Юрий Рудис - Хроники Порубежья

Впрочем, времени на сочувствие у осажденных было не много. Весь день они подтаскивали на стены камни и бревна, кипятили смолу в огромных чанах, готовясь к новому приступу. И только старый лекарь Махора, взглянув со стены, закричал с силой, неожиданной в его хилом теле. — О, мужи брежанские, о детях своих вы позаботились, а о внуках позабыли!

Следующая ночь прошла тихо. Но под утро Ивана, спавшего под дощатым навесом у стены, разбудило чье-то прикосновение. Открыв глаза, он узнал Ливку, рабу благородной Преведы. Девушка приложила палец к губам и прошептала. — Мне Воробей нужен.

— Нашла время, — пробурчал Иван.

Но Ливка настойчиво тянула его за рукав, и, поняв, что речь идет о чем-то важном, Иван отвел её к Воробью.

— О, — сказал Воробей, который сегодня еще не ложился. — Ливка. Давай поженимся.

— Люди Падеры пошли открывать ворота, — быстро проговорила девушка.

Через минуту Иван уже мчался с сотней Байды к городским воротам.

Добежав, они в предрассветной мгле увидели, что завал у ворот разобран, стража перебита, а сами ворота распахнуты настежь в предрассветную мглу. Тех, кто это сделал, никого не было видно.

— Ушли, — сказал Байда. В эту минуту в лагере кочевников жалобно, словно прощаясь с жизнью, запела труба, глухо ударили барабаны. Начался новый приступ.

Предательство Падеры не принесло победы буджакам. Деревянный мостик, который им удалось перекинуть через ров к воротам, в конце концов, обрушился под тяжестью тел вниз. Ворота, хоть и ценой большой крови, снова были закрыты. Но резня на стенах продолжалась почти до вечера. Несколько раз атакующим удавалось взойти на них по приставным лестницам, но везде они были сбиты обратно в ров.

Вечером у Войта собралась городская верхушка. Выводы к которым они пришли, были неутешительны. Еще один-два таких приступа и стены будет некому защищать. Но хуже было то, что теперь, после поражения Нетко, сидение в Речице теряло всякий смысл, а уйти из плотно обложенной крепости было невозможно. Оставалось одно, погибнуть с честью.

Ивана на совет не приглашали и о том, что там говорилось, он узнал от Воробья, за которым тенью ходила Ливка. Несмотря на то, что и Падеру и его сестра перебежали к буджакам, страх перед свирепой госпожой не покидал девушку.

— Не грусти, воевода, — сказал Иван. — Утро вечера мудреней, — и отправился спать на стену, где ему было как-то спокойней. На этот раз ночь прошла без треволнений. Лишь один раз Иван проснулся от какого-то шума и открыв глаза, увидел ратника, напряженно вглядывающегося вниз.

— Чего шумел?

А вот, — неопределенно махнул рукой ратник. — Уйти хотел.

— Кто?

— Да Ворошило вроде, поди разбери. В темноте-то.

— И где он?

— Зарубили его, в ров сбросили.

— Зря. Смердеть будет.

— Там и без него есть кому.

— Логично, — ответил Иван и снова уснул.

На следующий день Саня, уставший от идиллии, которой он безудержно предавался с Верой в перерывах между боями и походами, вспомнил, наконец, про своих товарищей, и нашел Ивана с Митькой на берегу Древицы. Иван, сидя на камне, с сосредоточенным видом чертил что-то остро заточенной палочкой на берестяном свитке. А Митька комментировал его рисунок саркастическими замечаниями.

Санька присел рядом. — Рисуешь, Иваныч?

— Ага, — с готовностью ответил Иван, который, похоже только и ждал, что бы кто-нибудь оторвал его от дела. — Решил судостроением заняться.

— Думаешь уплыть отсюда?

Иван посмотрел на свой рисунок, в котором Саня, как ни старался, не сумел усмотреть очертания корабля, и затер его носком сапога. Воткнул прутик в песок и нахохлился, сунув руки в карманы пальто.

— Думаю, да. Можно было бы улететь, но не тот случай. Зови, короче, Воробья, Саня. Нам плотники нужны.

— Чисто адмирал Нельсон, — сказал Митька.

— Ну, — не стал спорить Иван. — Почему бы и нет. Хотя Нельсон был худенький и одноглазый, к тому же морской болезнью страдал. Я же не таков!

Еще солнце не село, а пробный экземпляр убойной снасти, призванной спасти осажденных, был уже готов.

Воробей и Войт, окруженные сотниками, расположились живописной группой на пригорке, а у самого уреза воды стоял Иван, в качестве главного конструктора.

— Ну? — сказал Войт.

— Берись, — ?ҐА?дал отмашку. С десяток сильных рук схватились за ремни, прикрепленные к гладко обструганному бревну, конец которого был обит железом.

— Товсь! — взявшиеся за ремни ратники побежали вперед, увлекаемое ими бревно легко заскользило по смазанному жиром желобу, и с грохотом проломило грубо сколоченный щит, который изображал борт вражеской лодьи.

— Осади! — бревно вернулось в прежнее положение.

— Готово. — Иван раскланялся. — Аплодисментов не надо.

— Шарман, — сказал Саня, выпуская из рук ремень.

— И что это? — спросил Воробей. — И куда его?

— Деревянный торпедный аппарат конструкции самородка Ивана Ермощенко с многоразовой торпедой, — сказал Митька. — Обратите внимание, сработан без единого гвоздя.

— Воевода, — поспешил вмешаться Иван. — Сколотим плоты. Поставим на них такие штуки и всё, лодки брежан нам не страшны. Разнесем в клочья, а там вниз по течению река сама вынесет. И в леса.

Готфский скальд Эльвириус, который обожал всякие громкие дела, поднял с земли щепку, отколовшуюся от щита, и пообещал. — Если останемся живы, я сложу про это песню.

— А этот, — словно о неодушевленном предмете спросил Войт, показывая на Элвириуса. — Чего тут крутится?

— Иван учит меня местным песням, — ответил скальд. — Таков мой обычай. Однажды это спасло мне жизнь. Дело было в стране звероподобных херулов, мы там путешествовали с тамошним наместником благородным Бродиунтом, до тех пор, пока не попали в засаду.

Звероподобные херулы не любят доблестных готфов. Попавших в их руки они, по настроению, топят или режут на мелкие кусочки. Лично меня они хотели утопить. Но я им спел их любимую херульскую песню про веселого поросенка, потерявшего башмачок. Мое пение так понравилось, что меня отпустили, наградив многими подарками.

— А благородный наместник Бродиунт? — спросил Войт.

— Что благородный наместник Бродиунт? — не понял Элвириус.

— Что с ним-то стало?

— Утопили, естественно.

Воробей не слушал их перепалки, о чем-то думая, и, наконец, развеселился. — А чего, Ванька. Вдруг да и получится? Вот смеху будет.

Войт важно кивнул.

Три дня по обе стороны городской стены слышался торопливый стук топоров. Буджаки готовились к новому приступу, а защитники Речицы лихорадочно сколачивали плоты, долбили желоба, и плели навесы, для защиты от стрел. Им удалось опередить осаждающих на пол дня.