Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия

– Почему брату? Валера, ты мне лучше расскажи с самого начала. Только кратко.

– Кратко? – он какое-то время смотрел мимо меня отсутствующим взглядом, видно, собираясь с силами. Семейные трагедии больно ранят сердце и душу, оставляя на них грубые, рваные раны, которые не заживают долгие годы. Люди стараются не бередить их, держа в глубине себя, за семью печатями. – Хорошо. Сестра была на последнем курсе, когда встретила этого подлеца, который закружил ей голову. Рестораны. Шампанское. Галантное ухаживание. Она, наивная дурочка, повелась на сказку о любви с первого взгляда, а потом была… спальня, а спустя два месяца он ее бросил. Она сделала попытку покончить с собой, и тогда обо всем узнали родители, а потом и брат. Он – не я, но поступил как настоящий мужчина. Найдя этого мерзавца, при свидетелях назвал его подлецом и потребовал извинений, тогда эта сволочь вызвала его на дуэль. Гришка пистолета в руках никогда не держал. Два раза перед дуэлью сходил в тир для тренировки, а потом пошел стреляться. Представляешь? Потом полтора месяца лежал в больнице с простреленной грудью. С трудом выжил. Пока он лежал, родители подали бумаги в полицию, по месту службы этого сукина сына и прошение императору. Видно, где-то что-то сработало, потому что от его семейства пришли и предложили деньги, и родителям, скрепя сердце, пришлось их взять. Гришка только-только начал выздоравливать, а Татьяна, узнав о брате, опять попала в больницу. Родителей не виню, они оказались в безвыходном положении. Дело замяли, этого мерзавца вышвырнули из гвардии и перевели в простой кавалерийский полк.

– Кто он?

– Поручик Бахметьев-Кречинский.

– О, как! Старый знакомый.

– Откуда?!

– Какая разница! Важно другое: у нас с ним есть один неразрешенный спор. При этом скажу тебе, Валера: этот мерзавец не достоин дуэли… зато вполне созрел для виселицы.

– Нет! Я не пойду в полицию и не буду писать прошение государю! Я просто убью его! Застрелю, как бешеного пса!

– Он хладнокровный и опытный стрелок, Валера, а ты весь на нервах. Так, может, мне…

– Нет! Не отомстив лично, я покрою себя позором, а если погибну, так позор мне уже не будет страшен!

– В таком случае, если ты его не убьешь, это сделаю я, с превеликим удовольствием.

Не знаю, что Волин услышал в моих словах, но, несмотря на свое состояние, он удивленно посмотрел на меня, словно видел впервые и сказал:

– Ты меня прости, но тот, кто сейчас сидит напротив меня, и Сережа Богуславский, которого мне когда-то довелось знать, совершенно разные люди. Он был большим, сильным, храбрым, но в глубине души очень мягким и добрым человеком. Твои слова не наигрыш. Ты сейчас говорил то, что думал. Я это чувствую. Ты…

– Об этом мы можем поговорить и потом, если будет желание, Валера.

– Ты прав. Идем.

Мы столкнулись с графом, когда он выходил из офицерского клуба, в компании двух офицеров. Его довольное выражение лица сползло при виде меня, но он взял себя в руки и, криво усмехнувшись, спросил:

– Что привело к нам господина Богуславского, новоявленного старца нашего государя?

Я не успел ничего сказать, как Волин сделал шаг вперед и, вперив в него взгляд, полный ненависти, сказал:

– Вам ничего не говорит имя Татьяны Волиной, поручик?

Лицо графа передернулось, тело напряглось.

– Вам какое до этого дело, капитан?

– Она моя сестра!

– И что вы хотите?

– Я вызываю тебя на дуэль, мерзавец! – с этими словами Волин снял перчатку и кинул ее с силой в лицо Бахметьева.

Глаза поручика вспыхнули от дикой злобы, а лицо перекосила гримаса, но он почти сразу взял себя в руки и уже спокойным тоном обратился к офицерам, которые стояли рядом с ним, удивленно наблюдая за неожиданно разгоревшейся ссорой:

– Господа! Как вы видите, меня вызвали на дуэль. Готовы ли вы стать моими секундантами?

– Извините, граф, но нам сначала хотелось бы знать, в чем, собственно, дело? – спросил его штабс-капитан.

– Оскорбления вам мало, капитан?

– Мало, граф. Особенно, если идет речь о чести девушки.

Бахметьев-Кречинский скривился, словно надкусил лимон, и сказал:

– Я, кажется, немного поторопился, предложив вам стать моими секундантами. Забудьте, господа, о моей просьбе. Прощайте.

Штабс-капитан и поручик-гвардеец, молча и холодно, откозыряли и ушли, не оглядываясь. Я посмотрел им вслед, затем повернулся к графу:

– Какая же ты наглая сволочь, Бахметьев, и как тебя еще… а вспомнил, Кретин… ский.

Лицо графа сначала побледнело, а затем пошло красными пятнами. Он смотрел на меня бешеными глазами, раздувая ноздри, но не сделал ни одного движения и только процедил сквозь зубы:

– Ты мне жизнью ответишь за это, Богуславский.

– Да ну? – наигранно удивился я. – И как? Подстережешь ночью и в спину выстрелишь?

Волин, до этого, молча и хмуро, наблюдавший за разговором, наконец не выдержал:

– Сергей, это недопустимо так оскорблять офицера. Пусть мужики подобным образом выясняют отношения, а ты…

– Как скажете, господин капитан. Замолкаю, дав вам возможность продолжить вашу «благородную» беседу.

Капитан только покосился на меня, после чего перевел взгляд на графа и сухо сказал:

– Пусть ваши секунданты обговорят условия с поручиком Богуславским. От меня единственное условие: организовать нашу встречу как можно быстрее.

– В этом наши желания совпадают, капитан. Пришлю секундантов прямо сегодня по адресу, который мне укажут, – сейчас голос графа звучал сухо, ровно, без малейшего следа эмоций.

Услышав адрес, поручик небрежно козырнул и пошел по улице. Волин некоторое время зло смотрел ему вслед, потом тяжело вздохнул и посмотрел на меня:

– Сергей, ты никогда таким не был. Что с тобой случилось?

– Ты не забыл, что у меня проблемы с памятью, Валера?

– Дело тут не в памяти, ты внутри изменился. Со стороны смотрю и не верю, что это ты. Словно в тебя, Сережа, втиснули чужую душу.

– Может, и так, но что это меняет?

У капитана при моих словах широко открылись глаза.

– Теперь давай по домам. Как только мне будет известно об условиях поединка, я тебя извещу.

Капитан несколько мгновений вглядывался мне в лицо, словно пытаясь что-то найти, и только потом ответил:

– Хорошо. Буду ждать. С нетерпением.

Не прошло и трех часов, как раздался звонок в дверь моей квартиры. Подошел, открыл. На пороге стояли два офицера.

– Господин Богуславский?

Кивнув согласно головой, я жестом предложил им пройти в квартиру. Подпоручик – кавалерист, совсем еще молодой человек, видно недавно выпущенный из училища, причем явно из богатой семьи, о чем говорила пошитая на заказ шинель, ухоженные усы, запах дорогого одеколона. Сейчас он всем своим видом старается показать, какой он отчаянный вояка, а у самого в глазах светилось детское любопытство.