Кирилл Шарапов - Обратное зеркало

— Я принимаю твое решение, русс: мы все останемся под этими стенами, и будем смотреть на ваш погребальный костер.

Где-то недалеко прогудела тетива, и стрела Мала ушла в свой последний полет. Если бы солнце не светило хазарину в глаза, он бы заметил ее и успел уклониться, но солнце место не выбирает, и стрела вошла в его открывшийся для приказа рот. Она послужила сигналом к началу нового штурма. Степняки бросили в бой все оставшиеся силы, и не успело тело их предводителя исчезнуть под копытами коней, как сотни стрел устремились в сторону крепостицы. Им так не терпелось стереть с лица земли эту крепость и этих руссов, что они бросились в драку так безрассудно, что сумели сначала отбросить китежан от стен, но сказалось мужество и выучка защитников. Успех кочевников был недолгим: сомкнувшись железной стеной, прикрывшись щитами, китежская шеренга с копьями на перевес загнала хазар обратно за частокол. Этот бой стоил росским ратникам еще тридцати жизней, многие ослабели от ран, на стенах осталось чуть больше сотни дружинников, правда, и степняков сильно поубавилось.

Ингвару пришлось сформировать летучий отряд из десяти человек, чтобы успевать закрывать дыры в обороне. К концу дня степнякам удалось вышибить ворота. Во дворе их встретила жидкая, но по-прежнему неустрашимая шеренга китежан, и в ней было всего тридцать два воина. Пехотная стена стояла насмерть перед входом в дом, где лежали раненные товарищи. Хазарам казалось, стоит чуть поднажать, и они опрокинут, стопчут быстрыми степными конями этих ненавистных руссов, но строй держался, тая, как глыба льда, на жарком солнце, но продолжала стоять.

Вдруг в степи взревел походный рог, степняки оживились, это вернулись с победой их конные тысячи. Но в разбитые ворота начали влетать конники, закованные в пластинчатые брони, в конических шлемах, на свежих конях, — быстрые и смертоносные всадники Китежа. Поражение степняков было полным: все до единого остались лежать на земле, человек тридцать успело сдаться. Воин, командовавший отрядом китежан, снял с головы шлем. До этого момента Ингвар не узнал его под бармицей и личиной. Перед ним стоял князь.

— Я вижу, вас осталось так мало, значит, вы сделали все, что могли. Низкий вам поклон, — и князь поклонился до земли.

Ратники ответили громким криком. Они по-прежнему сохранили свой боевой порядок, строй держался, в нем было шесть человек, а перед ними — скользкий вал из конских и людских тел. Ингвар сделал шаг вперед:

— Князь, сотня и порубежники выполнили свою задачу, сотня в полном составе вернулась домой, ни один не остался в степи, все до одного здесь!

В голове потемнело, и он упал.

Сколько он валялся без сознания, Ингвар не знал. В помещении был полумрак, на противоположенной стене слабо тлела лучина. Все тело болело: попытался приподняться на локтях — не вышло, руки не слушались. Хотел было крикнуть, но не услышал собственного голоса. Так и лежал беспомощный, не в силах даже позвать кого-нибудь. За стеной раздались голоса:

— Яра, пусти очень надо, — прозвучал приглушенный голос Ратибора.

— Спит он, пятый день спит. Скоро здесь будут волхвы, они попробуют разбудить. Подожди до завтра.

Хлопнула дверь, в комнату кто-то вошел, тихо приблизился и сел у изголовья, рука легла на лоб. На лицо упала прядь волос, губы обжог поцелуй.

— Открой глаза, вернись с кромки.

И Ингвар послушался. Первое, что он увидел — огромные зеленые глаза, влажные от слез, и локоны рыжих волос. Его сухие губы стали мокрыми и солеными, пока он пытался сообразить отчего, она уткнулась ему в грудь и плакала.

Говорить он, пока, так и не мог. Как только он открыл глаза — послали за князем. Тот ворвался, как ураган, подбежал, наклонился и обнял, за его спиной виднелся Ратибор. Князь ушел, обещая зайти утром. Оказывается на дворе — поздняя ночь. Ратибор остался. Выглядел он не очень: ему повторно рассекли лицо, рука на перевязи.

— Отдыхай, Ингвар, с утра наговоримся. Я здесь посижу.

Ингвара мучили кошмары. Снился жуткий Грозный, где бородатые чеченцы рубили головы пленным десантникам. Вдруг на площадь вылетает могучая китежская конница — теперь у чеченцев не достает голов, Ратибор стоит посреди трупов с окровавленным мечем. Потом Ингвар проснулся.

С утра Ратибор, как мог, восполнил пробелы в памяти:

— Помнишь бой у ворот?

Ингвар отрицательно качнул головой. И Ратибор начал рассказ.

— Когда хазары вышибли ворота, рядом был только ты с двумя воинами, вы-то на время и сдержали степняков. Воины погибли почти сразу, правда, прихватив с собой пятерых. Их побили издали стрелами, тебя же стрелы не брали, либо мимо летели, либо от брони отскакивали. Когда я подоспел к воротам и выстроил строй, ты пятился назад, сдерживая около сорока степняков. Под твоим мечем пало одиннадцать хазар, а скольких ты в воротах побил, один Перун ведает!

Ингвар кивнул, дальше он знал.

— После того, как ты потерял сознание, — продолжил Ратибор, — и князь велел тебя унести, княжеская дочь сдала врачебное хозяйство княжим лекарям.

— Дочь князя? — одними губами спросил Ингвар.

— Да ты же главного не знаешь: та девушка из караванного тюка Ярослава — дочь князя Мстислава. Она от тебя не отходила, пока ты глаза не открыл. Мы же занялись скорбным делом, похоронили наших погибших, собрали раненых. Затем занялись дохлыми хазарами. Не поверишь, сто телег увезли. Здесь неподалеку есть большой овраг, мы их всех туда и сбросили, да края обрушили, чтоб не воняли. Больше тысячи погибло, причем семьсот мы порубили, остальное княжьи дружинники доделали. На следующий день пришла весть, что Добрыня, спеша сюда с двумя тысячами, сбил два заслона степняков общим числом в пять тысяч хазар, но, узнав, что здесь отбились — вернулся в пограничную крепость. Теперь — главное событие: княжна Ярослава поругалась с отцом. Ты ведь знаешь историю, как три года назад ее выкрали из Китежа люди Влада. Используя это, брат Мстислава пытался занять трон. Но князь отказался от грязного обмена. Говорили, что в отместку Влад убил ее, но, видишь, как получилось. Три года она не была в Китеже, князь хотел ее увести, но она наотрез отказалась. Заявила, что без тебя никуда не поедет, и куда ты туда и она. Она в тебя влюблена, а с ней лучше не спорить. Вот такие дела. Ладно, ты отдыхай. Я к тебе Мала пришлю, он единственный, не считая нас, кто выжил из нашей сотни. Есть еще двое раненых, которых ты не дал добить тогда у холмов, крепкие ребята. Лекари говорят, что скоро встанут на ноги. Кстати, хороший обычай ты ввел, это насчет того, что все должны вернуться домой и живые, и мертвые. Дружина твердит, что, мол, так правильно.