Мэтью Кирби - Assassin’s Creed. Последние потомки [litres]

– Мне тоже нравится ваша компания, мисс, – сказал Томми.

– Зовите меня Аделина, – сказала она. – Так вы прогуляетесь со мной?

– Сочту за честь, мисс Аделина.

Течение этой симуляции уже увлекло Шона в места, которые волновали и захватывали его, и он с удовольствием позволял ему нести себя дальше. Ему нравилось быть Томми Грейлингом – ходячим, высоким, ввязывающимся в драку. Тем не менее, он все больше осознавал, что его воспоминание движется в романтическом направлении, и понимал, что по ту сторону воспоминания была Наталия. Его тянуло к ней, и он думал, что их опыт здесь, в «Анимусе», поможет ей взглянуть чуть дальше его инвалидного кресла, когда они покинут симуляцию. От этих мыслей стало сложнее расслабиться и поддаться течению воспоминания.

Они вошли в парк, и мисс Патти произнесла:

– Это место напоминает такое же рядом с моим домом в Лондоне. Иногда я гуляю там поздно вечером.

– Почему поздно вечером? – спросил Томми.

– Из-за тишины, – ответила она. – Никакой публики, никакого сборища людей. Ни даже моего голоса.

– Тогда я постараюсь не нарушать тишину, – сказал Томми.

– Вы и не нарушаете.

Так или иначе, последующие несколько мгновений они провели в молчании. Они просто бродили по одной из аллей парка. Дубы, березы и платаны хранили идеальное спокойствие, теплая ночь высушила и наполнила собой воздух. Звездам над их головами приходилось соперничать с огнями отелей и уличными фонарями. Недалеко отсюда находился дом брата Томми. В какой-то момент он упомянул об этом, и они заговорили о своих семьях и о детских годах, которые были у них очень разными. Она родилась в Испании в семье итальянцев, которые затем приехали в Нью-Йорк – она тогда была еще маленькой девочкой. Он родился в Бруклине. Его бабка с дедом приехали из Германии вскоре после того, как поженились.

Так они бродили несколько часов, проходя по тем же дорожкам снова и снова. Как только первый луч солнца румянцем лег на деревья и здания к востоку от парка, мисс Патти сказала, что устала, и уселась на скамейку. Она положила ладонь рядом с собой.

– Подойдите, сядьте рядом со мной.

Томми кивнул и присел, поставив кожаную сумку на землю.

– Простите, если я задам нескромный вопрос, но вы всегда получаете такие суммы за представления?

– Всегда, – ответила она. – Без исключения.

– Сколько там?

– Четыре тысячи долларов золотом, – сказала она без колебаний. – И еще тысяча наличными.

Томми снова взглянул на сумку.

– Это…

Но все, что он смог, – лишь помотать головой. В сумке было больше, чем он получил за всю службу в армии. И это выглядело одновременно и правильно, и неправильно.

– Вы молодец, – сказал он.

Она нахмурилась, и в тени ночных деревьев это выглядело преувеличенным.

– Я не собираюсь извиняться.

– Я и не прошу.

– Но я вижу, что вы не одобряете.

– Дело не в неодобрении, – сказал он. – Вы имеете право назначать любую цену, которую люди готовы заплатить. Если я что и не одобряю, так это людей.

Она расслабилась.

– Вы не слышали, как я пою, – она разгладила платье на коленях. – Но я поняла ваш намек.

– Я ни на что не намекал.

– Нет, намекали. Я говорю себе, что делаю нечто важное при помощи пения, – она посмотрела на ногу Томми. – Но одна-единственная пуля стоит несколько пенни, а важность имеет куда большую, чем все мои песни вместе взятые.

– Разрушать – всегда дешевле.

– На что похожа война? – спросила она. – Мне кажется, я должна знать.

Томми восхищался ее настойчивостью и искренностью. В ее вопросе была честность, хотя из-за его наивности Томми с трудом мог подобрать ответ.

– Я был приписан к Четырнадцатому полку под Бруклином. Это была первая битва при Булл-ран. Повстанцы заняли высоту под названием Спринг-хилл, и нам приказали отбить ее. Но они там окопались, и оружия у них было больше. Мы наступали несколько раз и понесли большие потери. Их пушки порвали нас в клочья.

Томми пришлось остановиться, чтобы не увязнуть в воспоминаниях об этой бойне. Он откашлялся.

– Генри Хилл получил свою фамилию, поскольку его семья жила там. Доктор, я полагаю. Он погиб, а его вдова все еще жила в доме на том холме, прямо посреди поля боя. Ей было уже за восемьдесят. Инвалид, прикована к постели.

Мисс Патти прикрыла рот рукой.

– Она была в доме?

Томми кивнул.

– Командир одной из наших батарей, Рикеттс, решил, что нас обстреливают из дома, поэтому повернул пушки к нему. Разнесли его к чертям артиллерийскими снарядами. Миссис Генри… – Он замолк в нерешительности, думая, рассказывать ли ей все детали.

Но мисс Патти положила теплую маленькую руку поверх его руки и крепко сжала ее.

– Пожалуйста, расскажите.

– Она… она была серьезно ранена. Насколько я помню, ее нога была практически оторвана. Она умерла чуть позже в тот же день. Повстанцев в ее доме не было. Это была всего лишь одинокая пожилая вдова. И мы ее убили.

Голос Томми стал хриплым, и волна его глубоко захороненного раскаяния едва не поднялась из глубин.

– Вот такая она, война, мисс Аделина. Могу ответить на ваш вопрос этой историей и еще бесконечным множеством подобных. Война – звучит как нечто огромное, но на самом деле она меньше, и каждая жизнь, и каждая смерть имеют значение.

Последовавшую тишину прерывал только стрекот сверчков.

– Спасибо, что рассказали мне, – сказала она почти шепотом. Она взглянула на кожаную сумку. – Что бы вы сделали с этими деньгами?

Томми не хотелось отвечать на этот вопрос. Он подозревал, что она, тронутая его рассказом, готова была отдать ему деньги – в знак заботы о собратьях. Но он не за этим рассказал ей свою историю. Он не хотел ни такой ответственности, ни ее жалости.

– Я бы проиграл их в карты, – ответил он.

– Нет, не проиграли бы, – сказала она. – Пожалуйста, скажите честно.

– Честно? – он поерзал на скамейке. – Есть люди – я вместе с ними вернулся домой. И они сейчас в гораздо худшем положении, нежели я. Они потеряли руки или ноги, или и то, и другое. Они не могут работать, их семьи живут в нужде. Некоторые из них – в отчаянном положении. Я бы пустил деньги на помощь им.

Она сочувственно кивнула.

– Я хочу, чтобы вы взяли их. Я хочу, чтобы вы именно это и сделали.

– Мисс Аделина, я…

– Просто Аделина, пожалуйста.

– Аделина, – сказал он. – Это очень великодушно с вашей стороны, но…

– Что «но»?

Он посмотрел в ее глаза и утратил все сомнения относительно ее абсолютной искренности. Ни одно возражение, по его мнению, не стоило той раны, которую он нанесет ей, если не исполнит ее намерение.

– Ничего, – ответил он. – Благодарю вас. Это поистине замечательный поступок.

– Это пустяки. Если бы я могла, я бы…