Юрий Рудис - Хроники Порубежья

— Держи выше! — крикнул тот же человек. — Судовая рать. Брежане пришли!

Со стены обращенной к реке, Млочь была видна до самого горизонта. Обычно здесь стояла только стража Водяных ворот, но теперь было не протолкнуться, все смотрели в одну сторону, туда, где словно стая лебедей, подгоняемые попутным ветром, ходко шли корабли под белыми парусами. Кто-то начал вслух считать их, но, сбившись на третьем десятке, замолчал.

Скоро они приблизились настолько, что стали видны разноцветные одежды гребцов.

Народ на стене закричал, чтобы открывали Водяные ворота. Несколько молодцов посыпались вниз по шатким лесенкам и скоро створки ворот открылись.

Лодьи брежан, растянувшись вереницей, начали разворот по широкой дуге, готовясь войти в устье Речицы. Этот маневр на стене встретил новым взрывом радости. Вверх полетели шапки.

На передовой лодье спустили парус, теперь она шла только на веслах. Гребцы, рубахи которых были темны от пота, не отзываясь на приветственные крики, сосредоточенно налегали на рукоятки, и только кормщик улыбался во весь рот и, кланялся, прижимая ладонь к сердцу.

— Припасов-то сколько везут, — сказал кто-то рядом с Иваном. Действительно, бросалась в глаза низкая осадка лодьи. Груз занимал почти все свободное от скамей место, но что это за груз, не позволяла рассмотреть дерюга, которой он был бережно укрыт.

— Припасы вещь полезная, — что-то знакомое почудилось Ивану в этой картине, а еще через секунду один из гребцов, бросив весло, вскочил на скамью и истошно закричал. В общем шуме крик его не был слышен, и, возможно, на него не обратили бы внимания, но тут кормщик сорвался со своего места и всадил нож в спину кричащему, тот пошатнулся, но устоял на ногах, и даже сделал шаг, словно собираясь выброситься за борт. Но вместо этого закричал снова, уже падая.

И теперь, в наступившей гробовой тишине, можно было разобрать каждое слово, вылетевшее вместе с кровавыми брызгами из широко разинутого рта. — Закрывай ворота. На лодье буджаки!

— Какие ж буджаки? — неуверенно произнес тот же самый воин, который говорил про припасы. — Я уж буджаков насмотрелся. Брежане это.

Но кто-то менее рассудительный уже метнул со стены стрелу, которая воткнулась в дерюгу, прикрывавшую таинственный груз. Раздался вой, и материя, там, где в неё попала стрела, вспучилась, на одно мгновения стали видны очертания человеческой фигуры, затаившейся под ней.

— Измена! Закрывай ворота! — часто-часто защелкали тетивы луков, стрелу за стрелой посылая в кормщика, в гребцов, и в тех, кто барахтался под дерюгой, пытаясь сбросить её с себя. Но из тех выбраться удалось только одному, который сообразил острием меча распороть материю, просунулся наружу до пояса, да так и остался лежать, истыканный стрелами.

На дерюге то тут там стали расплываться красные пятна.

В считанные минуты почти все на передовой лодье были убиты, и она, неуправляемая, развернулась боком, в который с треском врезалась лодья, идущая следом, их так вместе и понесло вниз по течению. Остальные корабли брежан, на которых, теперь уже не таясь, мелькали темные куртки буджаков, отошли на безопасное расстояние.

Но этим сражение не закончилось, оно перекинулось на участки стены, обращенные к лесу, откуда, сразу со всех сторон, бросились на приступ толпы буджаков. Впрочем, увидев, что застать обороняющихся врасплох не удалось, они, после короткой, но ожесточенной схватки, откатились, оставив не мало тел в крепостном рву.

Ночью кто-то снаружи стал вызывать Воробья. Ров осветили факелами и увидели среди мертвецов одного живого, с лицом перепачканном кровью и сажей, в рваном буджакском халате. Его подняли на стену.

— Кто таков? — спросил Воробей, прибежавший вместе с Войтом.

— Воды дай, — вместо ответа, потребовал неизвестный. Жадно осушив два ковша, остатками воды он умыл лицо. — Теперь узнаешь?

— Ага, теперь узнаю. Здравствуй, Цевень, — без выражения произнес Воробей, почуявший, что ничего хорошего Цевень ему не поведает.

— Меня Нетко послал.

— И что Нетко?

— Велел кланяться и передать, чтобы на него не рассчитывали, о животах своих чтоб сами промышляли. Разбили его в прах. Новое войско собирает. Помочь ему вам нечем.

— Спасибо и на том, — ответил Войт. — Обратно пойдешь? Или тут останешься?

Гонец поклонился, показывая, что оценил приглашение и ответил. — Обратно пойду. Страшно тут у вас.

— Ладно. Тебя проводят, — сказал Войт. — Теперь, мил человек, везде страшно. И неизвестно где еще страшней.

— Ты еще всего не знаешь, — обернулся гонец, уже уходя. — Главная сила буджаков еще только на подходе. Утром сам увидишь.

— Погоди, — окликнул Воробей. — Как так с брежанами вышло? И почему мы только сейчас все узнаем.

— Посылали к вам и кроме меня, — ответил Цевень. — Видать, не дошел никто. Брежан же взяли изгоном, обошли по лесам и накрыли всех, как котят лукошком. Про брежан забудь.

Утро принесло наглядное подтверждение словам Цевня.

По всему периметру стен, на расстояние полета стрелы, выросшие за одну ночь, густо стояли шатры и палатки, между которому роились бесчисленные степняки. Было видно, как все новые их отряды выдвигаются из леса, как приветствуют друг друга начальники, а рядовые воины начинают деловито обустраиваться на новом месте.

Напротив Водяных ворот, чтобы пресечь возможность бегства водой, встала на якорь лодья брежан, бок о бок к ней пришвартовались еще две.

— Все, — сказал Иван, увидев это. — Опоздали мы. Теперь не уйти. На день бы раньше. Эх.

Со стен кричали брежанам. — Давайте к нам.

— Никак невозможно, — отвечали те. — Женами и детьми своими заложились стоять за буджаков крепко. Если уйдем к вам, то им не жить.

— Да и то не жизнь, — кричали со стен. — Ну, умирайте, воля ваша.

— Простите, братцы.

— Прощаем. Подходи ближе, обнимемся.

Как ни странно, плохие вести не сломили дух защитников города, а даже как будто наоборот, придали им бодрости. Уже и грозный Нетко не сдюжил, и только Речица бросает вызов грозному врагу.

Впрочем, воодушевились не только они, Падера и Ворошило на всех углах кричали о том, что Войт с Воробьем всех погубят до единого, и пока этого не произошло, надо попытаться договориться с буджаками миром.

Но их никто не слушал, пример был у всех перед глазами. Брежане, которые раньше славились удалью и щегольством, теперь выглядели в своих нарядных одеждах особенно жалко. Их жен и дочерей буджаки держали при себе, как заложников, но обходились с ними как с рабынями, заставляя делать грязную работу и исполнять прихоти своих хозяев, нещадно избивая при малейшем сопротивлении. Крики и плач насилуемых женщин терзали слух почти весь день. Но еще невыносимее стало потом, когда буджаки, сломав и растоптав свои жертвы утратили к ним интерес, и те, распатланные и ободранные донага, слились с безликой толпой обозных слуг, во множестве сопровождавших войско, выделяясь среди них лишь обрывками одежды, не утратившими еще прежнюю яркость и пестроту.