Джон Стивенс - Изумрудный атлас [litres]

Девочка села на табурет, скрестила руки и уставилась на Эмму, словно хотела удостовериться, что та съест все до последней ложки.

Эмма хотела выразительно посмотреть на нее, чтобы заставить отвернуться, но так зверски проголодалась, что ей пришлось разрываться между метанием испепеляющих взглядов на дерзкую девчонку и жадным поглощением полных ложек божественной похлебки.

– Я думала, ты умерла. Габриэль принес тебя прошлой ночью. Бабушка сказала, что еще пять минут – и было бы уже поздно.

– Она твоя бабушка?

– Нет. Все зовут ее просто бабушка. Бабушка Пит. Она ведунья. Колдует. Ведовством тебя и вылечила. А взамен забрала твою душу.

Эмма перестала есть.

Девочка криво усмехнулась.

– Шучу. Она не такая. Хотя ты поверила.

– Ничего я не поверила.

– Поверила-поверила! Подумала, что бабушка Пит спрятала твою душу в кувшин или еще куда-нибудь.

Эмма решила, что эта девчонка ей совершенно не нравится и отныне она будет ее игнорировать.

– Габриэль сказал, что ведьма вас поймала, но вы сбежали. Правда, что ли?

Эмма небрежно повела плечом, словно речь шла о каких-то пустяках.

– Она заставила мужчин копать в Мертвом городе, под горой. Я туда пробиралась. Видела их.

Эмма перестала есть, ее любопытство было уязвлено: – Что еще за Мертвый город?

– Место, где раньше жили гномы. Давным-давно они построили себе город под этой горой. А однажды там случилось страшное землетрясение, представляешь? – Девочка заметно оживилась, рассказывая об этом. – Половина города провалилась под землю. Куча гномов погибла. Поэтому они бросили этот город и построили себе новый. Сейчас люди думают, будто там призраки живут. Туда даже ходить боятся. Но я-то не боюсь! – Она посмотрела на Эмму. – Ты знаешь, что ведьма там ищет?

Эмма опустила глаза в миску.

– Нет.

– Я никому не скажу.

– Я сказала, что не знаю. А как же Графиня тебя не сцапала?

Девочка засмеялась.

– Она с нами не связывается. Она только с городскими так обходится. По мне, то так им и надо. Сами виноваты. Позволили себя покорить! Я бы на их месте сражалась. И мне плевать, если она убьет! А городские – они просто трусы, значит, туда им и дорога.

Эмма подцепила ложкой последний кусочек морковки, потом поднесла миску ко рту и выпила остатки бульона. Она вспомнила о детях, которые были заперты в особняке и не могли убежать, потому что знали: если они сделают это, Графиня жестоко расправится с их отцами и матерями.

– Тебя как зовут?

– Дена.

– Так вот, Дена, ты и понятия не имеешь о том, о чем болтаешь. Так что просто закрой свой глупый рот, ясно?

Девочка вскочила и сжала кулаки.

– Скажи спасибо, что ты больная и младше меня, а то я бы заставила тебя взять эти слова обратно!

Эмма отшвырнула миску и спрыгнула с кровати. Судя по всему, в старухиной похлебке было что-то еще, кроме мяса и овощей, поскольку к Эмме полностью вернулись силы.

– Давай попробуй!

Еще секунда, и они обе покатились бы по полу, молотя и колотя друг друга как бешеные, но тут полог на двери отлетел в сторону, и в дом вошел мужчина. Как и у Габриэля, у него были длинные черные волосы, но на этом сходство заканчивалось, ибо вошедший был гораздо ниже ростом и заметно уже в плечах, с лицом совсем юным и не обезображенным шрамами. Невозможно было понять, догадался он о том, что здесь едва не произошло, и было ли ему хоть какое-то до этого дело, ибо лицо его осталось совершенно непроницаемым. Бросив быстрый взгляд на Эмму, он сказал девочке:

– Ей нужна обувь.

Дена немного помедлила, но потом с раздраженным сопением наклонилась, вытащила из-под кровати пару разношенных мокасин и швырнула их Эмме.

– Идем со мной, – велел мужчина, поворачиваясь к выходу и приподнимая полог.

– Я хочу видеть Габриэля!

Мужчина обернулся через плечо:

– Габриэль прислал меня.

С этими словами он вышел из хижины. Эмма сунула ноги в мокасины и выбежала за ним, бросив последний угрожающий взгляд на Дену.

Деревня приютилась на склоне горы между двумя поросшими соснами хребтами. Выйдя из жаркой душной хижины, Эмма остановилась, чтобы вздохнуть полной грудью. Воздух был прохладен, свеж и напоен ароматами летнего утра. Вся деревня состояла примерно из двадцати хижин, одни из которых прятались среди больших кряжистых деревьев, а другие выстроились вдоль центральной улицы, круто поднимавшейся вверх по склону (если, конечно, можно назвать «улицей» полоску утоптанной земли шириной в двадцать футов). Эмма пошла за молодым мужчиной, на ходу размышляя, куда могли подеваться все люди; потом дорога сделала поворот, и она увидела. Вся деревня – по крайней мере, Эмме показалось, что здесь была вся деревня, – собралась перед одной из хижин. Люди плотно обступили группку из шести или семи стариков и внимательно ловили каждое их слово. Эмма была слишком далеко, чтобы разобрать, о чем шла речь, но ей показалось, будто там проходило какое-то совещание. Когда они с молодым человеком подошли ближе, старики замолчали, уставившись на девочку. Провожатый Эммы почтительно поклонился и приподнял полог на двери хижины, чтобы она могла войти внутрь.

В комнате было темно, а когда полог опустился, стало еще темнее. Молодой человек не вошел следом за Эммой. Она остановилась, дожидаясь, пока ее глаза привыкнут к темноте. В хижине стоял тяжелый, гнилостный запах. Какая-то большая темная фигура шагнула к Эмме. Поморгав, Эмма узнала бабушку Пит. Ведунья схватила ее за руку и втащила в глубину комнаты.

– Где Га…

Вопрос застрял у нее в горле. Старуха отвела ее в дальний угол комнаты, где на кровати лежал Габриэль – голый по пояс, с закрытыми глазами. Шесть порезов алели на его руках, а в боку зияло зловещего вида отверстие. Но не сами раны заставили Эмму судорожно втянуть в себя воздух и закусить губу. Вокруг каждой из ран, прямо под бледной кожей, расползались толстые черные щупальца.

– Яд, – сказала бабушка Пит. – Дойдет до сердца, и он умрет.

– Так сделайте же что-нибудь! – взмолилась Эмма. – Спасите его! Сделайте что-нибудь! Вы должны!

– Не так это просто, дитя. Составляющие для противоядия очень редкие, трудно их достать. Я истратила все, что у меня было, чтобы спасти твою жизнь. Габриэль так велел. – Старуха схватила миску, наполненную комковатой желтой пастой, и принялась яростно растирать ее. – Не знаю, ох не знаю…

Эмма смотрела на исполинского мужчину. Он спас ее и теперь умирал. Это было несправедливо. Должно быть какое-то…

Внезапно голова Эммы рывком запрокинулась назад. Это бабушка Пит вдруг схватила ее за лицо.

– Вы что…

Но старуха даже не смотрела на Эмму. Она рассматривала свой длинный желтый ноготь, с которого свисала одинокая слеза Эммы. Задумчиво фыркнув, бабушка Пит стряхнула слезу в миску, велела Эмме стоять смирно и собрала еще полдюжины слез, добавив их все в желтую кашицу.