Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

Взрыв «сотки» вскрыл мидель-дек позади фок-мачты; раскаленные газы и осколки воспламенили поданные к орудиям картузы, и все три батарейные палубы разом поглотил огненный вихрь. Несколько секунд спустя пламя добралось до крюйт-камеры, и паровой линкор, гордость средиземноморской эскадры, превратился в гигантский погребальный костер, где сгорали семь сотен жизней подданных Ее Величества королевы Виктории.

– Второй заход! – проорал Эссен в гарнитуру. – Работаем нурами. Цели разобрать от головы ордера в порядке номеров!

Атака на пологом пикировании. Эссен дождался, когда силуэт пароходофрегата целиком заполнит прицельную сетку и надавил на гашетку. И не отпускал, пока все четырнадцать ракет не вышли из контейнеров и понеслись, волоча дымные хвосты, к цели. Результат на этот раз оказался не таким фатальным: в цель попало не более половины, остальные разорвались в снастях или прошли над палубой, нырнув в воду с подбойного борта.

– Я Казарский, – захрипело радио знакомым голосом. – Третий, Третий, я Казарский. «Котка» подбита, тонет. К ней подходит корвет, не можем помешать. Отгоните его к свиньям! Третий, я Казарский, прошу помощи…

– Я Третий, Казарский, не вижу вас, обозначьте себя и «Котку» ракетами.

Три зеленых огонька один за другим взмыли по пологой дуге. Эссен пошарил взглядом по поверхности моря и разглядел, наконец, окутанный паром миноносец. Это и была многострадальная «Котка». Суденышко не двигалось; между ним и растрепанным британским ордером несся, волоча шлейф дыма, кораблик побольше – минный крейсер «Казарский». И не успевал – со стороны моря на «Котку» летел, раскинув белоснежные паруса, изящный, как игрушка, корвет. За кормой полоскалось огромное, хорошо различимое даже с такого расстояния, полотнище «Юнион Джека».

– Первый, второй, следуйте за мной! Бьем по корвету, по очереди!

Только бы у них остались ракеты, подумал Эссен, утапливая до упора рубчатый красный диск. Очереди хлестнули по палубе, по туго выгнутым марселям, и «Финист» пронесся над верхушками мачт. За спиной захлопало. Эссен на миг обернулся – Митин торопливо опустошал в отодвинутую дверь барабан «Гнома». Отстрелявшись, клацнул защелкой, откинул вбок барабан и потянулся к подсумку с гранатами.

– Реймонд Федорыч, если можно, пройдись по кругу. Сейчас я по нему, гаду, пристреляюсь…

– Третий, я Казарский», спасибо за помощь! – ожил наушник. – Корвет отворачивает. Иду к «Котке, снимать команду.

– Казарский, это Алмаз. – В канал врезался новый голос, сухой, бесстрастный. – «Живой» на подходе, минут через сорок будет у вас. Мы идем следом, держитесь.

– Ну вот и все, Андрей Геннадьич, – крикнул Эссен через плечо. – Давайте поищем, где бы нам сойти с небес на землю. В гавани от кораблей не протолкнуться, давайте-ка лучше сядем на лимане. А то бес его знает, что тут за камни у берега, ну их совсем…

– Раз-два, взяли! Еще раз – взяли! Подальше вытаскивай, а то первым же ветерком унесет, лови его потом!

Поплавки «Финиста» нехотя выползли на отмель. «Бурлаки» направились к следующему аппарату, а Эссен привязал трос за стойку и побрел к берегу. Здоровенные, наглые, как московские голуби, чайки, тысячами облепившие прибрежную полосу, разлетались, давая дорогу командиру авиаотряда. Лениво, нехотя, словно понимали, что не станет ловить их человек, по колено увязающий в черной, как смертный грех, грязюке.

Грязь, между прочим, не простая, а чрезвычайно полезная для здоровья, вспомнил Андрей. Недаром лет через тридцать здесь вырастет знаменитый «Куяльник» – первый в России грязелечебный курорт. И ростки грядущего великолепия уже пробиваются – недалеко от берега стоят какие-то домики дачного облика, рядом с ними то ли сарай, то ли барак. Это, надо полагать, и есть те самые «заведения», которые по инициативе одесского градоначальства возвели здесь еще в 1833-м…

Эти полезные сведения сообщили Андрею двое малолетних рыбаков из соседнего хутора. Мальчишки собирались домой, когда с неба в воду один за другим плюхнулись три «Финиста». Разумеется, рыбалка была тут же забыта. Мальцы сначала наблюдали за пришельцами из-за песчаного холмика, но, услыхав русскую речь и разглядев Андреевские флаги на гидропланах, осмелели и подошли знакомиться. В ход пошли сначала сувениры (за них отлично сошли стреляные гильзы из брезентовых мешков-гильзосборников), а потом и шоколадки из бортовых НЗ. Через несколько минут самый младший побежал с известием «до хутора», а остальные полезли в прибрежный ил помогать «летунам».

Андрей, на правах старшего по возрасту и званию, был избавлен от оздоровительных грязевых процедур. Вместо этого ему поручили нести боевое охранение, для чего вытащили из кабины «ПКМ» бортстрелка. Вот он – стоит, растопырив сошки, в траве, словно диковинное насекомое.

Следует признать – на караульную службу майор ФСБ Митин попросту забил. Вместо этого он грелся на солнышке и с удовольствием наблюдал, как перемазанные с ног до головы авиаторы вместе с голоштанными волонтерами вытаскивают на отмель «Финисты». Да и чего, скажите на милость, опасаться здесь, в бессарабской степи, где со времен суворовских походов не было замечено ни одного супостата? Англичане с французами – и те не сумели высадиться, а разбойников-крымчаков в этих краях не видали уже лет сто…

Эссен привязал причальный конец к чахлому полынному кустику, подергал – держит надежно. Покосился на манкирующего своими обязанностями Андрея, но смолчал, видимо, ему самому не слишком-то верилось в неведомого врага, который вот прямо сейчас появится из жаркого марева на горизонте. Лейтенант забрался в кабину «тройки», и оттуда немедленно понеслись треск, шипение и прочие эфирные звуки, обыкновенно сопровождающие настройку радиостанции.

Андрей немного послушал, улегся на песок, закинул руки за голову. Когда он вот так лежал и бездумно смотрел в небо? Уж точно не меньше года назад. Первый Перенос, возвращение, подготовка спасательной экспедиции – валяться на солнышке было решительно некогда.

Он сам не заметил, как уснул. Разбудил его смех. Звонкий и, несомненно, женский. Хуторянки – старшей никак не больше двадцати – приехали на телеге, запряженной парой рыжих лошаденок, и принялись сгружать наземь корзины, глиняные, замотанные тряпицами глечики, расстилать на траве вышитые то ли скатерти, то ли полотенца. Андрей с восхищением взирал на это изобилие, а девушки тем временем беззаботно щебетали с авиаторами – молодые, ладные, крепкие, так и хотелось назвать их «селянками». Вышитые малороссийские рубашки, платки, юбки, подоткнутые так высоко, что до самых бедер открывают загорелые ноги.