Юрий Рудис - Хроники Порубежья

— Кстати, про луну, — оторвался от своей писанины Саня. — Ей вроде на ущерб пора идти? А она не идёт. Снова полнолуние. Это нормально?

— Про луну мне сказать нечего. Я больше под ноги смотрю, — отозвался Митька, сортируя собранные по дороге грибы, которые должны были послужить гарниром к остаткам медвежатины.

— А про подмётку, я тебя, Иваныч, предупреждал. Что-то с ней должно было случиться. Но это не смертельно. У меня сосед один был, специально босиком ходил, впитывал через пятки энергию землю. Надо только привыкнуть.

— Ну, в случае чего, — Иван примерился и сильно ударил рукояткой ножа по подметке, — онучи наверчу из куртки, или, вон, лапти сплету, из липового, понимаешь, лыка. Насчет луны ничего определенного сказать не могу, но думаю, что, где висела там и висит. Я бы, с учетом нашей расстроенной психики, не очень на неё засматривался.

— Знать бы еще как эта липа выглядит, — тоскливо сказал Саня.

— Родной природы не знаем ни хрена, не ведаем, — констатировал Ермощенко.

— А хоть бы и знали? — Митька выпутал из волос паука, свалившегося ему на макушку. — Все равно лапти плести никто не умеет.

— Научусь, — пообещал Иван. — Припрёт, научусь.

Утром следующего дня их разбудил дождь. Разбуженные его первыми каплями, успели убраться под защиту деревьев раньше, чем ливануло по настоящему. Часа два, пережидая, отсиживались под густой елью, и поэтому тронулись в путь с опозданием. Никакой тропы или хоть какого-то подобия оной по-прежнему не попадалось, шли по высокой, ещё не просохшей после дождя, траве, промокнув до пояса. Скоро ветер разогнал тучи, снова засияло солнце, стало душно. Но о духоте забыли, увидев дым над верхушками деревьев. Тут уж Митька выбрал сосну повыше и уже совсем было собрался залезть на неё, как Саня вдруг дёрнул его за рукав.

— Чего? — обернулся к нему Митька.

— Погоди, кричат вроде.

— Мне тоже послышалось, — сказал Иван.

И действительно, откуда-то из глубины леса, постепенно нарастая, приближался гул, в котором при некотором напряжении можно было угадать звуки человеческих голосов. Но что-то было в этих звуках такое, что заставило путников попятиться, а затем, не сговариваясь, забиться поглубже в кусты. Но тут, под защитой густой листвы, любопытство и страстная надежда повстречать наконец людей, взяли верх над осторожностью. Иван раздвинул ветки и стал всматриваться в неподвижные деревья на той стороне поляны, сплошь покрытой фиолетовыми соцветьями мать и мачехи.

Однако люди появились не оттуда, а откуда-то сбоку, несколько всадников вывернулись из-за деревьев и их лошади проскакали буквально в нескольких шагах. Выглядели они так, словно только что покинули съемочную площадку какого-нибудь исторического фильма. Всадники были оборваны, их овчинные куртки давно утратили первоначальный цвет, так же как и шитые с большим запасом широкие штаны, заправленные в подобие кожаных чулков, которые удерживались на ногах благодаря ремешкам, обвивающим ногу от щиколотки до колена.

Голову одного из наездников, судя по всему, старшего, украшал помятый медный шлем, формой напоминающий неглубокую чашу, остальные обходились мохнатыми шапками и войлочным островерхими колпаками. А один был и вовсе простоволос, его иссиня-черные космы были собраны сзади в короткую толстую косу, которая билась о высокий вышитый воротник куртки в такт лошадиному бегу. Но вооружена эта публика, на непросвещенный взгляд горожанина, была довольно серьезно, у пояса каждого висел меч или топор. У многих были пики.

Картину дополняли притороченные к седлу луки и колчаны со стрелами. К седлам же были привязаны и круглые деревянные щиты, обтянутые кожей и украшенные металлическими бляхами, что свидетельствовало о том, что их хозяева в данный момент не опасаются внезапного нападения.

Ускакали всадники недалеко, остановившись метрах в пятидесяти, в густой тени векового дуба, стоящего на краю поляны чуть на отшибе от леса, они затаились, сдерживая коней и негромко переговариваясь. И, похоже, их ожидание было связано с шумом доносящимся из леса, так как именно в ту сторону они то и дело поглядывали.

Саня, забыв про всякую осторожность, сунулся из кустов, желая рассмотреть все в подробностях, но Иван железной дланью рванул его за шиворот, так что любопытное лицо Сани, появившись на миг, исказилось и исчезло в зелени, словно камень канул в стоячую воду пруда.

Под защитой тесно переплетенных веток, где солнечный свет лишь кое-где давал о себе знать тонкими снопиками лучей, Саня, не столько досадуя на бесцеремонность Ивана, сколько веселясь от его недогадливости, быстро проговорил, давясь от смеха. — Ты чего, Иваныч? Это ж ролевики.

— Тише ты. Какие еще ролевики? — Иван, явно был не склонен разделить с Саней его радость.

— Ролевики? — в голосе Митьки слышалось сомнение.

— Ну, да, их еще по телевизору часто показывают. Ребята, которые на истории завернуты. Реконструкторы! — припомнил Саня. — Воссоздают историю во всех деталях. То есть, сами себе доспехи делают, обучаются старинным приемам боя, и разыгрывают потом какое-нибудь Мамаево побоище.

— Хотел бы я знать, что они сейчас разыгрывают, — Иван, удостоверясь, что Саня не делает попыток вырваться, ослабил хватку.

— Так подойдем, спросим. Интересно же, — торопливо проговорил Саня, который боялся, что за всеми этими дурацкими разговорами чудесные всадники возьмут да и ускачут. Ищи их потом по лесу, но к его досаде совету никто не внял.

— Сам же говоришь, на истории завернуты, — рассудительно произнес Иван. — А если человек завернут, хоть на истории, хоть на чем, то держи вухи остро, потому что неизвестно, какие процессы происходят в его поврежденном рассудке. Вот у нас один мужик на заводе, на открытках был завернут, а потом повесился.

— Да при чем тут это! — тупое упорство натурального кузнеца приводило Саню в бешенство.

— А при том, что вот вылезем мы сейчас из леса, а они нас за своих примут, ну, за реконструкторов. И без лишних слов дадут, шутя и играя, как реконструкторы реконструкторам, топориком по башке. Сам же говоришь, люди увлеченные, от них всего можно ожидать.

В ответ Саня молча пожал плечами, не в силах продолжать идиотский спор.

— А мне что-то их смуглявые морды не нравятся, — неожиданно поддержал Митька Ивана.

— Ты что, расист? — вскинулся Саня. — Ну, может сборная Монголии, ну, или Тувы.

— Сборная-подзаборная — пробормотал Иван, отгибая ветку. — Посмотрим, что у них тут за Мамаево побоище.

И тут же вся поляна вдруг заполнилась бегущими людьми, высыпавшими из леса. Тут же стала ясна и причина таинственного лесного шума, так как мужчин почти не было видно, в основном здесь были истошно кричащие женщины и дети.