Леонид Поторак - Странные сближения [Полная версия]

— Вы, значится, и есть Француз, — Облепиха спрятал изъятый у Пушкина шифровальный блокнот куда-то под шинель. — С вами, — он перешёл к Липранди, — всё давно понятно… — он двинулся дальше, к бледному от ярости и потери крови Раевскому.

Пушкин, Раевский, Липранди и Волошин сидели на полу, обездвиженные эффективным и до обидного простым способом: привязанные к ножкам стола. Стол был внушительным, дубовым, и поднять его даже вчетвером и с развязанными руками было бы нелегко.

Облепиха (или как там его звали на самом деле?) перелистал второй блокнот.

— Раевский, Александр Николаевич…

Ямщик, сидевший в кресле с ружьём, направленным на пленников, что-то негромко сказал по-турецки.

«Ах, знать бы, о чём они говорят… — Пушкин скрипнул зубами. — Так и не выучил турецкий, а теперь…» Впрочем, что теперь? Живыми им отсюда не выйти. Шифры, попавшие к туркам, может быть, и не будут разгаданы в ближайшее время. Слишком многое должно сойтись, чтобы мелкие значки, рисунки, наборы букв и цифр стали понятны. Для этого нужно, как минимум, несколько шифрованных писем.

Но главное — трое агентов погибли, трое ценнейших для Коллегии людей. Заменить-то их заменят, но откуда снова возьмут всю проделанную работу, откуда возьмут, в конце концов, отчаянную изобретательность Пушкина, трезвость Раевского, опыт Липранди? О том, чтобы успеть настичь Зюдена, и речи быть не может…

А ещё — конец Южному обществу. Потому как последним и единственным барьером между заговорщиками и расстрельной командой был агент Француз.

Страха в этот раз не было вовсе, как и надежды. Только думалось спокойно, что двадцать два года агенту Французу уже никогда не исполнится. А всего-то было — неделю подождать.

— Дмитрий Волошин, — Облепиха навис над помощником судьи.

— Это я, — у Волошина дёргался глаз, но в остальном лицо будто застыло.

— Тайный… — неразборчиво произнёс Раевский.

— Что? — удивился турок.

Пушкину показалось, что он и сам не вполне расслышал.

— Прпрврвф! — согласился Липранди.

Александр Николаевич повторил:

— Тайный агент Волошин.

Волошин вздрогнул и поглядел на Раевского с нескрываемым изумлением.

— Я… — начал он, но Пушкин, наклонившись к нему, насколько позволяла верёвка, зашипел:

— Соглашайтесь, чёрт побери, он спасает вас!

— Тихо, — прикрикнул из угла ямщик и поднял ружьё.

Волошин сглотнул.

— Тайный агент Волошин, — сказал он севшим голосом.

— Исилай, — позвал ямщик и затараторил что-то на своём наречии. Облепиха (или, правильнее сказать, Исилай) выслушал и молча кивнул.

«Решилась судьба Волошина, — понял Александр. — Случайного человека убили бы сразу, как Карбоначчо и Бурсука, а разведчику позволят дожить до конца допроса. Только не пожалеет ли он, что не умер сейчас?..»

В дверь дважды постучали.

Ямщик вскочил, направляя ружьё на пленников и зашипел что-то в том смысле, чтобы ни звука, ни вздоха.

— Что угодно? — крикнул Исилай, уходя в сени.

— Есте чинева аища? — закричали из-за двери. — Де щи нимень ну мь-а ынтылнит?

— Закрыто! Нет никого, и коней нет, а смотритель помер!

— Дап кум закрыто! — возмутился голос. — Щи, ну штий щчинесынт? Дескиде уша, омуле, сынт кукон Констпнтин Ралли, ынцележь?

— Сказано, закрыто, — хмуро повторил турок. — Ступайте, домнуле. До Кишинёва нет станций.

Константин Ралли ещё поскандалил из-за двери и затих.

Ливень кончился, и комната попеременно то освещалась солнцем, то уходила в тень от проносящихся туч.

— Так, — Исилай сунул пистолет за пояс, обошёл стол и сел на корточки перед Лиранди. — Начнём, — он обхватил Ивана Петровича за шею и рванул на себя. Руки привязанные за спиной к столу, хрустнули и неестественно вывернулись; Липранди подавился криком. Исилай быстро перерезал верёвку, и руки безвольно упали.

— Драться не будешь, — удовлетворённо сказал Исилай, поднимая Липранди за связанные ноги и волоча в ямщицкую. — А вы пока готовьтесь.

— …ая ты…, в… и в… я тебя… буду…! — крикнул Пушкин и получил сапогом в зубы.

— Прфрпрп!!! — грозно сказал Липранди, волочась по полу.

— Арх-кх-кх, — прохрипел Пушкин, сплёвывая кровь.

— Убейся о стену, тварь, — перевёл Раевский.

Турок выбросил Липранди из ямщицкой довольно скоро.

— Меня почти не допрашивал, — с трудом выговорил Липранди разбитым ртом. Усы его слиплись от крови. — Только бил. Это он вас пугает, вы — его главный пленник, — он глядел на Пушкина.

— Мне нужно знать ваши цели, — сказал Исилай, вновь привязывая Липранди — на сей раз, к кольцу крышки люка, ведущего в подпол. — Всё, что вы успели узнать и сообщить в Петербург, — он приблизился к Раевскому. И всё, что у вас связано со словом Зюден.

Липранди буквально жёг Пушкина своими чёрными глазами, страшно горящими на окровавленном лице.

«Придумайте что-нибудь, Француз, — читалось в его взгляде. — Придумайте же!»

— Хотите что-то сказать, Александр Николаевич?

Раевский поднял белое лицо:

— Вы знаете, что я буду молчать. И бить меня можете, сколько угодно.

— Верю, — турок попробовал вывернуть Александру Николаевичу руки тем же манером, каким вывернул их Липранди. Раевский, однако, выждав, когда лицо Исилая приблизится, из последних сил ударил врага лбом по носу. Исилай отшатнулся, схватившись за нос. Второй турок что-то крикнул и вскочил, поднимая ружьё.

— Стой! — Исилай поймал А.Р. за ноги и легко, как войлочную куклу, поднял над полом. Раевский громко застонал. Исилай потянул ещё, и плечи Раевского с жутким звуком покинули родные суставы.

Пушкин зажмурился, тщетно стараясь отключиться и не слышать, как шуршит по полу спина друга, уволакиваемого на пытку.

— Эй, — услышал он вдруг едва различимый голос из-за спины. — Пушкин?..

«Волошин будет следующим, — подумалось отрешённо. — И он это уже понял».

— Пушкин, — выдохнул Волошин тише, чем ветер шуршал за окном. — Стена…

Помощник судьи бредил. Может быть, сошёл с ума от страха?

Из ямщицкой донёсся жуткий чавкающий удар и спустя секунду звук падения и приглушённый стон Раевского. А.Р. будет молчать. А из Волошина можно вообще всю душу выбить — он так и не поймёт, что происходит. Турок подбирается к Французу, хочет сломать его, заставить бояться. Надо признать, ему это удаётся. Зачем бояться, если изменить уже ничего нельзя? Но есть ведь и другой вопрос: а зачем сопротивляться страху?

— Пушкин…

Краем глаза Александр увидел, что так взволновало соседа: торчащая из стены щепка. Волошин неловко дрыгал связанными ногами, пытаясь зацепиться за щепку верёвкой.