повис в воздухе. Чтобы на него ответить не надо быть сто пядей во лбу... Совместный анлго-американо-немецкий флот, попытающийся войти на Балтику, не сможет остановить никакой береговой форт, ни какое минирование фарватеров. Десяток другой тральщиков в течение нескольких часов, в лучшем случае дней очистит проход, достаточный для прохождения всего флота, а сотня корабельных орудий главного калибра не оставят никакого шанса для фортов, защищающих колыбель революции.

— Мы уже предприняли некоторые шаги, — начал Сталин, закрывая карту специальной шторой. — Есть мнение, что они позволят немного оттянуть время нового нападения... Переговоры с Императорской Японией только что закончились, — Василий, знавший о предварительных договоренностях с США по поводу Японии, удивился, что сразу же было замечено его отцом. — Да, да... нам пришлось пойти на это. Специальный посол Императорской Японии оказался очень по хитрым суки... сыном, — кажется впервые с начала разговора усмехнулся хозяин кабинета. — Пришлось ему много чего пообещать, — его сын продолжал демонстрировать искреннюю заинтересованность. — Мы полностью уходим из Маньчжурии, отдаем часть Сахалина. Еще соглашаемся на раздел Китая... Да... аппетиты у них разыгрались, но выбирать не приходится..., — он вновь тяжело вздохнул. — Сын, мы заключили договор о дружбе и границах, а также протокол о взаимной помощи.

Он замолчал, внимательно смотря на сына. Было видно, что он что-то хотел сказать...

— Василий, — наконец, решился он. — Я должен знать, Он с нами пойдет до конца или нет? — он смотрел ему прямо в глаза, словно надеясь прочитать там ответ на так мучающий его вопрос. — Сейчас нам нет смысла врать друг другу..., — негромко проговорил он, неправильно истолковав эту заминку с ответов. — Говори.

— Он с нами, Отец, — Василий с трудом сглотнул горький ком в горле. — Он пойдет с нами до самого конца. Он с нами, Отец... С нами, — снова и снова повторял он, понимая как нужно было Отцу услышать это.

— Ты снова уйдешь? — вдруг спросил Сталин; прошел какой-то миг и снова в кресле сидел не едва не потерявший надежду отец а уверенный в себе, в своей силе правитель. — Обратно туда? Это будет самое пекло... Может...

— Не надо, — отрицательно махнул головой парень и решительно сжатые губы, с вызовом смотревшие глаза сказали, что настаивая на своем, его можно смертельно обидеть. — Отец, ты не прав! — от его слов, Сталин удивленно вскинул брови. — Это будет не пекло! Нет! — на мотнувшейся голове упрямо качнулись кудри. — Они ни черта не знают, что их здесь ждет! — губы изогнулись в ухмылке. — Их будет ждать не пекло, здесь их будет ждать самый настоящий ад!

Он с таким жаром бросал эти слова, что в это верилось безоговорочно.

— Я видел, что он может, — об вспыхнувшие в восхищении слова можно было смело зажигать огонь; эти яркие, пылавшие жаром огни, казалось могли испепелить на месте. — Отец, это неописуемо!

134

Отступление 175

Реальная история.

3 февраля 1942 г.

Устье р. Чона примерно в 300 километрах к северу от села Усть Кут Иркутской области.

Невысокая, скорее даже маленькая фигурка, медленно поднималась по холму, густо заросшему исполинскими кедрами. Здоровенные столбы уходили на десятки метров высоко в небо, закрывая своей кроной еще большее пространство внизу. Между ними росли корявые черные березки, чуть разбавленные липой и вязом. Иногда они росли настолько плотно, что диву даешься как им всем хватает места.

При ближайшем рассмотрении человеческая фигурка, медленно пробиравшаяся к вершине холма, оказался древним старичком, не понятно как оказавшимся здесь, в дали от человеческого жилья. Нагруженный большим холщовым мешком, он осторожно ставя ноги, поднимался все выше и выше.

— … Хорошо пожил, очень хорошо, — еле различимо бормотал себе под ноги старый солон (солоны — одна из малочисленных племенных групп, входящих в состав эвенков). — И деток мал-мала много было... и баба, — не смотря на старость, его походка еще хранила остатки было ловкости; он осторожно миновал очередные колючие заросли, стеной вставшие на его пути. — И удача со мной была. Сколько в тайгу ходил, столько Великое Небо (солоны Иркутской области, даже после прихода Советской власти, оставались приверженцами шаманизма) и дарило богатую добычу. Все там было — и олешек с крутыми рогами, и хитроумный терев... Даже сам Хозяин попадался, — шептал старик, снова проживая те мгновения, когда вновь и вновь возвращался из леса с богатой добычей под одобрительный говор сельчан.

Его глаза привычно подмечали давно уже не виденную им красоту тайги. Ему было хорошо и спокойно.

— Давно надо было уже уйти, — бормотал он, осторожно отводя от лица очередной длинный хлыст кустарника, перегородивший ему дорогу. — Хватит... Пора возвращаться домой.

Мыслями он возвращался к своему давно умершему отцу, который точно также как и он сейчас однажды сказал, что пора ему уходить в тайгу, чтобы поклониться Великому Небу. Не обращая никакого внимания ни на стенания жены, ни на уговоры сына, старый солон молча собрал свои немудреные пожитки и ушел в лес. И вот сейчас, почти через пять десятков лет, он точно также молча прошел мимо жены и сына и исчез в лесу.

— А Угедей молодец, — мысли его плавно перескочили на старшего сына. — Заботиться об отце, — с теплотой он вспоминал, как высокий солон положил в его мешок несколько банок тушенки. — Хорошую пищу положил. Мне надолго хватит... Хорошая дорога будет, сытная.