Олег Иванов - 1923 (СИ)

Шатаясь, Николай подошел к кровати и тяжело лег на неё.

— Спи, сказала она и погладила его по лицу.

Фриц разбудил минут через сорок, и уже через час они ехали на взлётное поле. Было светло, и так рано город казался вымершим. Заведения уже закрылись, и на улицах практически никого не было, а когда выехали за город, люди и машины перестали попадаться вообще.

— Вы не представляете, Коля, каких мне это усилий стоило. Столь ранним утром найти самолёт, найти летчика, готового лететь, как это говорят в России «к черту на кулички», да ещё через Варшаву, которую мы не любим и которая нас не любит.

— Почему же не представляю. Вполне представляю. И ценю величие Вашего подвига. Это могут далеко не все. Но потрясённая Европа Вас не забудет. А потом, в Москве Вы узнаете столько нового и интересного, что все наши мытарства покажутся Вам чем-то весьма безобидным и даже приятным.

— Вы бы всё шутили, удивительный человек. Но действительно, общаясь с Вами я всё глубже проникаю в области весьма загадочного и даже мистического. Так что Вы правы, мне самому чрезвычайно любопытно. Но я надеюсь, в Москве нас будут ждать только приятные сюрпризы?

Коля вздохнул и честно ответил.

— Я тоже.

Самолёт был какой-то необычный. Не такой как регулярный «Юнкерс», к которому он уже привык. Но, даренному коню в зубы не смотрят, и Коля решил, что к самолётам это тоже относится. Лётчик был молодой и представительный. Фриц радостно хлопнул его по плечу.

— Это наш ас. У него сейчас неприятности — французы требуют его выдачи. Но вроде пока держим, не отдаём.

Лицо летчика было чем-то знакомо. Николай присматривался и так и эдак — он его явно знал.

— Ну что Герман, полетим на Варшаву, сказал Байер, и тут у Коли в мозгах звонко щелкнуло. Он даже выматерился вслух от удивления и неожиданности. Надя удивлённо поглядела на него. Нет, такое бывает только в книжке. Его летчиком был Герман Геринг. Возникло дурацкое желание попросить автограф, благо красивый блокнот был по прежнему в кармане. Мучаясь самыми разноречивыми желаниями и эмоциями, он пошёл занимать место. Сидения были откидными и он с тоской подумал, что до Варшавы часа четыре. Это издевательство какое-то — с отчаянием подумал он. В годы студенческой юности он регулярно куда-то летал и просто мечтал, чтобы в самолёте была кровать. Но, похоже до личного самолёта ему не дожить. Так ничего не решив, он сел на сиденье и попытался заснуть.

Аэродром в Варшаве встречал солнцем и мальчишками на дальнем конце поля. Они там во что-то играли, и Николай подумал, что в футбол. К самолету довольно скоро подходили люди в знаменитых польских конфедератках. Коля достал бумагу Сташевского и передал Надежде — начинать разговор по-немецки или по-русски они с Фрицем посчитали неправильным. Надя с бумагой шагнула вперед и поляки, всегда славившиеся своим отношением к женщине, тут же убавили шаг. Она заговорила по-французски, офицеры растерянно переглянулись и один попытался ей ответить. Но она уже протянула письмо. Минут через пять всё во всём разобрались. Судя по всему, в письме было написано что-то такое, после чего поляки стали страшно вежливы и предупредительны. Офицеры перешли на русский язык и объяснили, что они сейчас организуют машину и быстро доставят господ пассажиров на место. А пока можно пойти выпить кофе.

После двухчасового перелёта это было совсем не лишне и они пошли в деревянную постройку, которая наверное и была собственно аэровокзалом. Там действительно поили кофе, и оно было неплохим. Старший офицер сопровождал их, пресекая всяческие попытки расплатиться. Коля выбрал момент и спросил.

— Скажите, я не читал это письмо, что там написано?

Офицер удивленно посмотрел на него, а потом сказал, со редкой смесью уважения и презрения.

— Это приглашение Вам от маршала Пилсудского.

— Ага, понятно — попытался значительно ответить Николай, лихорадочно пытаясь вспомнить, как же зовут этого спасителя польской государственности, лихо разгромившего Западный Фронт Тухачевского. Так и не вспомнил, поэтому не стал развивать тему дальше. А Надя тем временем лихо болтала с молодым поручиком и рассказывала ему про Париж. Тот со знанием дела вставлял реплики, и Коля подумал о какой-то мистической связи этих двух стран.

Наконец, машины пришли, и Николая повезли в Варшаву. Коля был в ней в первый раз, поэтому с удовольствием вертел головой, рассматривая низкие домики и разбитые дороги. Впрочем вскоре пошла брусчатка, появились трамвай и движение людей стало весьма оживлённым.

Как уже он начал догадываться, их привезли к особняку, стоящему далеко в глубине сада. Ворота открылись, и у подъезда машину встречал господин Сташевский. Он коротко кивнул Коля, который всё время пытался вспомнить если уж не имя, то хотя бы должность маршала. Но и это не выходило. Нет. «Мы ленивы и нелюбопытны» с отчаянием подумал он.

Пилсудский быстро вошёл в комнату. Власть, она и есть власть, едва успел подумать Коля, поднимаясь со стула. Он не должен был это делать, на аура власти маршала была столь велика, что его подбросило, как и всех польских офицеров.

— Добрый день, сказал хозяин. Мы вне протокола, поэтому давайте говорить по-русски. Я понимаю, что это неформальная встреча, которая нигде не будет отражена? По каналам смешанной комиссии всё пойдёт своим чередом. А пока мы можем спокойно поговорить. Как я понимаю, Советская Россия снова хочет начать свое движение на Запад?

— Ну, пока это основной постулат марксистской политики.

— Пока? А что, возможны перемены? — маршал смотрел строго и по взгляду чувствовался человек сильной воли.

— Возможны — коротко ответил Николай. Ему уже порядком надоело петь эти песни.

— Мы тоже не хотим войны. Ни с Россией, ни с Германией. У нас сейчас другие задачи, и нам, как и нашим соседям, нужна передышка для внутренней консолидации. Но наше положение не оставляет нам выхода. Только силой мы можем защитить наши границы, поэтому мы всегда готовы умереть на наших рубежах.

— Я понимаю, что страна такой исторической судьбы должна болезненно относится к любым намёкам насчёт судьбы Вашего государства. Тем не менее, Вы правильно отметили, что сейчас период стабилизации. Все наши страны должны получить передышку и освоить произошедшие в ходе войны перемены. Это также тяжело, как и вести боевые действия, и для этого требуется мужество, не меньшее, чем для войны.

— Да. Вы совершенно правы. Время для освоения полученного. Это хорошее определение. Тем не менее, факты говорят об обратном.

— Как и вас, в России есть свои экстремисты, связавшие свою судьбу только с военными методами решения проблем. Они не готовы к мирной жизни. Но и Ваша страна ведёт достаточно активную внешнюю политику, которая тоже вызывает раздражение соседей.