Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

– А где ист театр? – недоуменно спросил Лютйоганн. – Это вокзальна вонфлехер… площатть, нихьт ваар? [13] Не так ли? ( нем .)

– Герр обер-лейтенант забывает, какой сейчас год. Наверное, ни театр, ни вокзал еще не успели построить.

– Если верить Ламарскому, парижская контора Ротшильда здесь. – Белых указал на особняк с колоннами. – Тот дом, к которому подъехал фиакр.

– Может, это Ротшильд и есть? – спросил Гринго. Взгляд у него заострился, будто он щурился на вылезавшего из экипажа господина в окуляр оптики.

– Чтобы первый банкир Франции ездил в такой таратайке? Это как если бы Сорос раскатывал по Нью-Йорку в «Тойоте Камри». Да и рановато еще… что там говорил ваш питерский знакомый, Ефросинья Георгиевна?

– Ротшильд приезжает в контору банка в восемь тридцать утра. Минута в минуту.

– Сейчас без четверти восемь. Не хотелось бы отсвечивать на площади целых полчаса. И так на нас поглядывают с подозрением. Вон тот ажан только что косился…

– Пуалю, – поправила Фро. – В Париже полицейских называют «пуалю», курица – из-за того, что управление полиции стоит на месте старого птичьего рынка.

– Да хоть петухи! – хохотнул Карел. – Лишь бы до нас не домотались.

Прохаживавшийся по площади блюститель порядка посматривал на компанию с нескрываемым подозрением.

– Вот что, – решил Белых. – Сейчас расходимся, на площади остается Карел. Через десять минут его меняет Змей, потом – мы с Фро. Надо дождаться этого барона и хорошенько рассмотреть: как подъезжает, из какой двери выходят, где расставлены телохранители – короче, весь расклад.

– А как мы опознаем его экипаж?

– Вы невнимательно слушали нашего гостя, мон шер. – Фро мило улыбнулась Змею. – Господин Ламарский ясно сказал: «Ездит на карете с гербом на двери». Помните герб на письме?

– Птица, вроде стервятника, лев, рука с пучком стрел, в середине – блямба на красном поле.

Женщина серебристо засмеялась.

– Это обворожительно! Слышал бы вас петербургский приятель моего покойного супруга, член Герольдмейстерской коллегии! Его бы удар хватил…

– Короче, вопросов нет, – подытожил Белых. – Расходимся. Связь по рациям, стволы под рукой и не отсвечиваем.

– Вы не ответили, милый Жорж. Чем вам не угодил мсье Ротшильд? Ладно бы, если бы выслеживали начальника парижской полиции или какого-нибудь генерала. Но банкира?

– Вы недооцениваете этого господина, милая Фро, – усмехнулся спецназовец. – Император, если до этого дойдет, отдаст за него половину своих генералов, в придачу с начальником полиции. Джеймс Ротшильд – самый влиятельный человек во Франции после самого Наполеона Третьего. А курсом франка он вертит с сороковых годов, когда доставлял национальному банку золото для покрытия новых банкнот.

Ефросинья Георгиевна с удивлением взглянула на спутника.

– Никогда бы не подумала, Жорж, что вы разбираетесь в финансах. Моему покойному супругу это всегда казалось до ужаса скучным, и в нашем доме о деньгах если и говорили, то лишь по поводу карточных долгов или залога за имение.

– Да я не очень-то и разбираюсь, – признал Белых. – Просто Велесов накачивал на эту тему перед высадкой в Сицилии.

– То-то вы заставляли меня скучать в постели! – уголки ее губ тронула улыбка. – А вы, значит, обсуждали денежные дела?

– Не только. Но о господах Ротшильдах говорили немало. У нас считалось, что финансами всего мира заправляют две семейки: Ротшильды и Рокфеллеры. Этих, правда, еще нет, они, американцы, составят состояние в конце века, на нефти. А вот пятеро сыновей Майера Ротшильда уже при делах и крутят половиной финансов Европы. Соломон – в Австрии, Амшель – во Франкфурте, Натан – за Ла-Маншем, а Калмар занимается финансами Королевства обеих Сицилий. Но влиятельнее всех Джеймс, недаром они сами прозвали его Великим Бароном. Если его не убрать, затея великого князя и Велесова изначально обречена на неудачу. Эта семейка наверняка вынудит принца Наполеона действовать заодно с Англией и австрияками.

Брови Фро поползли вверх.

– Так вы полагаете, что Ротшильды виноваты в войне? Не слишком ли это… экстравагантно?

– У нас многие уверены, что именно они мутят европейскую политику и все время против России. Эти чайники надо давить, пока они не стали паровозами.

– Что-о? Какие чайники?

– Это байка такая, потом расскажу. Сейчас главное – не дать лишить Ротшильдов влияния на императора Франции. К тому же это убийство наверняка всколыхнет Париж, а здесь и без того неспокойно.

– Как это сложно, Жорж… – повела плечиком Фро. – Знаете, мон шер ами, меня всегда восхищали мужчины, которые могут похвастаться не только храбростью на поле брани и мужской силой, но и мощью разума. Велесов вас недооценивает: уверена, вам уготовано великое будущее!

Белых расплылся в улыбке. Он пытался придумать ответ (в меру скромный, но демонстрирующий его мудрость), когда в кармане пиликнула рация. Образ «государственного мужа» мигом уступил место командиру боевых пловцов с позывным «Снарк».

– Снарк, это Карел. Клиент на месте. Охраны нет, два марамоя в ливреях. Если надо – могу положить хоть сейчас.

– Отставить! – встревожился Белых. – Последи, куда отъедет карета, и вали оттуда. Змей, Гринго, Карел, Ганс – сбор на базе. Все, побежали!

Позывным «Ганс» спецназовцы наградили кайзеровского подводника. А что? Коротко и ясно, и ни с кем не перепутаешь.

– Гринго, это Снарк, как слышишь?

Снайпер остался охранять конспиративную квартиру группы – особняк в квартале Марэ.

– Гринго, я Снарк. Будем через тридцать минут. Собирай манатки, меняем хату.

– Ты, Гринго, маньяк, – устало произнес Белых. – Ты что, собрался стрелять по джихад-мобилю? Тебе мало «Винтореза», чтобы завалить интеллигентного еврея с полутора сотен метров?

С тех пор как командир отряда объявил о цели предстоящей охоты, снайпер вспоминал о своей любимице, тяжелой снайперской винтовке «6С8». Ее, как и крупнокалиберный «Корд», оставили на «Морском быке» – Белых предпочел обойтись оружием полегче.

Гринго и сам понимал, что на парижских улочках, где дальность прямого выстрела редко превышает две сотни метров, а об антиснайперской борьбе не услышат еще лет сто, крупнокалиберная винтовка стала бы обузой. В отличие от компактной, легкой ВСС, которую он и разбирал сейчас, готовясь к завтрашней вылазке.

Сменив квартиру (Фро и Лютйоганн сняли три особняка и пять квартир в разных концах Парижа), Белых сел за разработку операции. Ничего не мешало сделать дело хоть на следующий день, но капитан-лейтенант настоял на том, чтобы дождаться, когда уберется петербургский знакомый Фро. Три дни они наблюдали за особняком Джеймса Ротшильда, пока не составили точный график его передвижений. Одновременно Гринго и Змей нашли и оборудовали на крышах окрестных домов стрелковые позиции – основную и две запасные позиции. Белых уже был готов отдать приказ действовать, но «объект» вдруг пропал, а вечерние газеты сообщили: барон Джеймс Майер Ротшильд отбыл по делам банка в Брюссель и вернется в Париж через пять дней, ко дню рождения племянницы.