Михаил Маришин - Звоночек 4

Однако, я и не думал останавливаться на достигнутом, поэтому БТ-5, предварительно прошедшие через руки наших танкистов, пока не было двигателей, восстанавливались по прочим агрегатам. Мы меняли изношенные шестерни в редукторах, КПП и передачах, на арочные, собственного изготовления, вместо прямозубых, ремонтировали фрикционы, элетрооборудование, системы охлаждения, ходовые части, словом, готовили шасси полностью с тем, чтобы установить в них моторы Д-100-2, как только они у нас появятся. При этом, мои подразделения включались в работу раньше, чем получали свою технику, поскольку в первую очередь комплектовались боевые части и уж потом — тыловые и ремонтные, сперва подвозили по ЖД самоходные бригады и полки, дивизионные и корпусные артчасти, а уж потом подвижные мастерские ремонтников и цистерны тыловиков. Но мне было грех жаловаться. РККА в полной мере учла опыт Маньчжурской кампании, когда основной ремонт техники был сосредоточен в тылу на стационарных базах. Это приводило к тому, что не только восстановить, но и эвакуировать танки в тыл было практически невозможно и все, что выходило за рамки текущего обслуживания техники оставалось ждать на месте выхода из строя до конца боев. Теперь же танковый корпус новой организации вместо единственного рембата имел четыре, плюс два АТРЗ и транспорт для доставки запчастей. И это не считая ремрот! К четвертому июня это все было полностью, а если иметь в виду БРЭМ, даже с избытком, укомплектовано. Тыловики тоже отчитались, что после дополнительной мобилизации прицепов из народного хозяйства, готовы поднять расчетные запасы корпуса, кроме небольшой доли топлива, поскольку бочки и цистерны были в дефиците. Последнее не считалось большим недостатком, поскольку все советские танки, включая даже КВ, имели запас хода в 500 километров, а на машины снабжения, совершающие челночные рейсы, запаса емкостей хватало.

К четвертому июня на польском фронте — без перемен. Войска стоят друг напротив друга и перестреливаются через границу, но активных действий никто не предпринимает. Виновна в этой странной войне высокая политика, о которой нас неустанно информирует полковой комиссар Попель, через подчиненных и, иногда, в личных беседах. Понятно, что поляки, получив в апреле от англичан гарантии защиты в случае агрессии третьих стран и спустя два дня дав ответные, после официально заключенного в начале мая Англо-Польского альянса, аналогичного Франко-Польскому, ждут, что Антанта вслед за ними объявит нам войну. Но вот закавыка, парламент Великобритании, как оказалось, договор не ратифицировал. К тому же, и характер провокации, в ходе которой не было взято ни единого пленного и не найдено железных доказательств советского участия, и мирные инициативы СССР по урегулированию конфликта, были мало похожи на агрессию. Сдержанность РККА также способствовала сомнениям. Как бы то ни было, английское участие пока свелось к поставкам двухсот легких танков Виккерс Мк-4 и полутора сот истребителей «Гладиатор». Транспорты с вооружением охраняла вошедшая в Балтику эскадра, включавшая два линкора типа «Куин Элизабет» и десяток тяжелых и легких крейсеров с авианосцем «Игл». Под прикрытием этих сил, а также, с помощью организованной британцами разведки, мощнейший польский флот, аж из четырех эсминцев, захватил советский грузовой пароход, следовавший в Гамбург. После этого случая судоходство на Балтике нам пришлось прекратить, так как при сопровождении торговых судов кораблями РККФ была велика вероятность столкновения с британцами. Этот акт в Германии, лишившейся предназначенного ей груза зерна, в прессе назвали пиратством, а МИД выразил полякам протест и потребовал вернуть продовольствие.

Но это была лишь первая из польских провокаций. Через два дня в советских газетах появились статьи, изобличающие истинную сущность поляков. Их разведывательно-диверсионная группа, пользуясь тем, что в районе Пинских болот сплошной линии фронта не было, проникла на лодках по узким протокам вглубь советской территории. К счастью, у пшеков не хватило запала выбрать себе в качестве цели какой-либо стратегический объект, они совершили нападение на лежащий на отшибе среди топей мелкий колхоз. Из взрослых и не слишком старых мужиков там оказался один единственный председатель, из-за увечья не ушедший в армию. Он не имел никакого отношения к партии большевиков, но поляки его, не разбираясь, повесили прилюдно в центре деревни, намалевав на табличке угроз «красной сволочи». Смерть хорошего человека — всегда плохо. Но в этот случай для советской агитации стал сущей находкой. Дело в том, что поляки по ночам разбрасывали с одиночных самолетов над нашей территорией листовки, в которых упирали на освобождение русского народа от большевиков. Давайте, мол, вставайте на борьбу с «красной заразой», а мы поможем. Не сказать, чтобы работало, но сплетни разные шли и это было неприятно. Председатель, на беду пшеков оказался Георгиевским кавалером, потерявшим ногу на штурме Перемышля в 1914 году и после излечения вернувшийся на малую родину. Там в условиях малой конкуренции, поскольку односельчане или воевали или вовсе были убиты, организовал крепкое хозяйство и стал кулаком. Бури Гражданской обошли затерянный в болотах уголок стороной, а когда пришла коллективизация, не дожидаясь пока их будут «организовывать», деревенская община на сходе быстренько оформила себя в колхоз и выбрала в председатели самого хозяйственного мужика. В уезде и в районе придираться не стали. Всего полтора десятка домов, подростки да дряхлые деды, один мужик, да и тот одноногий. Вот эту историю, без купюр, в советских газетах и напечатали, добавив, что председатель был, не человек, а сущее золото и план колхоз всегда выполнял, несмотря на малое количество рабочих рук. Но пришли непрошенные освободители и повесили. А еще ограбили и надругались. В общем, бандиты, в какой цвет их не крась, бандиты и есть.

В четверг первого июня столица Белоруссии была подвергнута бомбежке. К тому времени по другую сторону границы уже четыре дня держалась ясная погода. Эффект от тайных действий советских «метеобомбардировщиков» в первые дни войны прошел, аэродромы подсохли и поляки, собрав две сотни двух— и одномоторных бомбардировщиков, сопровождаемых шестьюдесятью архаичными истребителями, совершили налет. Советская ПВО, успокоенная бездействием польской авиации в первую неделю войны, его благополучно проморгала. Над линией границы налетчиков встретил лишь патруль из четырех И-163, патрулирующий воздух. Поскольку радиостанций на самолетах не оказалось, предупредить своих возможности не было и подмога взлетела лишь после приземления звена, сбившего всего двух бомбардировщиков в первой атаке и еще двух истребителей в последующей свалке. Не отличились оперативностью и посты ВНОС, и штабы. Пока докладывали друг другу, вплоть до командующего ВВС фронта, пока обратно приказы передавали, бомбардировщики были уже над городом и противодействовала им только зенитная артиллерия. На отходе поляков, подняв две истребительные авиадивизии, конечно, расчихвостили, но командующего ВВС фронта это не спасло. Вместо него был назначен из Москвы командарм Смушкевич, отличившийся на Халхин-Голе в прошлом году.