Михаил Маришин - Звоночек 4

Мне есть чем гордиться, фактически инженерно-технические службы корпуса уже доказали свою состоятельность в деле возвращения в строй военной техники, в объемах, сравнимых с хорошим сражением. Расчетные показатели, восстановленный танковый взвод в сутки на бригадную ремроту и танковая рота на рембат, даже превышены. А вот боевым частям еще предстоит показать, на что они годны.

И очень скоро. Враждующие армии не только отмобилизовались, но уже успели застояться. Их надо было пускать в дело. Политическая ситуация также должна была быть выведена из тупика. Первыми не выдержали поляки. 24-го июня, в субботу, они предприняли наступление от Молодечно на Минск. Удар был демонстративный, провокационный, по кратчайшему направлению, с целью спровоцировать СССР на активные ответные действия. С самого утра артиллерия, сконцентрированная в больших количествах в полосе наступления, начала вести огонь на разрушение советских оборонительных позиций по канонам Первой мировой войны. Времена, однако, были уже не те, да и люди тоже. Атакованный участок обороняла 8-я армия Жукова, кроме управления сохранившая от своего прежнего «монгольского» состава, только 57-й стрелковый корпус. Армия теперь, с придачей ей из РГК 1-й тяжелой танковой бригады прорыва и артиллерии особой мощности, считалась ударной и имела по два стрелковых корпуса в первом и втором, расположенном в долговременных УРах, эшелонах. В затылок ей, за Минском, располагались фронтовые резервы в виде 3-го Кубанского казачьего кавкорпуса и нашего 5-го ТК. Оба последних были сформированы по мобилизации.

В ответ на продолжительный массированный огонь по своим окопам Жуков немедленно поднял в воздух корректировщики, которые прикрывала целая истребительная авиадивизия и ответил обстрелом из всех стволов на подавление артиллерии противника. Дуэли не получилось, у РККА орудий оказалось больше и по числу и по калибру, стреляли они точнее и именно туда, куда надо, а не перепахивали передний край. В воздухе также было завоевано полное господство и польское наступление в тот день закончилось, фактически, так и не начавшись. Однако, такой результат, видимо, не удовлетворил маршала Рыдз-Смиглы, поэтому в ночь на 25-е польская пехота предприняла на широком фронте внезапную атаку без предварительной артподготовки. Кое-где врагу даже удалось ворваться на наши позиции. Командарм-8 отреагировал с перебором, не дожидаясь выяснения обстановки, бросил в контратаку все пять наличных танковых бригад. Под ударом танкистов и бросившихся вслед за ними стрелков польские пехотинцы побежали. В ночи было недосуг разбираться, где граница, перешли ее или нет. Пока впереди спина врага останавливаться нельзя! Догнать, добить, пленить! В результате на рассвете оказалось, что 8-я армия продвинулась вглубь территории Польши на десять и более километров, остановившись только перед ДОТами основной линии польской обороны. Прежде чем бросаться на них, прикрытых минными полями, надолбами и эскарпами, надо было восстановить порядок в частях и провести разведку.

Правительство Польши могло быть довольно, провокация обошлась ей относительно малой кровью, зато теперь оно могло заявить о вторжении! Агрессия налицо! Думаю, Жуков все ногти себе сгрыз, ожидая, как отреагирует Совнарком на его подвиги, однако, приказа отступить, когда ситуация прояснилась, не отдал. Спасло от гнева верхов командарма-8 правительство Британской империи, заявившее, что гарантировало неприкосновенность территории Польши в границах, установленных на конференции в Спа, то есть — по линии Керзона. Вечером того же дня заявление поддержала Франция. Ну да, подумал я про себя, когда мне сообщили эту новость, как же мы столкнемся в вышедшим из под контроля Антанты Гитлером, если не будем продвигаться на запад? Сигнал Совнаркому более чем прозрачный. Однако правительство СССР отреагировало на него совсем не так, как ожидали в Лондоне и Париже.

27-го июня Советско-Польский фронт пришел в движение. РККА нанесла мощные удары на Барановичском, Ровенском и Тернопольском направлениях. Наш 5-й танковый корпус получил приказ на выдвижение в ближний тыл 8-й армии к Молодечно. Вместе с кубанцами мы должны были составить конно-механизированную группу под общим командованием комдива Потапова. Совершив 100-километровый марш, 5-й корпус сосредоточился в готовности к рывку уже по ту сторону Советско-Польской границы, но еще два дня мы стояли, поджидая отстающую кавалерию. Жуков тем временем провел доразведку, перегруппировался и 30 числа, на рассвете, 8-я армия на 30-километровом участке, сразу введя в дело три своих корпуса начала атаку польского фронта. В артподготовке участвовала не только вся собственная и приданная артиллерия 8-й армии, но и огневые средства нашего корпуса — десять арполков, две самоходных бригады и четыре дивизиона реактивной артиллерии. Плотность пушечных и гаубичных стволов от 76 до 203 миллиметров, минометов от полковых и выше, установок РС, составила более 70 орудий на один километр фронта прорыва. Находясь в восьми километрах в тылу, я не только в течении двух часов слышал канонаду, в которой разрывы сливались в сплошной мощный гул, но и явственно чувствовал, как дрожала земля. А ведь, судя по истории войны «эталонного мира», где собирали и 100, и 200, и более стволов на километр, наша артподготовка была жиденькой!

Полякам, очевидно, этого, а также множества советских бомбардировщиков СБ, АР— и Неман-вторых, даже старых Р-5, мало не показалось. К концу дня 8-я армия взломала польскую оборону на всю глубину и с утра следующего дня наша КМГ была введена в чистый прорыв. К сожалению, без накладок не обошлось. Белоруссия — это вам не Монголия, где ехать можно в любом направлении. Там с вводом в дело подвижных частей никаких проблем не было. А здесь нам пришлось буквально продираться сквозь порядки 8-й армии, дорог, специально для нас, никто не освободил, да и не собирался. К тому же, конец июня выдался дождливым и, даже в тылу польских позиций, пригодных для проезда автомобилей путей было мало. Танки, самоходки, артполки на гусеничных тягачах ЗИЛ-5Т и ЯГ-10Т, построенных ярославцами по образу и подобию меньшего брата, но на агрегатах Т-126, прошли, а мотострелки и легкие артполки отстали. Мои корпусные ремонтные части, как и положено, шли в замыкании, поэтому мы застряли особенно прочно и движение, фактически, превратилось в стояние. Зато времени полазить по недавнему полю боя было в достатке, чем я и воспользовался, не только легализовав свой «Вальтер», но и послав людей, кроме водителей, которые медленно продвигались в пробках, собрать трофейное оружие.

Особенно мне запомнился оказавшийся невдалеке от дороги польский артиллерийский ДОТ, который и должен был ее держать под обстрелом. Это была новая постройка 30-х годов, имевшая, в отличие от более ранних, еще немецких времен ПМВ, не фронтальные, а фланговые амбразуры. Как сильно он отличался от типовых советских ДОТов! В бетонированной коробке из нескольких помещений были широкие проемы, чтоб закатить туда полевую пушку и перемещать ее, по мере необходимости, меняя направление огня. Сами же амбразуры были, по нашим меркам, огромными и не имели никакой защиты, кроме самого пушечного бронещита. Из плюсов был только бронеколпак наблюдателя-пулеметчика с круговым обстрелом из шести бойниц, но он был относительно тонок. Во всяком случае тот, который я осматривал, имел следы попаданий наших 107-мм бронебойно-фугасных снарядов и, внешне целый, внутри вонял из-за двух искромсанных осколками трупов. Сам же ДОТ, рассчитанный на противостояние 152-мм снарядам, был расстрелян танками в амбразуры, а его единственная пушка, бывшая русская, образца 1902 года, превращена в металлолом. В добавок, внутри взорвался боекомплект орудия и выживших, судя по всему, после этого не было.