Владимир Рутковский - Сторожевая застава

Радостно зашевелилось правое крыло и пошло на врага. Смущенные потерей своего вожака, половцы начали пятиться. Казалось, еще немного — и они ринутся наутек.

Но им на помощь уже спешила свежая орда.

Сам Муровец не отступил от брода ни на шаг. Его Гнедко, казалось, даже с места не сдвинул. Трудно и неумолимо раз-по-раз опускалась булава Муровца на вражьи головы и хребты. И не было от той булавы никакого спасения, так как легкие половецкие сабли при столкновении с ней разлетались на осколки.

Но обтекали ордынцы русского великана, как морские валы нерушимую скалу. Пытались ударить сбоку, зайти со спины — но рядом с ним все еще стояли испытанные не в одной битве дружинники.

— Эй, Добрыня! — звал Муровец — Посмотри, много ли еще полынцев за Сулой? Потому что уж и обедать пора!

— Пожди, Илька, еще немножко! — отзывался Добрыня.

Бился он рассудительно и без особенной спешки. Да, вроде бы выполнял привычную и от того уже немного скучную работу. Однако между поединками успевал переяславский тысяцкий и вмиг поле брани осмотреть, и бросить взгляд за Сулу, откуда подходили все новые половецкие орды, и назад оглянуться в надежде, что вот-вот поступят главные силы переяславцев. Однако их не было.

Уже несколько часов гремела под Римовым свирепая сеча. За пылью не видно было солнца. Волна за волной выплескивались на уставших Римовцев свежие ряды степняков.

Но неподвижными береговыми скалами стояли в шеренге русского войска Добрыня, Муровец и юный Попович. С невероятной силой ударялись о них безумные половецкие волны, однако здесь-таки превращались в брызги и откатывались назад. Но не было отдыха русичам, ибо вместо одной волны тут же поднималась другая — еще более могучая, еще неудержная… Друг за другом падали защитники Римова и не всегда на место погибшего становился другой воин. Их просто не было.

Силы русичей исчерпывались.

Случайно оглянувшись, Муровец усмотрел рядом с собой старшую сестру.

— Ты чего здесь? — сердито громыхнул Муровец — Почему не в Городище?

— Без вас, братец, мы и за городищенскими стенами не усидим — ответила на то тетка Миланка — а с вами, может, и здесь устоим…

Она взмахнула старым, еще отцовским мечом, и отбила нападение крепкого половца. Еще один взмах — и половец мешком сдвинулся на землю.

Витька примчал к Суле вместе с тетей Миланкой и Росанкой. За ними спешили все, кто мог держать в руках оружие. А кому это было не по силам, те вместе с малышней направились к лодкам, чтобы спрятаться в плавнях, когда половцы ворвутся в Римов.

Витька из Росанкой пробились было к Олешке. Однако измазанный кровью и пылью Олешко так окрысился на них, что парень даже не понял, как снова очутился позади Римовского войска.

Правда, он успел услышать, как Росанка сказала:

— Не гневись на меня, Олешко. Где ты, там и мне быть.

Поэтому теперь Витька с луком наготове разъезжал за спинами Римовских ратников. Однако невозможно было определить, где его поджидала большая опасность — впереди или за спинами воинов.

Уж не бились Римовцы бок о бок. Во многих местах их ряды были разорваны и в те щели, словно вездесущая вода, просачивались вьющиеся степняки.

Одна большая сеча превратилась в огромное количество поединков. Отовсюду доносилось тяжелые крики, звон ударов, вопли о помощи, проклятия…

Теперь кто-то из Римовцев радостно вскрикнул. Витька оглянулся и увидел, как с той стороны, где был Воинь, появилась немаленькая группа дружинников. Вел их заросший по самые уши мужчина. Воинцы с разгона, словно камень в воду, врезались в половецкие ряды.

Половцы на миг качнулись. Все же выстояли и за минуту с еще большим рвением подвинули вперед. Но двигали недолго, потому что теперь с той стороны, где бился Муровец, послышались напуганные возгласы.

Витька оглянулся.

Муровец уже не держал молот в руках. Вместо нее он крутил над головой половцем в пышной ханской одежде. Хан неистово верещал, а половцы отступали от Муровца, не поднимая ни сабель, ни стрел — боялись попасть у своего хана.

Заглядевшись на это, Витька едва не проворонил тот миг, когда из безумства битвы вырвался один половец и с пронзительным воем помчал на парня.

Это был Смоква, тот же половец, который преследовал Витька до Змеевой норы. Витька пустил в него стрелу, однако половец резко нагнулся и стрела только скользнула по его шлему.

Смоква налетел, словно вихрь. Все же Витьке удалось отбить первый удар. Во второй раз не смог, потому что рука онемел от сильного удара. А тогда разлетелся щит, не выдержали кольца кольчуги — и что-то острое впилось в Витькино плечо.

В глазах потемнело. Успел лишь заметить, как сбоку налетел Лыдько и наотмашь рубанул по незащищенной половецкой шее.

— Олешко, Мирко ранен! — вскрикнула Росанка.

Олешко порывисто оглянулся и это едва не стоило ему жизни. Все же отбил удар и приказал:

— К норе его! Слышишь, Лыдько, к Змеевой норе!

Лыдько подхватил ослабшее тело товарища и помчался с ним в обход половецкого войска — туда, где за несколько сотен шагов должна была быть Змеева нора.

— Да Змея выпусти! — звал вслед Попович — Змея, говорю, выпусти!

Несколько половцев, которые ринулись Лыдьке наперерез, нерешительно остановились.

Лыдько перенес товарища к куче камней, которыми на всякий случай было прикрыто место бывшей норы.

Напрягшись, откатил в сторону одну глыбу, вторую… Образовалась небольшая выемка.

— Лезь сюда — велел Лыдько, трудно переводя дух — И замри. Если останемся живы, вернемся по тебя. А нет…

Витька в последний раз бросил взгляд туда, где над Римовским обрывом возвышалось Городище.

— Лыдько! — внезапно вырвалось у него — Посмотри, наши идут!

Лыдько оглянулся. И правда, от Римова неслось достаточно большое войско. Передние были уж возле Портяной, а на взгорье и за ним все еще вздымалась густая пыль. Впереди, размахивая мечом, летел всадник в красном плаще. Его полы вздымались на ветру, как крылья разгневанной птицы.

— Князь Владимир! — радостно заорал Лыдько — Теперь живем! — и стал спешно подталкивать Витька к выемке. — Лезь, Мирко быстрее! Потому что еще копытами затопчут…

Витька из последних сил пополз между камнями. Голова прислонилась к месту, где виднелось темное пятно.

И здесь сознание оставило его…

Будто сквозь сон до него донесся какой-то невыразительный звук. Сначала Витька подумал, что это ревет где-то за Римовым разгневанный тур. Однако вскоре звук стал другим — густой, рокочущий. На такое не был способен даже самый сильный из туров.