Дмитрий Янковский - Знак Пути

– Да уж ясно… – фыркнул Ратибор. – Со спины они резать привыкли.

– Так… – князь обеспокоено встал с лавки и подошел к настежь распахнутым ставням. – Где же Претич?

Ни одна жилка не дрогнула на лице старосты, ни одно пятнышко тени не пробежало по гладко выбритым щекам. Тугая напряженная тишина накрепко застряла в комнате, только с улицы рвались звуки, залетали в окно и испуганно вылетали снова, будто не могли оставаться в насыщенном волнением воздухе.

Солнце застряло в наивысшей отметке неба, гул рабочих дворов стих, сменившись лаем собак и пением откормленных городских птиц. Наступил обеденный час – время отдыха и доброй еды. Дольше ждать было нельзя, прахом пойдут все придумки, да и мертвый Перемыха словно с укором глядел в потолок прикрытыми веками.

И тут по лестнице грохнуло так, что даже Белоян оторвался от своих непонятных занятий, дверь распахнулась как от порыва ветра и в комнату буквально влетел мокрый от пота, весь перемазанный в пыли гридень из дружины Претича. Без оружия, без доспеха, только из-за голенища чуть торчит рукоять ножа.

– Претич… – еще толком не отдышавшись, выдохнул он. – Претич погиб!

Все разом вскочили, словно комната вдруг загорелась сразу во всех углах, Владимир подскочил к юноше и ухватив за ворот рубахи глянул в перепуганные глаза.

– Говори… – глухо прорычал он.

– Его задавило в каком-то подземном ходу, видать тамошные тати построили, а вел он за город под заходной стеной. Там бревна попадали толще меня! Конец ему, княже… Мы пыль увидали, потом грохот, а когда добежали, там следы… Воевода туда зашел с кем-то, потому как два следа в пыли. Но его ногу я завсегда различу, у него особая манера ступни по медвежьи ставить, да и такой ножищи ни у кого ныне в Киеве не осталось.

– Чего он туда поперся?! – ухнул Владимир кулаком по столу. – Нашел время… О, Боги… Что же теперь делать? И с кем его там завалило?

– Не знаю… – замотал головой гридень. – Из наших все на месте.

Князь отпустил юношу и снова уселся за стол.

– Кто чего скажет? – обвел он взглядом взволнованные лица.

– Надо идти в напуск. – глухо ответил верховный волхв. – Менять что-то уже слишком поздно. Просто тебе нужно стать вместо Претича, или поставить Ратибора, он может быть справится.

– Стрелок мне в другом месте нужен… – отмахнулся Владимир. – Что ж… Тогда вперед! А то мозоли на заднице насидим. Каждый знает что ему делать… А хоронить своих будем потом!

Без конницы по жаре было тяжко, но сотня распаренных, раскрасневшихся от пота русичей неожиданно ударила в пешие дозоры поляков, буквально подавив противника криком, оскаленными лицами и совершеннейшим презрением к смерти в глазах. Каждый, взявший меч в этот полдень, приготовился встретить вечер в вирые, а потому дрались остервенело и страшно, не обращая внимания на грозную манеру польского боя.

Пешие дозоры двух главных улиц, ведущих к Горе, опрокинулись в считанные мгновения, а полсотни хорошо вооруженных гридней и столько же трудового люда с вилами и оттянутыми плотницкими топорами ворвались в терема, занятые польскими сотниками и тысяцкими. Владимир командовал умело, не позволял растягиваться на бегу, не давал в запале боя разбредаться по улочкам, а верные гридни, обученные Претичем, четко держали стороны строя.

На такое сокрушительное начало не надеялся никто из бунтовщиков. Закованным в булат дозорным не помогли ни удивительные доспехи, ни выучка, ни слава громких побед, их просто валили вилами на мостовую и грубо, но верно, затаптывали ногами. Польские воины, лязгая доспехами, жутко корчились в пыли, их добивали звонкими топорами, кому не лень, а остальные бежали дальше, сами себя распаляя победными криками и гиканьем.

Тысяцкие и сотники вообще оказались не готовы к напуску – никто не надел доспеха, никто не держал под руками оружия, все прохлаждались в тени теремов и наслаждались вкусным обедом. Их прямо из-за стола поднимали на рогатины и пики, ставни трещали от вылетающих тел, а по улицам, переползая через убившихся, со страшными воплями ползали искалеченные.

Раззадоренная победой толпа рванула к казармам, пытаясь быстротой и напором закрепить славное начало, но только Владимир да Ратибор с Микулкой знали, что главная опасность не тут, не в городе, а за высокими стенами Киева, в чистом поле. Именно там, снаружи, огромная польская рать стояла скрытыми заставами и дымными лагерями, так что если за стены вырвется весть о бунте, то подоспевшая подмога ураганом сметет русичей вместе с городом. Вот если бы богатыри прибыли раньше!

Две улицы, ведущие к княжьему терему, русичи очистили от поляков быстро, но пешие дозоры по всему городу уже собирались на крики и лязг оружия. Поняв с чем столкнулись, они двигались осторожнее, собирались десятками и четко держали строй, пробиваясь к месту битвы.

Владимирова дружина, выскочив на холм, где стояли казармы, нос к носу столкнулась с пришедшими в себя дозорными, отлично вооруженными и вполне оправившимися от первого сокрушительного удара. И тут русичи словно уперлись в стену… Дерево против булата – расклад не из лучших. Завязался тяжелый неравный бой и Владимир понял, что его сотня обречена, ведь если не получилось победить неожиданным быстрым напуском, то отступление уже не поможет, придется стоять до конца. Теперь можно надеяться только на помощь Богов, а им ведь тоже нужно время! Главное – не дать себя смять этим, похожим на стальных жуков, дозорным, глядящим сквозь узкие щели душных булатных шлемов. А когда выскочит из казарм основная рать, должен ударить Тризор, выпустив из подворотен лихое ночное воинство.

Бутиян наотмашь шарахнул саблей гонца, принесшего худую весть и не оглядываясь на распростертое тело, бросился к окну княжьего терема. Взгляд метался среди яростных стальных бликов близкой сечи, руки добела сжались в кулаки.

– Полуяна ко мне! Быстро! – заорал он, рассадив саблей роскошное резное кресло. – Быстро выводите на улицы конницу!

Он отер со лба нехороший пот, брезгливо отбросил окровавленный клинок и уже тише добавил:

– Не щадить никого! Вырублю этих варваров до седьмого колена…

Полуян влетел в палату, шатаясь от хмеля, по лицу разлилась такая бледность, будто он уже умер раз двадцать.

– Их ведет сам Владимир! – вытаращив глаза заорал он. – Дождались… Допрыгались… Все твои сладкие грезы! И этот чертов Чернобородый…

– Чернобородый… – чуть ободрился Бутиян. – Чернобородый… Уезжая он обещал, что даже если пропадет, помощь нам все равно будет.

– Он что, бессмертный? – недоверчиво скривился воевода.

– Может быть… – покачал головой князь. – Может быть. Но он говорил, что придет к нам в другом теле. Будь настороже! Всех незнакомцев, что явятся сами, ко мне. Без задержек, но под хорошей охраной. И конницу выводи, черт бы тебя побрал!