Макс Мин - Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)

-- В этом я могу полностью поддержать ваше мнение, оружия в горах припрятано достаточно, -- сказал я.

-- Волнения в Хайлэнде будут на руку нашему старинному бдительному врагу, -- продолжал лорд, вытягивая палец и продолжая шагать. -- И я даю вам слово, сорок пятый год может вернуться, с той разницей, что Кемпбеллы будут на противной стороне. Неужели для того, чтобы спасти этого Стюарта, который уже без того несколько раз осуждён, если не за это, то за разные другие дела, вы предлагаете вовлечь нашу родину в междоусобную войну, подвергнуть опасности веру своих отцов, рисковать жизнью и имуществом многих тысяч совершенно невинных людей? Эти соображения перевешивают в моём мнении и, надеюсь, перевесят и в вашем, мистер Бэлфур, если вы любите свою родину, правительство и религиозную истину.

-- Вы говорите со мной откровенно, и я вам за это очень благодарен, -- сказал я. -- Я, со своей стороны, постараюсь поступить так же честно. Я верю, что ваша политика совершенно правильна. Я верю, что на вас лежат такого рода тяжелые обязанности. Я верю, что вы приняли на себя эти обязанности, когда вступали на высокий пост, занимаемый вами. Но я простой человек и с меня достаточно простых обязанностей. Я могу думать только о двух вещах: о несчастном, несправедливо осуждённом на немедленную и позорную смерть, и о слезах его жены, которые не выходят у меня из головы. Я не могу не обращать на это внимание. Таков уж мой характер. Если стране суждено погибнуть, пускай она гибнет. Если я ослеплён, то могу лишь молить бога, чтобы он просветил меня, пока ещё не слишком поздно. Что касается Кэмпбеллов -- у меня есть несколько знакомых среди джентльменов носящих эту фамилию. И я попробую всеми силами донести до герцога мысль, что за нанесённую обиду надо мстить истинному виновнику, а не использовать её для сведения старых счётов.

Слушая меня, он стоял неподвижно и, когда я окончил свой спич, ещё некоторое время оставался в прежнем положении.

-- Это совершенно непредвиденное препятствие, -- произнес он громко и отрешённо, будто разговаривая сам с собой.

-- Как вы намерены распорядиться относительно меня, милорд? -- обратил я на себя его внимание.

-- Знаете ли вы, -- сказал он грозно, -- что вы могли бы уже сегодня ночевать в тюрьме, если бы я того захотел?

-- Я пару раз ночевал в гораздо худших местах, милорд, -- отвечал я с показным смирением.

-- Вот что, мой милый, -- сказал он устало, -- из нашего разговора мне ясно, что я могу положиться на ваше честное слово. Обещайте мне, что сохраните в тайне не только то, что произошло между нами сегодня, но и всё, что знаете об Эпинском деле, и я отпущу вас.

-- Я могу обещать хранить это до завтра или до любого ближайшего дня, назначенного вами, -- возразил я. -- Я не хочу, чтобы вы думали обо мне слишком плохо. Но если бы я дал слово без ограничения, то вы, милорд, достигли бы своей цели.

-- Я не пытался подловить вас, -- заметил он с досадой.

-- Я в этом уверен, но всё же, -- сказал я.

-- Подождите, -- продолжал он, -- завтра воскресенье. Приходите в понедельник, в восемь часов утра, а до тех пор твёрдо обещайте молчать.

-- Охотно обещаю, милорд, -- сказал я. -- Что же касается произнесённых вами сегодня слов, то даю слово молчать до конца моих дней.

-- Заметьте, -- прибавил он, -- что я не прибегаю к угрозам.

-- Это вполне согласуется с вашим благородством, милорд, -- сказал я. -- Но я не настолько глуп, чтобы не почувствовать их, хотя они так и не были произнесены.

-- Ну, -- заметил он, -- спокойной ночи. Желаю вам хорошо спать. Я же на это теперь даже не рассчитываю.

Он вздохнул, взял свечу и самолично проводил меня до выхода из дома.

На следующий день, в воскресенье 27 августа, я имел возможность обойти множество публичных заведений столицы Шотландии, от кабаков до церквей. Переодевшись в одежду горожанина среднего достатка и взяв с собой полный кошель серебра, занялся охотой на слухи. Жители Эдинбурга судачили обо всём, но меня более всего интересовали сплетни об ограблении банка в Глазго. С огромным удивлением я узнал, что по подозрению в его осуществлении были задержаны некие братья Уиддли, Томас и Роберт. Томас работал водоносом в Глазго, та ещё работёнка, между прочим. Разносчик воды доставлял воду в дома людей. Это была чрезвычайно трудоёмкая работа, так как приходилось нести в руках вёдра с водой весом до тридцати килограммов. Эта профессия была к тому же и тяжела для здоровья, так как приходилось пешком поднимать воду в те дома людей, которые жили на верхних этажах зданий. Вследствие чего плечи Тома имели необычайную ширину. Его брат Роб работал конюхом в одном из пригородных трактиров на восточной окраине Глазго и отличался чрезвычайной упитанностью. Как нетрудно догадаться, оба брата были рыжими и оба носили бороды. Их уверенно опознало сразу несколько свидетелей ограбления. Я мог бы просто посмеяться над этим невероятным совпадением, тем более, рыжие братья с фамилией Уиддли (хорошо хоть не близнецы, это вообще был бы сюр) но мне вдруг стало грустно. В это время людей простого сословия вполне могли отправить на виселицу совершенно не выясняя их действительной вины. А уж в том, чти их сейчас пытают, чтобы выяснить где спрятано унесённое из банка золото, я почти не сомневался.

Услышал я от одного подвыпившего морячка и сплетню о убийстве капитана "Антилопы". Он увлечённо рассказывал своим не менее пьяным дружкам, что убил его одноногий отец одной красотки из Инвернесса, которую тот однажды изнасиловал, а затем вывез за море и продал в публичный дом для матросов где-то в Калифорнии. Причём говорил он с такой убеждённостью и массой живописных подробностей, что я сам чуть не поверил будто данная вендетта в самом деле имела место быть.

Прошатавшись по городу до позднего вечера и вернувшись на съёмную квартиру в сумерках, мне больше ничего не оставалось как лечь спать. Хотя очень бы хотелось пошарить по Интернету или даже посмотреть телевизор, пусть даже с его вечным засильем дурацкой рекламы, но до подобных развлечений пришлось бы ждать ещё более двух веков.

В понедельник я в первый раз в жизни пошел к брадобрею и остался вполне доволен результатами его работы -- сам бы я подобным примитивным инструментом бриться ни за что бы не рискнул. Отправившись оттуда прямиком к прокурору, я у дверей его дома снова увидел красные мундиры солдат, выделявшиеся ярким пятном в переулке. С трудом поборол порыв немедленно бежать или драться -- это с чего у меня вдруг так явно проявился подобный рефлекс? Я посмотрел вокруг, желая найти молодую леди и её спутников, но нигде не было видно даже их следа. Зато как только меня ввели в помещение, где я уже ожидал прокурора в субботу, я в углу заметил высокую фигуру Джеймса Мора. Он, казалось, находился в мучительном беспокойстве, все время двигал руками и ногами, а глаза его тревожно бегали по стенам комнаты. Я с жалостью вспомнил о его отчаянном положении. То ли поэтому, то ли потому, что я всё же подсознательно слишком сильно интересовался его дочерью, я тут же заговорил с ним.