В Бирюк - Понаехальцы

Да и по сути: хотя закон и был введён в форме «имеющего обратную силу», речь шла об освобождении едва ли пяти тысяч душ. Из которых взрослых мужчин не было и тысячи. А реально ушли от хозяина — так, чтобы совсем, «до не видать вовсе» — пара сотен.

Ещё он запретил вывоз рабов за пределы княжества.

Вот это взбесило многих и куда сильнее. На него сразу наехали. «Не по старине! Не по закону Рускаму!».

Он посоветовался со мной, мы вспомнили покойного Глеба.

Жаль мужика — умный был. Но недостаточно — вздумал «Зверя Лютого» за… за горло подержать.

Запрет был отменён. И тут же были введены «заградительные пошлины». По полста кунских гривен за голову. Спасибо покойному Калаузу — надоумил.

Торговля «двуногим товаром» встала.

Всё ж — как прежде! Все статьи «Русской Правды» — о «сыске до третьей руки», о трёх способах похолопливания, о вирах за убийство холопов и роб… — все остались. Всё — по старине! Только чуть добавили мелочь мелкую.

Право владения — есть, право торговли — есть, право экспорта — тоже есть.

А смысла — уже нет.

Для Андрея это было… очередное потрясение — новизна невиданная «от Ваньки лысого».

Он же сам, со страданием в голосе, толковал мне в Боголюбово, что «не может раб божий быть и рабом человеческим»! Что он бы и рад рабство отменить, но «есть холопы в „Русской Правде“ — есть они и в землях Суздальских»! Ибо неукоснительное исполнение закона есть наиважнейшая задача правителя.

Фигня! Закон надо знать. И уметь применять.

Не меняя законов, используя уже продемонстрированный Калаузом прецедент — чуть модернизированный им механизм сбора княжеского мыта, мы сломали одну из «столбовых» традиций «Святой Руси».

Ярослав Хромец хвастался: «Русь продаёт великое множество рабов».

Я вам не скажу за всю Русь, но на Оке мы с Живчиком святого Ярослава Мудрого — обломали. Живчик — некоторой простотой, непониманием всей глубины и глобальности явления. А я — пониманием и полным неприятием.

Чисто для точности: не сломали — сделали пару шагов («правило шести лет», заград. пошлины) к ещё парочке («с Всеволжска выдачи нет», «всяк во Всеволжск да идёт вольно») по дороге к прекращению этого… безобразия.

Боголюбский не рискнул повторить эксперимент Живчика. Суздальское княжество сильно связано с крупнейшим центром работорговли — Господином Великим Новгородом. Боголюбский, вместе с Ростиком — два гаранта порядка на Руси. Что-то сильно менять без согласования с Великим Князем Киевским… Цена слишком велика. Но когда у Живчика пошли по этой теме конфликты с новгородцами, с «гречниками», с суздальскими — Андрей всегда принимал нашу сторону.

Виноват — не нашу. Я-то здесь причём?! Я ж того — псих бешеный, лысый, внесистемный. А вот Живчик — князь прирождённый. Один рюрикович — другого поддерживает. Что тут странного?

Всеволжск и впрямь начал работать «подорожником», вытягивая «гной» из всего Окского бассейна. Всё, что Живчику казалось вредным, подгонялось под формулировки «Указа об основании» и отправлялось ко мне.

Три группы были особенно важны в первое время.

«Домочадцы». Обламывая рязанских вятших, Живчик получал кучу народа из их, ставшего «бесхозным», окружения. Прислуга, приживалы, нахлебники. Дворяне. Дворня. Их называли «не имеющими себя прокормить» и отгружали во Всеволжск. У нас уже был опыт работы с такой категорией — свита тверской княгини Самборины научила.

Всевозможные нищие, бродяги, побирушки, убогие, сгоняемые наступающей зимой в городки, собирались княжьими слугами и отправлялись ко мне. С тем же лейблом. Это сразу уменьшило «количество горючего материала для народного возмущения».

Церковники. Они предсказуемо протестовали против отнятия у них «тяжкого креста» заботы о голодных и вшивых. Возмущались, даже и возмущать прихожан пытались. Иона Муромский, оставшийся единственным епископским наместником на Оке, «подпёртый» княжеской воинской силой и моими уверениями в благоволении Царицы Небесной («серебро-то Богородица кому дала?»), одних переводил ко мне, что означало — «в дебри лесные, в язычники закоренелые…», других же, из разумных диаконов или пригодных прислужников церковных — отравлял к Антонию в Чернигов для рукоположения.

Не смотря на осень, мы спешно строили телеграф. Накопленный опыт, обученные люди позволяли делать это быстро. Продолжали Муромскую линию к Рязани, одновременно ведя стройку от Рязани в обе стороны, после установления зимней дороги — пошли и от Переяславля Рязанского.

Во всех крупных Окских городках в эту зиму появились мои «представительства».

Ме-е-дленно.

Качественный скачок. Два.

Переход от локальной системы, от одного города, к распределённой.

Переход от Не-Руси, от «пустой земли», от лесных племён, к постоянной работе с Русью, в русских городках и селениях.

У нас были уже свои городки — Усть-Ветлуга, Балахна, Лосиный городок, Кудыкина Гора… Значительная часть имеющегося опыта оказалась негодна. Но мы уже понимали необходимость контроля пространства, задержек от дистанций, необходимость учёта особенностей конкретного места и его населения…

Я вовсе не собирался допускать потери темпа, снижения инновативности, просветительства, дисциплинированности… на Стрелке. Но, обдумывая теперь какую-нибудь новизну, мы обязательно прикидывали и её тиражирование, распространение во множестве селений, на новых для нас территориях.

«Зверь Лютый» — пришёл на Русь.

«Представительства»… Не-не-не! Никаких замков с крепостями!

Чисто телеграфная вышка и избушка, в которой связисты живут.

И по мелочи: один-два приказчика, ведших торг моими товарами, прикупавшие местные, дававшие регулярные отчёты о ценах на рынке, пара точильщиков, выходивших на торг и не только доводивших инструменты местных жителей до бритвенной остроты, но и до меня — мнения этих жителей по разным поводам.

Го-с-споди! Через год я знал какую мзду берёт каждый княжеский ярыжка, кто с чьей женой спит, какая корова самая удойная, чей конь самый резвый… во всей тысячевёрстной полосе Окской долины.

Помещения для отдыха моих людей во время стоянок караванов, для переселенцев. Избы, амбары, погреба, баня… Лошадки, коровки, бабы, курицы, собаки… для обеспечения безопасности и функционирования всего этого.

Понятно, местным новые соседи были интересны:

– Эт чего?

– Это-то… печка белая, окошечко стеклянное, доска огнеспасательная, светильничек глицериновый, свечка стеариновая, прялка чудесная, крыша черепичная, бумага жестяная, золото деревянное, мыло зелёное, посконь синяя, велбуд глиняный, бусы хрустальные, зеркальце девическое…

Масса народу не по слухам, а живьём, на ощупь — смогла увидеть, попробовать, потрогать кучу моих разных новизней. И — захотеть. Кто — купить, кто — перебраться. Туда, где такое — норма, где всё это невиданное — делают.