Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

«Фарман» вполне подтвердил свою репутацию отличного аэроплана-разведчика. Обзор из носовой кабины был превосходный, куда лучше, чем из боковой двери «Финиста», на котором Тотлебен поднялся в воздух в первый раз. Генерал-инженер хотел непременно осмотреть сверху укрепления Силистрии, прежде чем назначать цели для шнейдеровских мортир и прочей осадной артиллерии; узнав же, что можно корректировать огонь с воздуха, по радио, он заявил, что займется этим самолично, поскольку хорошо изучил планы крепости и может оценить ущерб от огня осадных орудий. Качинский спорить не стал и приписал поручика Лобанова-Ростовского с его «Фарманом» к Тотлебену: «Вы, голубчик, у нас и сам летали наблюдателем, и аппарат ваш для этого прямо-таки создан, кому же, как не вам? «Финист» – наша лучшая ударная машина, грешно отвлекать ее на разведку. Мортиры когда еще свое слово скажут, а османов надо сразу ошеломить, пока они еще не привыкли к виду аэропланов.

Качинский оказался прав. Эффект, производимый на турецкую пехоту атакой с бреющего полета, далеко превосходил реальный ущерб. Стоило аппаратам пройтись, треща пулеметами, над траншеями, прикрывающими подходы к форту «Араб-Табия» (при штурме которого год назад погиб генерал Сельван), как два батальона редифа бежали, бросая в панике ружья. Форт достался русским целехоньким и почти без потерь: после авианалета и беглого обстрела шрапнелью на гласис выползли, чадя газолиновым дымом, три «ромба». Защитники равелина не выдержали такого зрелища; стрелки Владимирского полка, наступавшие вслед за танками, находили исколотых штыками турецких офицеров, видимо, пытавшихся остановить повальное бегство.

Жаль только, с крепостью этот номер не пройдет, подумал поручик. И драпать там некуда, и войска там, надо думать, более стойкие, и офицеров побольше. Турки не церемонятся с малодушными, чуть что – секим башка. Хотя как знать? Лучшие дивизии Омер-паша забрал в Крым, где они и сгинули вместе со своим сардарэкремом [16] Одно из высших воинских званий в Османской империи. Соответствовало фельдмаршалу. . Может статься, боевой дух защитников крепости вовсе не так высок, как в 1854-м…

Тотлебен скорчился на переднем сиденье и что-то бормотал в микрофон. Время от времени он вытягивал шею и делал знаки Лобанову-Ростовскому – «ниже» и «вправо». Поручик послушно положил аппарат на крыло – и в этот самый момент над куртиной, за которой расположилась мортирная батарея, вырос столб дыма и каменного крошева. Он разрастался, опадал, расползался гигантской неопрятной амебой, и в этом пыльном мареве то и дело вспыхивали зарницы новых разрывов – мортирная батарея обрушила на головы защитников крепости град шестидюймовых конических бомб, способных пронизывать катаную броневую сталь и перекрытия из железобетона.

– Отлично, просто отлично! – проорал, обернувшись к пилоту, Тотлебен. – Со второго раза угодили прямехонько в погреб! Завтра подойдут канонерки с осадными мортирами. Три, может, пять дней дней бомбардировки, и туркам аминь!

Тотлебен ошибся. О капитуляции гарнизона крепости им сообщили, как только «Фарман» зарулил на стоянку полевого аэродрома. Древний византийский Доростол, захваченный в конце десятого века князем Святославом; административный центр османского вилайета Силистра; крепость, которую осаждали Румянцев и Багратион, а в 1829-м взял на шпагу генерал Дибич; придунайская твердыня, укрепленная немецкими инженерами согласно советам самого Мольтке-старшего, не давшаяся в руки Паскевичу и храбрецу Шильдеру – Силистрия на этот раз не продержалась и трех суток.

Великий князь Николай Николаевич, сын императора Всероссийского, удобно устроился в парусиновом кресле. Временный КП был развернут прямо на полетной палубе, благо гидросамолеты уже второй день не поднимали на борт.

– Как-то слишком просто все получается! Шутка сказать – тридцать верст сплошных узостей, берега утыканы орудиями, форты один на другом. В буквальном смысле – террасами, ярусами. А французы идут будто на прогулку и в ус не дуют!

– Между Францией и Османской империей состояния войны нет, – заметил Корнилов. Он расположился в соседнем кресле и потягивал поданный вестовым лимонад. Жаркое июльское солнце заставило сменить суконный форменный сюртук на легкомысленную полотняную пару. – Не так-то просто отдать приказ палить по союзникам. Да и не до того сейчас туркам, сами видите, что у них творится!

С батарей, стерегущих вход в Босфор, поднимались косматые черные столбы. Дальше, над турецкой столицей, дымы пожаров сливались в сплошную пелену.

– Да что турки! – вставил Зарин. – На их счет у меня особых сомнений не было. Флота после Синопа и Варны у Абду́л-Меджи́да, считайте, нет. В Крыму он лишился своих дивизий, а уж когда сдалась Силистрия, из боеспособных частей остались только личная гвардия султана и войска столичного гарнизона. Не считать же за серьезную силу албанских башибузуков, которые сейчас режутся с болгарами?

Помощи тоже ждать неоткуда: англичане только-только собирают новую эскадру на Мальте, Хасан-паша увел корабли египетского бея в Александрию. Ибрагиму-паше битые турецкие союзники ни к чему; англичан он в гробу видал, а вот с французами портить отношения не захочет, подождет, чем кончится нынешняя заварушка с двумя Наполеонами. Нет, господа, османы сейчас никакие не вояки. Меня больше удивляет уступчивость Вены: уж слишком легко мы напугали австрияков. Они, как ни крути, были последней надеждой султана, а теперь…

Зарин безнадежно махнул рукой.

– Качественный разрыв, Ваше Превосходительство, – ответил Андрей. Он устроился рядом на складном табурете. – Все дело именно в нем. Нынешние флоты и армии не так уж сильно отличаются от тех, что были при Наполеоне. Наша техника для них за гранью реальности. Словно уэллсовские марсианцы для персонажей Конан Дойля – «форс-мажор», «неодолимая сила». Остается дать подходящий повод и намекнуть, что в плену не будет ни жестокого обращения, ни ущерба воинской чести. Это я, заметьте, говорю о европейцах.

– Верно, – кивнул великий князь. – Турки – те просто драпают. В Силистрии едва нашли офицера, чтобы подписать капитуляцию, остальных перерезала ошалевшая солдатня.

– В Стамбуле… простите, в Константинополе, ситуация ничуть не лучше. После ночного рейда спецназа и авианалета на улицах ад кромешный. Повсюду пожары, толпы горожан врываются на батареи, оттаскивают расчеты – тех, кто еще не сбежал, – от орудий, умоляют не стрелять по кораблям гяуров, чтобы те не разрушили город. Султан заперся во дворце; с беспилотника засняли, как из-за ограды по толпе палили картечью.