Георгий Юленков - Ветер надежды

Павла терпеливо вглядывалась в темноту на Западе, и наконец, вздохнула с облегчением. Мелькнувшие низко над балтийскими волнами огни, словно перекличка светлячков прокатились с севера на юг по короткой дуге, и подтвердили главное. 'Беарн' сделал свое дело. Терновский вышел чуть вперед на своем 'Волке' и, привлекая внимание, покачал крыльями. Он тоже заметил пока еще далекие, но довольно быстро приближающиеся к Восточной Пруссии, самолеты. Щелкнув три раза тангентой, командир смешанного дивизиона безмолвно отдал приказ второй и третьей паре 'целеуказателей' наводить, собранные со всей Польши группы бомбардировщиков и штурмовиков, на другие аэродромы. Помимо 'гостей' шестерка 'Зубров' и две эскадрильи 'Карасей' должны была подойти со стороны Литвы уже минут через пятнадцать. Намного южнее в направлении Старграда, по вражеским площадкам должны были действовать отдельные истребительно-штурмовые звенья уже несколько дней как полностью окруженной Торуньской группировки. Торунь все еще оборонялась, но вскоре и последние ее защитники должны были оставить крепостной район, и уйти в висленские леса и болота. А вот польское 'Лётництво Войсковэ' сегодня наступало. Первый раз после Кольберга…

Терновский встретил над морем и принял лидерство над своей группой 46-х 'Луаров'. А под крыльями пока еще мирно спали аэродромы Кенигсберга и других районов Восточной Пруссии. Но этому сну оставались уже последние минуты. За прошедшую неделю Польша потеряла в основном в воздушных боях десятка два боевых самолетов, но авиация республики не была разгромлена. Трещали фронты, попадая в частичное, а где-то в полное окружение своими полками и бригадами. Рвались к Варшаве вражеские дивизии. И уже давно исчезло из столицы правительство, оставив оборонять город собранной с мира по нитке из отступающих частей и народных ополченцев армии 'Варшава'. Сейчас обороной командовал генерал Чума, которому уже на днях предстояло передать бразды правления обороной генералу Руммелю, чья сильно побитая с земли и с воздуха армия 'Лодзь', огрызаясь, уползала к крепости 'Модлин' под командованием генерала Томме. Но сегодня, седьмого сентября 'Силы Поветжне' должны были хотя бы частично расквитаться с врагом. И грех было не использовать для той же цели почти полсотни летящих в Польшу самолетов 'Сражающейся Европы'…

Когда снизу заерзали по небу прожектора, и суматошно замигали вспышки нервных зенитных залпов, на многих самолетных стоянках уже бушевало пламя. Павла высматривала взлетающие ночные истребители противника. Ей сейчас было не до бомбежки, хотя две их с Терновским "семипудовки" довольно точно легли на склады с авиабомбами. Фейерверк был знатный. Но, все же, основным делом 'целеуказателей' было наведение других самолетов на наиболее приоритетные цели. Разведчики без устали отдавали команды по радио, Павла на смеси польского и чешского, а Терновский на французском. А когда увлекающиеся добровольцы забывали слушать эфир, их внимание несколько раз привлекали метко сброшенные 'зажигалки' и очереди 'Гочкисов'. Со своими участками атаки Павла с напарником пока справлялись довольно успешно. Противник внизу оказался деморализован внезапным налетом, и кроме довольно слабого зенитного огня и взлета нескольких Ме-110, быстро сбитых превосходящими силами, ничем достойным не отметился. Но успеха этого налета могло и не быть, если бы подвели французы. А вот такая вероятность имелась. Дания всеми силами отбрыкивалась от своих обязательств свободно пропускать французские военные корабли, а штаб французской 'Воздушной армии' некоторое время колебался. Но, по-видимому, разум восторжествовал. Во второй волне по вражеским объектам умудрилась отработать даже шестерка транспортных Фарман-220, использованных французами в качестве лидеров своей армады. Почти неделя прошла после налета на Кольберг, но командование 'Люфтваффе' уже видело оппонентов поверженными, и начало забывать преподанные уроки. В течение первых часов новой катастрофы командование просто не верило докладам… Невозможно было поверить, что на расположенные у самого Кёнигсберга Есау, Нойхаузен, и на многие другие тыловые аэродромы, под завязку забитые авиатехникой, уже рушатся польские бомбы, а вслед за ними несется ливень крупнокалиберных пуль. А когда начальство все же прозрело, коварный воздушный противник уже увел от возмездия участвовавшие в этом 'звездном налете' эскадрильи и звенья…

Помимо двенадцати знакомых им по Шербуру и Москве 'Девуатинов — 510', на небольшой аэродром в пригороде Варшавы, 'американцы' привели семерку самолетов, которые они сами меньше всего ожидали здесь увидеть. Горбатый профиль и шасси, как у германской 'Штуки' не оставляли места для сомнений. На короткую полосу, роль которой играла одна из улиц города, садились устаревшие, но еще вполне боеспособные изделия заокеанского авиапрома, хорошо знакомые друзьям еще по поездке в Баффало. Остальные участники налета садились в других местах. Результаты этой первой наступательной операции предстояло еще уточнить…

Наблюдая награждение американских добровольцев, Кэтрин не чувствовала радости успеха. Все её первоначальные планы рассыпались в прах. Сейчас триумф праздновал совсем другой человек. Газетчик, который еще недавно казался ей мямлей и неисправимым романтиком, вместе с пилотами сейчас получал из рук генерала Зайоца медаль и крест добровольца. Теперь-то Кэтрин понимала, что и сама проглядела много важного, но поезд-то уже ушел, и сейчас журналистке оставалось лишь глупо улыбаться фотографу. В этот раз ее хватка явно дала сбой, и очередное волнующее приключение оказалось совсем не таким, как ей виделось вначале. Да и парень, ради которого она рискнула, и пустилась в эту глупую авантюру, оказался совсем другим. Он был похож словно родной брат на того Пола, но только что похож. Все было другим и взгляд и жесты. И это можно было пережить, но вот победа Гали…

Как только Фредди подписал им командировку в Польшу, хитрый мерзавец Гали сразу же показал, что вовсе не собирается плясать под 'нью-йоркскую дудку'. Как выяснилось, связи с армейцами у Гали, имелись, и довольно крепкие. Так, к примеру, в приемной командующего 2-ой армии генерала Маккоя он оказался уже тем же вечером. Видимо, ему там сопутствовал успех, раз уж, не спрашивая у редактора разрешения, он тут же отправился в Центр летной подготовки в Баффало. Будущую напарницу репортер 'осчастливил' всего лишь короткой и наивной запиской. В ней он бесцеремонно ставил коллегу Джальван перед фактом, что уезжает на континент, и предлагает встретиться пятого-шестого сентября уже там, во французском Шербуре, про который он узнал, что оттуда добровольцы уезжают в Польшу. Два дня проведенные Кэтрин в уговорах штабной аристократии, оставили в ее душе ощущение легкой гадливости. В Китае на нее с нескрываемым восторгом глядели оторванные от женского общества 'голодные добровольцы'. И там-то ей хоть все было понятно, но вот от этих похотливых взглядов просиживающих штаны военных чиновников, у Кэтрин с души воротило. Но дело для нее было важнее, и она улыбалась, выслушивая очередные сальности и делая вид, что не замечает грязных намеков…