Макс Мин - Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)

-- У кого-то есть ко мне ещё какие-то претензии? -- спросил я хрипло, срывая со свой шеи пропитанное чужой кровью кружевное жабо, -- или вопросы по дуэли?

Меня заверили, что претензий нет, всё прошло по правилам, но при этом почему-то бросали хмурые взгляды и отводили глаза. Да и я себя чувствовал настоящим мясником, очень уж зрелищный получился финал. Думаете, это смешно для бывшего офицера, воевавшего в прошлой жизни и убивавшего в этой? Но это не совсем так. Стреляя в душманов я не испытывал никаких чувств, кроме смеси страха и азарта -- враги значили там не более чем рисованные силуэты на бумажных мишенях. Во время бойни, которую мы устроили с Аланом в капитанской рубке на бриге, просто не было времени рефлексировать. Слепого шотландского разбойника я застрелил метров с пяти, причём сразу после выстрела его почти скрыл клуб дыма, вырвавшийся из дула моего пистолета. Капитана и охранника банка я убил второпях, на волне адреналина, готовый продолжать сражаться за свою жизнь. Так что несчастный энсин был первым человеком которого я убил вот так, глядя ему в глаза. И это ощущение мне категорически не понравилось. Проходя мимо компании из секундантов и зрителей я краем уха услышал отрывок тихо сказанной одним из адвокатов гренадёрскому лейтенанту фразы, где прозвучали слова "смертельная борьба баритсу". Но даже напоминание о моей давешней шутке с цитированием старого советского фильма о Шерлоке Холмсе не подняло мне настроения. Уходя из Королевского парка я поклялся себе в дальнейшем пытаться, по возможности, обходиться без лишней крови. И постараться подтянуть фехтование, поскольку даже в дуэли до смерти, по большому счёту, противника убивать вовсе не обязательно -- достаточно будет просто лишить его возможности сражаться.

Дорога моя теперь лежала вниз по долине Лейс-Ривера, по направлению к Стокбриджу и Сильвермиллсу. Я планировал сходить на встречу с Аланом. Возвращаться в конюшню за своим конём не было никакого желания, до темноты времени оставалось не менее пары часов, поэтому мне захотелось пройтись пешком. Расстояние в пять миль, которое предстояло пройти, нисколько меня не пугало.

Тропинка шла по краю долины, посредине которой волновался и шумел бурный поток текущей с гор речушки. Последние сегодня солнечные лучи падали с запада среди длинных теней и при поворотах долины освещали все новые картины, создавая как бы новый мир в каждом уголке её.

Через долину, мимо Стокбриджа и Сильвермиллса, я прошёл уже в сумерках. По уговору, Алан должен был в эту ночь, между двенадцатью и двумя часами, скрываться в мелком леске к востоку от Сильвермиллса и к югу от южной мельничной запруды. Я нашёл это место довольно легко. Лесок рос на крутом склоне, у подножия которого, быстрый и глубокий, шумел мельничный водоворот. Здесь я пошёл ещё медленнее и стал спокойнее обдумывать свой дальнейший образ действий.

Повернувшись, я увидел перед собой весь Сильвермиллс. Тропинка, обогнув деревню, образовала изгиб, но вся была на виду. На ней никого из прохожих не было видно: ни конного, ни пешего, хайлэндеров, ни лоулэндеров. Вот вполне подходящее место, чтобы оторваться от возможной слежки. Я сбоку обогнул запруду, осторожно обошел вокруг восточного угла деревни, прошёл его насквозь и вернулся к западной опушке леса, откуда снова мог наблюдать за дорогой, не будучи виден сам. Она по-прежнему была пустынна.

Более часа сидел я, спрятавшись между деревьями, и ни заяц, ни орёл не могли наблюдать внимательнее. Когда я засел там, уже давно стемнело, очертания предметов стали смутными, и наблюдение было трудным. За всё это время ни один человек не прошел на восток от Сильвермиллса. Если бы меня даже преследовали самые хитрые шпионы во всей Европе, то и тогда было бы невозможно догадаться, где я нахожусь. И, войдя немного глубже в лес, я прилёг и стал ждать времени прихода Алана.

Я напрягал своё внимание насколько мог и стерёг не только дорогу, но и все кусты и поля, которые мог охватить взглядом. Первая четверть луны ярко сверкала между деревьями. Всё кругом дышало предосенней тишиной. Лёжа на спине в продолжение трёх или четырёх часов, я имел прекрасный случай обдумать все своё поведение и планы на ближайшее будущее.

Что вело меня, когда я так безоглядно решил оказать помощь якобитам? Сейчас я уже чётко понимал эти побуждения. Желание поддержать друзей, волей случая оказавшихся на стороне претендента от Стюартов, было первым и самым главным из них. Но что эта помощь на самом деле даст лично мне? А людям Шотландии? Новое кровопролитие, подобное тому, что окончилось пять лет назад. И не дающее никакой надежды на реальную возможность смены власти в Британии. Даже если всё пройдёт идеально и Георга сменит Карл, он же Чарли-красавчик, всё изменится только для небольшой группки людей. Но, наверняка, количество казней и напряжение в обществе только увеличатся. А скоро начнётся Семилетняя война, промышленная революция и огораживание в Хайленде. Не сделаю ли я своим вмешательством ситуацию только хуже? Нет, надо срочно пересматривать приоритеты для вкладывания средств и промывать мозги Алану. Готовить боевые отряды нового типа для претендента и обеспечивать их новейшим оружием слишком опасно. Помнится, Алан на бриге жаловался как тяжело живётся его вождю, Ардшилу, на чужбине. Во Францию мы также отправили жену Джеймса Стюарта с детьми и, дай бог, со временем переправим и его самого. А сколько ещё подобных эмигрантов живёт на чужбине после восстания сорок пятого - сорок шестого годов? Да их сотни, если не тысячи! Вот на материальную помощь им и можно потратить деньги. Самому принцу Чарли презентовать тысяч десять фунтов стерлингов, убедив Алана, что особа неразбавленной королевской крови сможет ими распорядиться гораздо лучше нас с ним. Я то не сомневаюсь, что это не так, но друг наверняка воспримет всё всерьёз. А на большую часть средств создать благотворительный фонд, или как там называются подобные предприятия в текущем веке? Попечительский совет? Да неважно. Пусть Алан, вместо того чтобы готовить, сидя в Париже, новое восстание, лучше займётся решением вопросов о том кто из его соратников заслуживает денег и в каком количестве ему их следует дать.

Затем мои мысли перескочили на Эйли и я с удивлением осознал, что в последнее время вообще боялся вспоминать о ней. Наша любовь, если таковая когда и была, не выдержала проверки расстоянием. О времени я вообще не упоминаю, так как его с нашего расставания прошло всего ничего. Нет, меня по прежнему сильно влекло к рыжей хайлендерской красотке, но это был скорее зов плоти, а не души. При этом я не смог бы её хладнокровно бросить и по моральным соображениям и потому, что нас накрепко связала общая тайна. Как же мне теперь строить наши отношения, с учётом чувств, возникших у меня к Катрионе? Хотя рановато искать окончательное решение. Я ведь не знаю, чего именно хочет от жизни сама Эйли. Это раньше она жила без возможности творить свою судьбу, без денег и социальных связей. Теперь у неё огромные возможности и определённая степень свободы для реализации любых планов на свою жизнь. Надо будет поговорить с ней об этом. Но одно я сейчас решил твёрдо -- никаких недоговорённостей и лжи в моих отношениях с женщинами никогда больше не будет. Они как ржавчина для железа или грибок для колоса -- раз появившись, со временем неизменно разрушают всё.