Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

– Надо сделать прививку от столбняка, – посетовал Змей. – Может, он бешеный?

– Как вам не стыдно? – возмутилась Фро. – Вы звери, господа! Это же сущее дитя! Сами виноваты, кто просил вас так грубо хватать?

Белых с трудом сдержал усмешку.

«…И эта женщина недавно советовала сбросить труп в канализацию…»

– А какого хрена ему надо на нашей крыше? – не сдавался Карел. – Мы вроде трубочистов не вызывали? Расспросите его, Ефросинья Георгиевна!

Фро склонилась к юному пленнику. Тот сжался в комочек и попытался слиться со спинкой стула. Женщина сделала успокаивающий жест и ласково заговорила по-французски.

– Дайте ему пахлавы, что ли… – посоветовал Змей, роясь в сумке. – Может, разговорится?

Спецназовцы давно прикончили последний шоколадный батончик. Пополнить запасы в здешних кондитерских лавочках не удалось (твердый молочный шоколад здесь еще не придумали), пришлось обходиться медовой пахлавой из лавочки на Рю де Тампль, где торговали восточными сладостями. Тягучее коричневое лакомство с кусочками грецкого ореха восполняло недостаток калорий не хуже «Сникерса».

Одолев кусочек приторной массы, пленник разговорился.

Фро выслушала, то и дело кивая, вручила мальчугану новую порцию пахлавы, погладила по чернявым волосам и повернулся к Белых.

– Его зовут малыш Мишо. Он подручный трубочиста, живет в Латинском квартале. Нас обнаружил после убийства Ротшильда – заметил вас, милостивые господа, на крыше и стал следить. Прошелся за вами до прошлого нашего убежища, а потом и сюда.

Карел замысловато выругался. Белых едва сдержал усмешку: кто бы мог подумать, что матерых спецназовцев, мастеров тайных операций, выследит мальчишка-трубочист?

– Не повезло… – сокрушенно развел руками Змей. Он работал в паре с Карелом и отвечал за подстраховку. Строго говоря, это был прежде всего его прокол. – Откуда было знать, что этот чумазоид с ночи торчал на крыше соседнего дома?

– Я вам говорилль… – наставительно заметил Лютйоганн. – Швоунн… как это по рюсский… трьюбочьистт, й-а-а. В Дойчлянд швоун есть старинный хандверк… ремесльё. Один знайт все другой ф-ф город. Как увиделль вас, сразу тревожиллься.

– А Ганс-то прав… – заметил Белых. – Зря мы его не послушались. По ходу, местные трубочисты – что-то вроде средневековой профессиональной гильдии. Все друг друга знают, если увидят чужака, немедленно встревожатся.

– Верно, – кивнула Фро. – Для обывателей они все на одно лицо, и дети, и взрослые, а вот сами сразу узнают чужака, стоит только увидеть. Впрочем, не волнуйтесь, господа – наш гость уверяет, что никому не успел о нас рассказать.

– А он умеет читать? – поинтересовался Белых.

Мальчишка кивнул в ответ на быстрый вопрос Фро.

– Тогда спросите, где баррикада, о которой здесь пишут?

Мальчишка вгляделся в прокламацию, обрадованно закивал и начал взахлеб тараторить.

– Знает. И баррикаду, и этих троих, о которых говорится в листовке. Говорит, один из них, Боске, живет в Латинском квартале. Очень храбрый и справедливый, все им восхищаются. Говорит, весь Латинский квартал пойдет за ним свергать императора!

– А что это он так легко нам все выкладывает? – с подозрением осведомился Змей. – А ежели мы хотим этого Боске грохнуть?

Фро не успела перевести, как юный трубочист энергично замотал головой.

– Он не верит, что вы полицейские шпики, потому что убили того господина в карете. Говорит, это важный банкир, ездит во дворец Тюильри, и его охраняют жандармы. А раз вы его убили – значит, вы за народ и против власти! Он сначала вас испугался, а теперь все понял и не боится. Говорит, он, как и все савояры, будет помогать людям на баррикадах против полиции и солдат!

– Тоже мне, Гаврош… – буркнул Змей. – Слышь, командир, а может, он отведет нас туда по крышам? Осмотримся, прикинем, что к чему? Ефросинья Георгиевна, переведите, что мы не шпики, а, наоборот, хотим помочь!

Белых уже принял решение:

– Ефросинья Георгиевна, объясните этому борцу с тиранией, что от него требуется. Вы с Гансом остаетесь на базе, Вий проследит. И даже слушать не желаю! – упредил он протестующий возглас Фро. – Переводите лучше статейки, я там пометил в газетах. Вернусь – изучу. Остальным готовиться – гранаты, дымы, монки, все дела. Гринго – пулемет. Через тридцать минут выдвигаемся.

– Снарк, я Змей, чисто!

– Змей, Гринго, внимательнее. Возможен обходной маневр по переулку!

– Хрен им, а не обходной маневр! Мы в подворотнях монок понатыкали, кровью умоются.

– Отставить пачкотню в эфире! Змей, Карел, выполнять приказ!

– Я Змей, понял.

– Снарк, я Гринго, понял…

Белых отпустил рацию.

– Ну вот, за тылы баррикады можно не беспокоиться. С первой попытки там точно никто не пройдет.

– Еще бы – такими плотными построениями! – хмыкнул Карел. – Фарш…

Они лежали на гребне черепичной крыши, за невысоким бордюром. Сам Белых, главстаршина Артеньев, он же «Карел», лучший пулеметчик группы, и малыш Мишо. Ученик трубочиста, ставший из добровольного соглядатая проводником, притаился за кирпичной трубой и с восторгом наблюдал за происходящим.

С крыши баррикада была видна как на ладони. Беспорядочная с виду груда домашней мебели, досок, перевернутых фиакров, тележек, омнибусов, фонарных столбов, наполненных землей корзин перегораживала улочку примерно на уровне второго этажа. С тыльной стороны баррикады была устроена своего рода галерея, поднявшись на которую защитники могли вести огонь по атакующим.

Первые два штурма защитники баррикады отбили сравнительно легко, не допустив ни одного солдата ближе чем на двадцать шагов к заграждению. Третий вообще оказался каким-то идиотским: Белых не представлял, кому пришло в голову бросить на баррикаду роту драгун в конном строю, но искренне надеялся, что автор этой идеи сам лег под пулями. В противном случае любой командир самолично пустил бы его в расход, не доводя дело до трибунала. За явное пособничество врагу.

Мостовая перед баррикадой была усеяна людскими и конскими телами. Стонали раненые; некоторые пытались ползти назад. Тогда из-за угла высовывался штык с насаженным на него солдатским кепи; двое смельчаков на карачках, прячась за убитыми лошадьми, выбирались навстречу несчастным, подхватывали, волокли в укрытие. С баррикады по ним не стреляли – надо полагать, берегли боеприпасы. Хотя, прикинул Белых, может, кто-то из лидеров восставших сообразил, что раненый неприятельский солдат куда полезнее убитого: во-первых, надо отвлекать людей на эвакуацию, а во-вторых, стоны и крики, полные мучительной боли, отличнейше деморализуют личный состав.