Михаил Маришин - Звоночек 4

— Ну и что ты об этом всем думаешь? Когда ляхов бить пойдем? Обнаглели же в конец! — эмоционально, но тихо, чтоб нижестоящие бойцы и командиры не слышали, спросил у меня Попель, пришедший договариваться о продвижении в очереди работ на первое место монтажа полевых типографий в кузова и прицепы. — Я бойцов к спокойствию призываю, мол, наше дело правое и Верховный главнокомандующий товарищ Сталин приказ отдаст когда надо, но не раньше, говорю, что политический момент сложный, а самого так и разбирает! Будь моя воля, сразу бы врезал, чтоб зазвенели!! Мочи терпеть нету!!!

— Руки чешутся? — сплюнул я сидя в теньке на подножке «Тура» и затянулся трубкой. — Радоваться надо, что на месте стоим, подразделения сколачиваем. Эти дни, когда топлива, патронов, моточасов на обучение дают без счета — золотые. Иные бойцы за всю прошлую службу столько не стреляли и не водили машин. Еще бы хоть месяцок на слаживание и отработку взаимодействия… А врезать успеем. Вот прилетит к нам Риббентроп, или наоборот, товарищ Молотов в Берлин, подпишут Советско-Германский пакт — тогда и врежем.

— Шутишь? Пакт с немцами? Как такое может быть?! Фашисты же!! — горячась, вскочил на ноги полковой комиссар, сидевший до того рядом со мной. — Какие с ними могут быть договоры?!!

— Вот и англичане так думают, что не договоримся, — кивнул я спокойно. — И даже пробовать не станем.

— А мы станем?

— Конечно. Ведь мы не догматики и теорию к жизни приспосабливаем, а не наоборот. И если жизнь требует договориться, чтоб войны между нами и немцами не случилось, значит, так тому и быть.

— Да как же? Гитлеру верить нельзя! Он же спит и видит, как наше советское государство уничтожить, землю захватить и народ поработить! Ты знаешь, что он в книжонке своей понаписал?

— Я тебе так скажу, товарищ полковой комиссар, — вздохнул я тяжко, — все эти рассуждения, можно верить или нельзя, в политике — пустой звон. Верить нельзя никому! Или ты думаешь, что те же поляки иначе рассуждают насчет нас, нежели немецкие фашисты? Да все хотят одного и того же, просто Гитлер о своих желаниях и намерениях открыто заявил, а прочие помалкивают. Так что тут критерии другие — выгодно или невыгодно. Нам, к примеру, ни с кем воевать не выгодно. Мы такими шагами вперед идем, что еще чуток и все буржуйские хотелки так хотелками и останутся, не будет смысла даже пытаться. А у Гитлера своих силенок маловато, чтоб с нами связываться прямо сейчас. На Польшу хватило бы, чтоб за одну кампанию разбить, но мы — другой случай. С нами война, если случится, будет долгой и кровавой, почище Мировой. Должен же понимать, что, начав войну против СССР, попадет в полную зависимость от Антанты. А ведь он из Германии строит гордый и независимый рейх и допустить такого никак не может! Выходит, ему тоже выгодно против поляков договориться. Ухо, конечно, всегда с ним надо держать востро. Ведь, потом может так случиться, что Гитлеру и напасть на нас, несмотря на все договоры-разговоры, станет выгодно. Но не в этом году. А польский вопрос отлагательств не терпит, его надо решать. И быстро. Вообще, на мой взгляд, идеально было бы, заключить с Гитлером союз, разделить Польшу и чтоб Антанта за это объявила и нам и ему, в рамках подписанного в мае альянса, войну. Тяжесть ее основная падет на немцев и, если к нам присоединятся, японцев, а мы лишь помогать будем да оружие подбрасывать. Тогда, пока с англичанами и французами совместными усилиями не расправимся, драки меж нами не будет. Да и потом передышка лет десять-двадцать потребуется, чтоб новую большую войну затевать. А к тому времени СССР будет недосягаем.

— Странные речи твои… — снова присел рядом со мной на подножку Попель и посмотрел сквозь просвет меж ветвей двух стоящих рядом берез на безоблачное небо, — неудивительно, что в нашей партии такие твои заходы не всем по душе. Да и мне, по совести говоря, тоже. Так спокойно говорить о том, чтоб втравить с СССР в новую Мировую войну, да еще в союзе с фашисткой Германией, нашим злейшим врагом! Знаешь, посылал я насчет тебя запрос в Москву. По почте ответа не пришло, зато приезжал ко мне лично нарком внудел БССР товарищ Цанава. И привез пакет. В общем, партбилет твой в нем, а карточка твоя учетная не погашена. Странный у меня разговор с ним вышел. В общем, просил он на тебя повлиять, чтоб ты не ерепенился и раздор в стране в условиях войны не устраивал. Иначе, сказал, будут вынуждены поступать с тобой по всей строгости законов военного времени. Не знаю теперь, что и делать. Вроде, как я просто должен тебе партбилет отдать. В обход всех процедур! Без собраний, обсуждений, решений, просто взять и отдать!! Где такое видано?!!

— Значит, товарищи решили дело замять… — вытряхнул я на землю пепел из трубки. — А для внутреннего употребления пометочку, как пить дать, оставят. И будут все в белом, а мы с тобой, товарищ Попель, случись чего, в фекалиях. И что будешь делать?

— А что делать? Не знаю! — развел мой собеседник руками. — А ты что будешь делать?

— А я у тебя, пожалуй, свой партбилет без шума заберу, раз так настойчиво просят, — грустно ответил я, поняв, что от ВКП(б) мне не отвертеться. — Не хочется товарища Сталина, да и прочих товарищей, лишний раз расстраивать. Законы военного времени, знаешь, весьма суровые. Хоть и не знаю, что мне там конкретно могут предъявить. Война кончится — тогда и разбираться, кто прав, а кто виноват, будем.

Время идет, уже июнь на исходе, а странная Советско-Польская война все продолжается. Антанта не вступает, несмотря на все усилия польской дипломатии заставить англичан и французов выполнить свои обязательства. Нет агрессии, значит, нет и войны. Их участие ограничивается поставками оружия. И если Париж направляет своему союзнику, пусть и в довольно больших количествах, устаревшую артиллерию и минометы, то англичане шлют самолеты и танки, а все вместе — стрелковое оружие и снаряжение. В редких воздушных боях над границей уже участвуют не только допотопные польские истребители и «Гладиаторы», но и «Харрикейны», а еще поляки несколько раз пытались вести воздушную разведку с помощью скоростных бомбардировщиков «Бленим». Силы же их, по поступающим в штаб фронта сведениям, уже оцениваются в сто дивизий, две трети из которых — на советской границе. Глядя, как поляки вооружаются, забеспокоился даже я. Этак мы дождемся, когда они три танковые группы не хуже немцев 41-го года «эталонного мира» организуют!

Мы, конечно, тоже без дела не сидим, корпус сформировали, сколотили, укомплектовали всем положенным и даже сверх того. В отличие от корпусов с номерами с 1-го по 4-й у нас в двух дивизиях из трех, вместо танковых пушечные самоходно-артиллерийские бригады. Зато мы, благодаря присланным с ЗИЛа моторам, переделали в БТР не только те 450 БТ, что стояли в Борисове, но и еще полторы сотни, привезенных к нам по железной дороге из другого отстойника. И продолжаем работать, по мере поступления техники. Снабдили нас дополнительно и четырьмя сотнями радиостанций. Львиную долю из них мы установили на БТР-5 артразведчиков, причем, не только самоходной, но и буксируемой, и реактивной артиллерии. Теперь у нас каждый командир батареи, каждый командир дивизиона, имел радиосвязь с огневыми позициями и мог, двигаясь в боевых порядках пехоты и танков, руководить огневой поддержкой. Кроме этого, корректировать стрельбу могли и с воздуха, в корпусе была своя эскадрилья из трех «стрекоз» и девяти У-2, которая также выполняла задачи связи. Остальные рации отдали войсковой разведке в пропорции четыре на роту, посадив ее на БТР-5 вместо мотоциклов, плавающих бронетранспортеров и грузовиков. Остальные переделанные танки отдали в штурмовые батальоны, штатный 83-й танковой бригады и еще два, сформированных из 15-ти процентного сверхкомплекта личного состава для самоходно-артиллерийских бригад. И еще у нас в тылах фронта остается запас из трехсот БТ-5, на которые, по мере переделки в транспортеры, можно еще пару мотострелковых батальонов посадить или передать как тягачи в противотанковую артиллерию. Башни же наших БТР, которые мы вместо того, чтоб обваривать дополнительной броней облили слоем бетона на арматуре, уже отправлены на фронт и, наверное, установлены на позициях.