Макс Мин - Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)

Она пообещала. А затем мы вернулись в дом, так как уже пришло время обещанного ужина. Я оказался за столом с обеими леди. Всё было очень вкусно; еду подавали на старинной посуде; и вино было отличное, так как миссис Огилви, кажется, была богата. Разговаривали мы тоже довольно приятно. Но когда я увидел, что тени становятся длиннее, я вежливо откланялся. Мне ещё предстояло вовремя добраться добраться до парка, где мы должны были встретиться с противником и секундантами. Катриона проводила меня до садовой калитки.

-- Я долго вас теперь не увижу? -- спросила она.

-- Не знаю, -- отвечал я честно, пожимая плечами, -- может быть, недолго, может -- долго, а может быть такое, что и никогда...

-- И так вполне может случиться, -- сказала она. -- Вам жаль?

Я только наклонил голову, пристально и молча глядя на нее.

-- Мне-то, во всяком случае, жаль, -- сказала она печально. -- Мы с вами знакомы совсем недолго, но я очень уважаю вас. Вы правдивы и храбры. Я думаю, что со временем вы станете настоящим героем. Я буду рада услышать об этом. Если дело пойдет худо, всё погибнет, как вы этого опасаетесь, помните, что у вас есть друг, который вас не забудет. После вашей смерти, когда я стану старухой, я буду рассказывать моим внукам о Дэвиде Бэлфуре, и даже тогда слёзы будут катиться по моим щекам. Я расскажу им, как мы расстались, и что я сказала, и что я сделала. Господь храни вас и направляй, об этом молит ваша маленькая подружка, так сказала я, а вот что я сделала...

Она внезапно схватила мою руку и поцеловала её. Это так меня поразило, что я замер, точно меня поразила молния. Лицо её зарделось как маков цвет, она взглянула мне прямо в глаза и кивнула.

-- Да, мистер Дэвид, -- сказала она, -- вот что я думаю о вас. Я вам отдала свою душу вместе с этим поцелуем.

Я прочел на её лице воодушевление, но это было пока лишь рыцарское чувство отважного ребенка, и ничего более. Она поцеловала мне руку, как когда-то в детстве поцеловала её принцу Чарли, с тем возвышенным чувством, какого не знают заурядные люди. Никогда ранее я так отчётливо не понимал, что люблю её, и никогда не видел так ясно, как много мне ещё надо стараться, чтобы она полюбила меня такою же любовью. Однако я должен был сознаться, что за прошедший день немного поднялся в её глазах и что сердце её сейчас билось в такт с моим.

После той чести, которую она оказала мне, я не мог просто произнести какую-то банальную любезность. Мне вообще трудно было говорить, в её голосе звучало такое искреннее вдохновение, что мне было стыдно из-за своих прежних замашек прожжённого сердцееда.

-- Благодарю вас за вашу доброту, дорогая, -- сказал я. -- И до свидания, моя маленькая подружка. -- Я назвал её именем, которое она сама дала себе. Затем я глубоко поклонился и быстро развернувшись вышел за калитку.

Время уже подходило к семи часам пополудни. Быстрым шагом я направился к Эдинбургу. Так получилось, что со своим противником и секундантами я встретился задолго до Королевского парка, на одной из центральных улиц города. Здесь оказалось большинство из утренней компании, за исключением обиженного мною горца и той пары судейских, что до конца оставалась в парке со мной с сёстрами Грант; и приглашённый доктор. Вот всей этой толпой мы и пошли к месту дуэли. Я прикидывал, не может ли быть такого, что все они наняты Фрезером Ловэтом, но отбросил эту мысль. Восемь наёмных убийц -- это просто смешно. Скорее всего они просто пришли полюбоваться зрелищем, ведь жизнь местных обывателей достаточно скудна на сильные эмоции. Но даже если я ошибаюсь, в моей сумке три пистолета, причём сверху лежит четырёхствольная "утиная лапа". Эх, вот когда приходится пожалеть, что заказанные револьверы ещё пока не готовы...

Хотя потенциально опасными здесь выглядели только три офицера и всего один из судейских, крепкий малый в рыжем парике с чёрно-синим бантом в длинной косичке.

По дороге в мою сторону направился один из секундантов, лейтенант драгун, подойдя ко мне он подчёркнуто высокомерно заявил:

-- Истец заявил, что в виду серьёзности оскорбления дуэль будет вестись до смерти одной из сторон. У вас есть возражения этому?

В ответ я пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:

-- А что, мои возражения что-то изменят?

Он взглянул на меня с превосходством и издевательски изрёк:

-- В связи с теми же обстоятельствами никакие извинения не принимаются. Так что у вас есть только единственный выбор: умереть как это подобает мужчине, или скуля, как жалкий пёс.

Я молча пожал плечами и отвернулся, раскуривая трубку, давая понять, что наш разговор окончен. Он ещё какое-то время посверлил мой невозмутимый профиль надменным взглядом, но в конце концов всё же отстал от меня, слившись с остальной компанией.

Когда мы вошли в скалистый, пустынный Королевский парк, солнце уже почти перестало греть, но ещё ярко светило, отбрасывая длинные тени.

Мы миновали длинную вереницу скал и подошли к Охотничьему болоту. Масса болотных птиц бросилась прочь, испуганная нашим появлением. Миг -- и всё застыло в тревожном ожидании, только большая белая цапля спиралью подымалась в небесную синь, тревожно крича. Эх, как я люблю этот миг перед скорой схваткой, ни в какое другое время нельзя так полно ощутить всю прелесть бытия. Сопровождающие остановились возле опушки леса, давая нам свободное место для боя. На лужке, покрытом мягким дёрном, мой противник выхватил шпагу. И я сразу понял причину его непоколебимой уверенности в своём превосходстве, поскольку сделал это он левой рукой. Левша... Ну что же, время рвать шаблоны.

Сбросив под куст свою сумку я, также взяв шпагу в левую руку, встал в классическую защитную стойку, но вынеся заднюю опорную ногу чуть дальше назад от линии корпуса чем это требовалось. Клинок расположил в позиции четвёртой защиты (защищает корпус), сместив его кончик немного дальше вправо, чем этого требовала классика фехтования. К сожалению моё актёрское мастерство оставляло желать лучшего, поэтому я даже не пытался изображать из себя деревенского увальня. Или просто, по какой-то причине не выглядел достаточно безопасным, даже отходя от традиционной техники фехтования.

Противник не купился на мою провокацию и не бросился безоглядно вперёд, хотя для меня было бы идеальным, если бы он попытался атаковать запястье или пальцы моей вооружённой руки. Ради этого я ведь даже взял лёгкую испанскую шпагу, с корзиной но без защищающей кисть дужки.

Приблизившись на среднюю дистанцию, энсин, едва наши шпаги соприкоснулись в мимолётном отводе, резво вернулся на исходную позицию. Потом повторил это ещё раз, фиксируя внимание на моих ногах. Но теперь я коротким прыжком последовал за ним, не допуская полного расцепления клинков и он наконец сделал то, к чему я стремился с самого начала -- в глубоком контр-выпаде атаковал мою левую руку, целя остриём своей шпаги в моё запястье. Но я уже ушёл с линии атаки -- ещё до её начала уйдя в скрут, вынес правую ногу, которая до этого была сзади, вперёд и в сторону от противника, одновременно резко убрав руку со шпагой к своему бедру. Шпага противника прошла так близко к моей спине, что я ощутил её даже сквозь кожу охотничьего камзола. Затем я мгновенно развернулся корпусом на триста шестьдесят градусов. Знатоки рукопашного боя несомненно узнают технику бэкфиста, удара пришедшего в рукопашку из тайского бокса, только в данной ситуации я выполнял её с клинком в руке. Многократно отработанный приём занял времени не многим больше простого выпада, мой соперник только начал реагировать, пытаясь одновременно разорвать дистанцию и вернуть свою шпагу в позицию для защиты, когда я нанёс ему секущий удар. Удар этот, усиленный пружинным раскручиванием всего корпуса, оказался страшен. Моя испанка, обюдоострая шпага шириной всего в два пальца, казалось едва чиркнула по напряжённо вытянутой шее энсина... Тем не менее, мерзко скрежетнув по позвоночнику, вспорола её от затылка к кадыку так глубоко, что кровь брызнула потоком, подобным внезапному китовому фонтану, забрызгав меня буквально с ног до головы целой россыпью мелких капель. Я поспешно отвернулся от зрелища падающего противника, фонтанирующего кровью из развороченного горла (мне и одних только звуков хватало, чтобы с трудом удерживать свой ужин внутри) разворачиваясь к зрителям лицом. Большинство тех оказались не настолько стойкими, от содержимого желудка сейчас освобождалось четверо из семи, в том числе и один из присутствующих на дуэли офицеров. Оставшиеся офицеры были бледны, но держались, а единственный из крепких на желудок гражданских наоборот, пылал нездоровым энтузиазмом. Его довольная внезапным кровавым зрелищем физиономия, с раскрасневшимися щеками и горящими глазами, вызвала у меня мимолётное отвращение. Тоже мне, наследник римской черни, или же предок Джека Потрошителя. Полностью владел собой только врач, стоило мне опустить шпагу, движением кисти стряхнув с неё кровь, быстро бросившийся к пострадавшему. "Бесполезно" подумал я по поводу его попытки. Но, надо признаться, я подсознательно ожидал гораздо большего от жителей этого дикого века. Это в моё время даже солдаты убивают врага на расстоянии и с меньшими спецэффектами, эти же люди теоретически должны более стойко относиться к подобному, но это, на поверку, оказалось не совсем так.