Игорь Шилов - Попутчик, москвич и водитель

— Чего, сегодня сами справились? — спросил я, кивнув на прожаренную тушку.

— Сумели, с горем пополам — ответил Драп, первым отреагировавший на моё пробуждение. — Ты как, отдохнул?

— Да вроде ничего, легче стало.

— Ну может тогда обедать начнём, а то твой дядя ни в какую меня кормить не соглашается, пока ты не проснёшься.

— А что ты хотел? Он уже успел насмотреться на твой зверский аппетит. Я конечно понимаю, болезнь и всё такое, но надо и о товарищах не забывать. Они тоже иногда, как бы странно это не выглядело, кушать хотят.

— Я о них всегда помню — смущаясь, сказал Драп. — Только во время еды почему то поздно вспоминаю.

— Вот это хорошо. Если уже в состоянии заниматься самокритикой, значит на поправку идёшь — встрял в разговор Степан и тут же предложил: — Ну что, если все про всё знают, тогда может действительно, приступим?

До вечера мы прошли ещё километров пять, обеденный перерыв пошёл мне на пользу, и я уже не с таким надрывом, как утром, тащил надоевшие до чёртиков волокуши и во время движения с одними из них, даже перекинулся парой фраз с человеком, катающимся на мне вот уже пятые сутки подряд.

— Как тебе мой старик? — спросил я его, притормозив во время объезда очередной кочки.

— Весёлый. Плохо только, что не помнит ничего. О чём бы я его не спросил у него один ответ: «Забыл».

— Ну тут уж ничего не поделаешь. Саданули бы тебя так по башке посмотрел я, что бы с тобой стало. А он всё таки уже далеко не мальчик.

— Это да. Угадать, каким ты будешь в его годы никому не суждено. Может так случиться, что и без палки голова моя ничего соображать не будет.

— Постучи по ней, придурок. Накаркаешь.

— Зачем? — не понял меня Драп.

— Примета такая есть. Постучишь по дереву и высказанное тобой предположение точно не сбудется.

— Это ты на что намекаешь?! — возмутился мой товарищ и даже попытался приподняться прямо на ходу.

— Да ни на что я не намекаю! Лежи спокойно! Не ёрзай! И так уже еле тащу тебя.

Ночью всех нас разбудил страшный гул и грохот, мы со Степаном вскочили на ноги и попытались определить откуда он исходит.

— Чего задёргались? Землетрясения, что ли никогда не слышали? — спросил нас Драп, так и продолжавший хладнокровно валяться на своей постели.

Землетрясение? Вот это номер. За всё время моего пребывания здесь, оно первый раз произошло. Хотя, если Драп так спокойно к нему относится, значит в этих краях это дело обыденное.

— Почему не слышали, слышали — попытался я сгладить наш конфуз. — Только это какое то уж сильно громкое.

— Горы рядом, вот там всё и двигается. Это не у вас на болотах, где только грязь чавкает, когда земля трясётся.

— А я не помню, слышал я такое или нет? — подыграл мне Степан, изобразив из себя персонаж из детской сказки.

— Ничего, теперь не забудешь — успокоил его Драп. — Спать давайте, завтра сами с рассветом повскакиваете и будете стонать, что не выспались.

Заснуть сразу не получилось, хотя трясти и гудеть перестало довольно быстро. В голову лезли мысли, одна веселее другой. Вода у нас почти на исходе, силы мои тоже на грани полного исчезновения, а состояние моих подопечных не на много лучше того, что было во время нашего выхода.

— Может стоит бросить хлам, собранный во второй волокуше и дальше тащить лишь одного Драпа? — вновь озадачился я вопросом, мучившим меня все последние дни.

Это конечно же ускорит темп нашего передвижения, но не упростит жизнь после выхода к людям. На долго ли хватит денег, найденных в мешках головорезов, напавших на Степана? Во сколько обойдётся новое жильё и пропитание в городе? И главное, как заработать на хлеб насущный, если походы в лес превратятся в русскую рулетку? Вопросы, вопросы и не одного прямого ответа.

После последнего разговора с Деном, рассчитывать на его помощь и гостеприимство не приходится. Да и Клеопатра, на хуторе которой, можно было бы переждать хотя бы несколько первых недель после завершения похода, так же навряд ли будет нам рада. В том, что наше хождение по мукам вскоре благополучно завершиться, я не сомневаюсь, ну или стараюсь об этом почти не думать. Если, конечно, София вернулась, тогда да, Драпа поднять на ноги у неё мы сможем, но я давно уже взял за правило, что надеяться надо на лучшее, а готовиться всегда к самому худшему, так не придётся локти кусать, когда обстоятельства преподнесут тебе очередной неприятный подарок. Нет, не имею я права оставлять наш груз на попечении леса, за мной люди стоят, причём один из них делает это не очень уверенно, а другой так и вовсе пока валяется на носилках.

Утренний осмотр лежачего пациента показал, что даже в таких антисанитарных условиях, обычный, деревенский самогон способен творить чудеса. На огромном порезе не было и намёка на нагноение, рана затянулась и мне стало казаться, что из неё давно пора вытягивать нитки, стягивающие человеческую плоть.

— Дядя Стёпа, давай ка отойдём в сторонку — предложил я ходячему больному, после нашего совместного осмотра резаной раны.

— Чего там у меня?! — испуганно спросил Драп. — Хреново всё?!

— Ты, как считаешь, не пора ли нам шов от ниток освободить, пока они там намертво не вросли? — спросил я своего современника, проигнорировав вопрос потомка.

— Я в этих делах, вообще никак — обрадовал меня Степан, — так что ты сам определяйся, чего с ними делать.

— Да я тоже в медицине ничего не понимаю — не соглашаясь в одиночку нести ответственность, сказал я.

— Но зашил то рану посмотри как. Так, как будто всю жизнь только этим и занимался.

— С перепугу и не такое сделаешь — задумчиво произнёс я, а помолчав немного спросил: — Так что, может всё таки вытащить нитки, и повязку покрепче наложить?

— Давай попробуем, вроде там у него всё затянулось. Хуже, наверное, не будет?

В качестве инструмента способного, на мой взгляд, вытащить нить, соединяющую края раны, решил использовать перочинный ножик Степана, скорее всего навечно перекочевавший в один из моих карманов. Сначала прокалил одно из его лезвий на костре, потом промыл его спиртовым раствором, четырёхсотлетней давности и только после этого приступил к операции. Кровь на меня не оказывает устрашающего действия, но копаться в чужом теле ножом, впрочем, так же, как и иголкой, мне совсем не нравиться.

— Будешь дёргаться, отрежу кусок мяса — предупредил я Драпа и попросил дядю Стёпу: — А ты ему руки держи, не то он в порыве страсти ими сам себе чего нибудь не хорошее сделает.

Возились с огромным порезом долго, но швы убрали лишь с половины его. У Драпа закончились силы терпеть издевательства над своим телом, а у меня начали трястись руки от небывалого морального перенапряжения.

— Всё. На сегодня хватит, остальное завтра доделаем. Больной, можете расслабиться, а вы сестра наложите ему тугую повязку — стараясь выглядеть бодрым и весёлым сказал я друзьям, чья бледность была почти одинаковой.