Юрий Валин - Октябрь, который ноябрь (СИ)

Возникло некоторое замешательство, поскольку к строю ударниц вывалился огромный кронштадец с корзиной гвоздик. Вручал он цветочки с таким смущенным и оттого невыносимо суровым видом, что женское воинство не на шутку взволновалось. И даже, кажется, прослезилось.

- Товарищи и граждане, Россия вступила в новую эпоху, - голос товарища Островитянской всемерно поддержали динамики и вышло чрезвычайно внушительно.

Запела сигнальная труба. Настоящая, без всяких там звукозаписывающих фокусов. Горнист играл "зарю", но как-то особо, мастерски и неповторимо. Завотделом смотрела куда-то вверх. Вот вскинула руку, указывая на вершину Александровской колонны. С грузовика ударил луч прожектора, выхватил полощущийся на свежем ветре триколор. Вот флаг медленно пополз вниз...

Катрин понятия не имела, как это вообще возможно. Забраться на вершину колонны без специального альпинистского снаряжении, причем оставшись незамеченным для окружающих? Натянуть тросик, поднять немаленький флаг? Впрочем, раз здесь мелькнул гражданин Укс, известный специалист по высотам, стало быть имелись и иные пути. Всего-то сорок семь с гаком метров в том памятном столпе.

С опозданием, случайным или нарочитым, зажегся мощный прожектор с другого грузовика. Ослепительный луч выхватил второй флаг - ровно и однозначно красный. Символ нового времени поднимался вверх.

Над площадью воцарилась тишина, слышно было лишь постукивание генераторов прожекторных установок. Красное знамя, сияя в резком свете, поднялось к вершине. Но и триколор не ушел вниз, не сгинул, оставшись виться на середине колонны, пусть и ослабел подсвечивающий его прожектор. В намеках и символах многоопытная товарищ оборотень знала толк.

Площадь смотрела на красный флаг взлетевший, казалось, в самое небо, к руке ангела, и сейчас трепещущий бок о бок с крестом-древком. Провожающий полотнище луч уперся вертикально вверх, должно быть, видимый почти по всему городу. Сигнал...

Громыхнуло баковое орудие крейсера на Неве. Многоствольно отозвалась батарея Петропавловки и долгое-долгое эхо пронеслось над Зимним и мостами, ушло к вокзалам и Выборгской стороне...

В тишине погасли прожектора. Приглушенно заговорила, зашевелилась площадь.

- Ну, это, к торжественному маршу или как-то? - с машины вполголоса уточнила товарищ Островитянская у кого-то сведущего.

- Слеееева, поооо-взводноооооо, шагом арш! - подал команду наработанным голосом один из командиров уходящего караула.

Штаб-машина вздохнула и выдала "Прощание славянки"...

Катрин осознала, что ей жарко до невыносимости. То ли новая кожаная куртка оказалась слишком теплой, то ли еще что-то... скорее всего нервы. До последнего момента ждала выстрела, пулеметной очереди, взрывов гранат, а то и чего-то мощнее...

Прошли, стараясь не ударить лицом в грязь, господа юнкера. Прошагали немногочисленные казаки. Строевая подготовка барышень-ударниц могла бы приравняться к талантам в шагистике некой старшей сержантки - в былые годы до парадов как-то ноги и руки не доходили. Впрочем, и тогдашней сержантке простительно, и ударницам позволительно - не для парадов в армию ходили. Цветы у великана-кронштадца, здешние красавицы, конечно, брали далеко не все. Но у кого-то в руках гвоздики все ж белеют и алеют, а вон цветок и ствол винтовки украшает. Традиция. Как и пренебрежении дисциплинкой - одна служивая из строя выскочила, к штаб-машине юркнула. А, это по песенному вопросу. Вот и товарищ завотделом спохватилась, замелькали пачки аполитичных листовок: "Как хороши в России вечера", "Есть только миг" и на обратной стороне всякий случай отредактированный лично завотделом вариант "Марша Коминтерна". У нас же очень общий орготдел. С песнями случилось некоторое нарушение авторских прав, но это как раз тот случай, когда простительно. Революционная ситуация, куда уж дальше, мобилизовано все что можно.

- Пленка осталась последняя, - предупредил режиссер.

Оператор неохотно прекратил стрекот:

- Знаешь, Дзига, чего я теперь больше всего боюсь?

- Запороть при проявке?

- Это само собой. Но еще больше я боюсь, что это какой-то сон. Или спектакль вселенского масштаба. Так в жизни просто не бывает. Розыгрыш какой-то. Нам с тобой не поверят. Камере не поверят.

- Истории нет, пока ее не смонтируешь, - усмехнулся Ветров. - Склеим вариант чуть достовернее, поверят, куда им деваться.

В этот миг на левой стороне площади ударили пулеметные очереди. Катрин, с некоторым горьким, но облегчением, вскочила на сиденье. Броневик... Без всяких опознавательных полос. Только вперся и сходу полоснул. Свои бронемашины все на противоположной стороне, тут только поредевшая толпа медлительных думцев и группа красногвардейцев. Многих положит, гад бронированный...

- Колька!

- Есть! - пилот газанул.

- С машины! - Катрин без церемоний вышвырнула киношников - оператор шлепнулся на спину, героически прижимая к себе треногу с бесценным аппаратом.

"Лорин" понесся навстречу броневику, на подножку машины прыгнул кто-то из бойцов, чудом удержался...

Кончился водевиль с салютами и оперетками. Началась проза жизни, летели в лицо веера свинца со скоростью шестьсот пуль в минуту...

Глава двадцатая. Проезжая по Северной Пальмире

Дворцовая, Невский и далее

Час Х + 21 минута

Революция - фантастически мощный выплеск энергии. И оседлав этот взрыв идей, ударную волну порванных в лохмотья нервов, взлет эмоций и событий, мчишься вперед не прилагая усилий. В светлое будущее ли тебе лететь, иль к скорой, безвестной или ярчайшей гибели - значения уже не имеет.

Катрин повезло - сошлись оба варианта. Смерть предстояла быстрая и верная, но и светлая - ацетиленовый фароискатель гадского броневика бил прямо в глаза, ослепляя. Вдобавок шпионку придавил с размаху плюхнувшийся в машину не мелкий боец в полной выкладке, опершийся прикладом о больную ногу, но это уже мелочи...

Казалось, "Лорин" единым противоестественным прыжком сократил половину расстояния до припозднившегося бронированного гостя. Ослепленная Катрин едва различала уворачивающиеся от бампера лимузина смутные фигуры: они шарахались, отпрыгивали, матрешками катились по мостовой Дворцовой.

Криков слышно не было: "лорин", оглохнув в неистовом свете и реве двигателя, несся на броневик. Прямо в лоб. И орать что-то ошалевшему от азарта Кольке было бесполезно. Он и раньше отъявленным самоубийцей в миру числился.

Впереди сквозь сияние прожектора запульсировало... ударил лобовой пулемет броневика. Колька, укрываясь, нырнул вниз - даже кепки не видно, одни лапы в крагах - вцепились в баранку намертво. Под пулю не желает, непременно ему надо влепиться всем железом. Есть в этом своя логика, есть...