Лина Кирилловых - Идущие

Тогда — зачем же?

Автомобили в канал тоже часто падали — их, наполовину затонувших, с восторгом снимали туристы и школьники. Во всяком случае, на том же мосту, с которого прыгал в далекий октябрьский вечер неудавшийся суицидник. В дождь и гололёд, по вине своей и посторонней. Нередко водители были пьяны, а балюстрады заграждения всегда не отличались ни прочностью, ни высотой. Или место притягивало, зловещая аура. Этот мост ещё с позапрошлого века в народе именовали как Мост катастроф.

Четвёртая свешивается через перила и смотрит.

Вот таким, наверное, и выглядело бы дно, если бы все самоубийцы и все пробившие заграждение автомобили никем не вытаскивались, а канал пересох. Позор коммунальным службам.

Мысль о некомпетентности коммунальщиков первым озвучивает Курт, за что и огребает, обвиненный Капитаном в цинизме. Бурчит, трёт затылок, — сгодился перчаточный кевлар, точно будет шишка — а потом замирает, удивленно расширив глаза.

— Да вы только поглядите на их форму. Целая форма, напоминает военную, и не истлела ещё… Они умерли позже, чем город!

— Не умерли. Были убиты. Их расстреляли, кого-то — в голову… Мрак.

Черепа все, как один, приветливо и радушно скалятся. Это ничего, говорят мертвецы, ничего, что кто-то однажды стреляет в тебя, а потом сбрасывает в старый канал — ничего, что ты не хотел умирать, а пришлось, потому что была казнь, или предательство, или проигранная война. Ничего неудобного или смущающего, чтобы лежать вот так, в общей куче. Ничего страшного, что тебя даже не засыпают землей, и что тебя глодают дождь, снег, вороны, звери-падальщики… Но люди, стоящие на мосту, похоже, несколько другого мнения.

— Я думаю, надо посмотреть поближе.

Лучик зябко передёргивает плечами.

— Зачем, Капитан?

Но тот уже цепляет карабин к перилам и перебрасывает через них одну ногу.

— Затем, что это может ожидать и нас.

Он не любит поясную лебёдку, потому что пребывание в подвешенном состоянии всегда наводило его на мысль о червяке на крючке. И сейчас тоже наводит, гораздо сильнее, чем было бы в иной ситуации: червяк на крючке, приманка для рыбы, приманка, сделанная кем-то, кто глядит сейчас на них из густых зарослей. Кто убил этих людей и не прочь был бы убить ещё. Если трос лопнет, — по причине ли технической или выстрела, сделанного в него, — падать будет с такой высоты очень больно. Но бетонные берега по обе стороны канала слишком круты, чтобы можно было бы спуститься по ним и подняться обратно, а проржавелые грузовики — здесь, прямо под подошвами. Если делать всё осторожно, совсем скоро можно будет нащупать ногами борт самого верхнего, который лежит на боку. Над перилами свешиваются встревоженные лица друзей — голова Лучика кажется мультяшно огромной из-за короны подсолнухов. «Наблюдение за местностью никто ещё не отменял», — с небольшим раздражением бросает тройке людей командир. Под правой ногой вдруг глухо бухает гнилой металл борта. Грузовик скрежещет, чуть оседает, ещё мгновение и, кажется, рухнет, но Капитан уже стоит на нем двумя ногами, и колебание железа прекращается. Только проходит резонанс до самого низа этой ужасной груды — там, где искореженное железо, сдутые шины, крошево ветровых стёкол и фар, скрытые под ними костяные мёртвые ухмылки.

— Я в порядке, — сообщает Капитан, задрав голову к перилам моста. И ощущает оттуда почти осязаемую волну облегчения.

Но нет, думает он, осторожно опустившись на одно колено, Курт ошибся. Это не военная форма, не хаки или маскировочные пятна — просто плотные комбинезоны, выгоревшие от долгих солнечных дней до блёклого грязно-бежевого. Скользкие на ощупь, поскрипывающие, но от сильного нажима уже распадающиеся ломкими хлопьями. Ни погон, ни знаков различия на них, похоже, нет — только выцветшие бурые кляксы когда-то пролившейся крови вокруг рваных дыр на спине и груди. Облечённые в комбинезоны кости глухо стучат друг о друга. Странно только, что их не растаскали животные — при такой-то богатой ночной фауне… Хотя кое-где ткань комбинезонов явно прогрызена. Кем?

Капитан поддевает ногой заплесневелый черный ботинок и морщится, когда оттуда прыскает полосатая крыса. Потом смотрит на высокие берега, штурмовать которые не рискнул. Значит, крупные звери тоже. Но никакая высота никогда не отпугивала крыс. Маленьких, проворных, с острыми зубами. Ничего не имеющих против подпорченного.

— Там что-то есть? — кричит ему сверху Курт.

— Живое? Уже лет десять как нет.

Да, должно быть, лет десять. Примерно десять привычных по стандартному исчислению лет дожди смывали плоть с костей, а им помогали крысы. Ни кожи, ни обрывков мышц, ни запаха не осталось, только чистые косточки — там, где не скрыты одеждой. Отполировали их и ветер, и грозы, и снег, а вот автомобилям достались гниль и ржавчина… Гниль и ржавчина, разбитые стёкла, то ли тёмная пленка, то ли трухлявый брезент, бочки и ящики, рваная обивка сидений. Свисающая с зеркала заднего вида грязная нитка бус — от прикосновения Капитана она тут же рассыпается с дробным стуком. Но одну бусину ему всё же удается поймать. Посмотрев на неё, — твердая, зеленоватая, как малахит, но наверняка подделка — он разжимает пальцы.

Автомобили. Топливо. Бензин? Что это говорит о здешней цивилизации?

То, что они убивают друг друга и бросают гнить непогребёнными, в первую очередь это.

Он уже собирается дать лебёдке обратный ход, когда краем глаза цепляется за рисунок. Неудивительно, что не увидел раньше — так рисунок поблёк от времени, почти слился с тканью нагрудного кармана. Желтый треугольник с белой вершиной, как схематическое изображение горы. А потом он обнаруживается ещё и на облезшем борту грузовика — пятнами проглядывает сквозь хлопья ржавчины. На других грузовиках он, должно быть, тоже присутствует. Что это за символ?

Символ нашей общности, говорят мертвецы, нашего племени, из-за чего нас и убили. Стали бы они стрелять в нас, если бы мы были, как они? Но ничего страшного, в самом-то деле… Нетерпимость друг к другу — так по-человечески.

Этот мир, возможно, разделён и враждует.

В руины, похоже, наведывается нечто вооруженное и недоброе.

Капитан медленно оглядывается.

У города запах воды и цветения. Полуденное небо давит сверху, обещая жар до самого заката. Белка скачет по суку нависшего над каналом дерева… да, наверное, белка, маленький пушистый грызун, которому вполне подходит это название, несмотря на две пары ушей на любознательной морде и отчего-то зеленоватую шкурку. Что-то лохматое, низкое, бело-коричневое на противоположном берегу шарится в зарослях. Звери, зверьки… Но Капитан вслушивается, пытаясь вычленить в природном зуде и шорохах шаги человека. Вчера он был бы им рад. Сегодня — не то, чтобы очень.