Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

– Загадками изволите говорить, Ваше Высочество? – осведомился после долгой паузы Андрей.

У молчавшего до сих пор Строганова (он на правах хозяина дома возглавлял застолье) челюсть отвисла от такой непочтительности.

«…а вы как думали, ваша светлость? Времена нынче не те…»

– Господь с вами, Андрей Геннадьевич, какие загадки? Простой расчет. Турки будут только рады, если мы хоть сколько-нибудь боевых кораблей отошлем с Черного моря. Да вот, отправляйтесь с нами – сами все и увидите.

Андрей немного подумал и кивнул.

– А что, пожалуй, и поеду. Серега… Сергей Борисыч, вы как, присоединитесь?

Велесов покачал головой.

– Нет. Хочу поскорее вернуться в Севастополь: Рогачев что-то давно молчит, хочу выяснить, как там у него дела с «Пробоем». Что-то не хочется мне оставлять нашего Эйнштейна без присмотра надолго…

– Черт их разберет, местных картографов! – ругался Михеев. – До Браилова отмечен всего-то десяток верст, так уже два часа ползем – и где он?

– Одно слово – румыны, – поддакнул Адашев. Два михеевских «Остина» и танк «Рено» были приданы мотострелковому взводу его роты. Грузовики с юнкерами пылили по проселку вслед за головным броневиком, за ними тяжко колыхался на ухабах мощный «Бенц» с «Рено», взгроможденным на открытую платформу. Следом тарахтел кургузый «Кроссби» с радиостанцией в высокой дощатой будке; замыкал колонну еще один «Остин» юнкера Овечкина.

То, чем рота занималась уже вторую неделю, вызвало бы у любого профессионального военного тяжкое недоумение. Для начала им настрого запретили вступать в бой – разве что в ответ на нападение австрияков. Но те, увидав вдали горбатые силуэты, бросали все и пускались в драп. Юнкерам оставалось стаскивать к грузовикам брошенные ружья, палаши, уланские пики.

Тем, кто пытался сдаться, объясняли, что Россия пока – пока ! – не воюет с империей Габсбургов. Австрийцы не верили, сами несли к «Фиатам» оружие и амуницию. И долго стояли на обочинах, глядя вслед концевому «Остину»…

Случались и упертые – эти преграждали дорогу, ощетинившись штыками. Колонна оттягивалась на полверсты, мотострелки спрыгивали с «Фиатов» и вытаскивали из-под гусениц «Рено» заранее запасенные бревна и доски. По ним маленький танк с железным коробом на месте башни сползал на землю, фыркал бензиновой гарью и неторопливо полз по направлению к австрийским храбрецам. Обычно те разбегались, когда до лязгающего гусеницами агрегата оставалось еще шагов с полста. А для особо непонятливых у прапорщика Рыбайло, командира этого чуда инженерной мысли, имелся убедительный аргумент. «Рено» останавливался, и из фронтальной амбразуры высовывался ствол огнемета. Плевок чадного пламени вылетал шагов на тридцать – так, чтобы упаси бог не задеть солдат! – после чего машина ползла дальше по опустевшей дороге, а константиновцы принимались за привычную работу – собирали оружие и объясняли внезапно прозревшим храбрецам, что никто не собирается их жарить заживо, вешать или хотя бы брать в плен: по домам, цурюк, цурюк!

Этот рейд был уже третьим. Части Особой бригады – мотострелки, бронедивизион, кавалерия – следовали по левому берегу Дуная, параллельно движущимся по другому берегу дивизиям Горчакова. Прозрачный намек австриякам, которые в августе прошлого года сменили в Дунайских княжествах турок: и думать не могите о том, чтобы нам помешать! Поручик Лобанов-Ростовский, повадившийся навещать мотострелков (у тех не переводилось домашнее вино и сельские деликатесы из валашских сел), рассказывал, как авиаторы ловили австрияков на марше и изображали штурмовку с бреющего: забрасывали пехоту и кавалерию дымовыми шашками, пугали сигнальными ракетами. В результате автоброневые группы и казачьи разъезды, усиленные «Остинами» и пулеметными тачанками, углублялись в занятую «неприятелем» территорию на два, порой три десятка верст и находили одних перепуганных валашских крестьян. Войска последнего из Габсбургов кидались в драп, стоило заслышать тарахтенье аэропланного мотора или разглядеть в колышущемся от зноя степном мареве парные башенки броневиков.

Сейчас Адашев вместе с танкистом Рыбайло ехал на броне головного «Остина». К возмущению Михеева, приятели раздобыли в одном из сел два соломенных матраца, и теперь на крыше броневика образовалось комфортабельное лежбище – не то что в кузове «Фиата» или в «Рено», где не продохнуть от газойля и машинного масла. К тому же танк непрерывно ерзал туда-сюда в крепежных цепях, и Рыбайло скомандовал мехводу Солоницыну перебраться к мотострелкам, на грузовик. Не дай бог, крепления не выдержат, и семитонная, наполненная огнесмесью махина свалится с полутораметровой высоты.

Этот «Рено», взятый при эвакуации из Севастополя, был лишен не только штатного вооружения, но даже и башни. Поначалу предполагалось использовать его как артиллерийский тягач, но Михеев рассудил иначе: поверх броневого корпуса наварили высоченный короб, прикрытый сверху крышкой, откидывающейся назад на петлях. Через три амбразуры – по курсу и по обе стороны – можно вести огонь из «Льюиса». Главным оружием стал тяжелый огнемет системы Винсента, найденный юнкерами при разграблении артиллерийских складов. Штакельберг (вернувшийся после своих морских приключений в дивизион) припомнил, что такие «фламменвелферы» имелись на Турецком валу. Огнемет оказался исправен; его установили на «Рено», приспособив на корме бак с огнесмесью и батарею баллонов со сжатым возухом.

Адашев благодарил бога за то, что им пока не приходилось применять это страшное орудие. Изжарить человека заживо… юношу передернуло. Варварское оружие, противное цивилизованному человеку… Хорошо, что австрияки разбегаются от одного вида огненной струи.

Но долго это продолжаться не может. Дивизии Горчакова уже подходят к крепости Силистрия, и хочешь не хочешь, а скоро придется опробовать «фламменвелфер» в настоящем деле.

– Пониже, голубчик! – Тотлебен наклонился к поручику, стараясь перекричать рев двигателя и треск набегающего потока воздуха. – Пройдитесь вдоль всей куртины, надо бы рассмотреть. В заметках покойного Шильдера тут показаны батарея и пороховой погреб. Вот бы его накрыть!

Лобанов-Ростовский несколько раз кивнул и развернул аппарат. Внизу, на бастионах, во двориках то и дело вспухали крошечные облачка белого дыма – турки из гарнизона Силистрии почем зря палили по «Фарману». Пока ущерб ограничился двумя дырками в плоскостях, привезенных из прошлого полета.

– Еще ниже, еще! – «Пассажир» нетерпеливо семафорил рукой. На очередном проходе он вцепился в борт и перегнулся через борт и так свесился из кабины, что поручик перепугался – как бы тот не вывалился наружу.