Георгий Юленков - Ветер надежды

— Ты же знаешь, что мы были готовы пуститься в эту авантюру даже рядовыми пилотами или командирами звеньев. А что у вас 'на второе'?

— В каждой эскадрилье должно быть по три французских пилота. И целиком французское транспортное звено из трех машин. И на всех тех самолетах дополнительно к общим опознавательным, должны быть нанесены стилизованные эмблемы Республики.

— Общие эмблемы, как у 'янки' — красный сокол в голубом круге?

— Другие дольше придумывать, а времени нет. Ну, и третье условие… штаб 'Сражающейся Европы' должен подписать союзнический договор с Францией, предусматривающий совместные действия против агрессора.

— По всему перечисленному не вижу препятствий. А ты Янош?

— Я также считаю все это приемлемым. А за чей счет будет помощь?

— Расслабьтесь друзья, тот счет уже погашен. Перед германской аннексией правительство Бенеша часть государственных средств разместило в виде заказа на авиамоторы. Недостающее до требуемой суммы будет списано министерством авиации, как расходы на учения французских ВВС. Пока конфликт не перерастет в настоящую войну, дипломаты Республики отопрутся от любых нападок в оказании помощи полякам.

— Угу. 'Обычная частная инициатива'.

— Именно так. Никакой государственной помощи 'Сражающейся Европе' до объявления войны с бошами официально не будет.

— А сколько и каких машин мы получим?

— Что касается авиапарка, то сорок пять тех самых Loire-46, и пятнадцать D-510. Все перевооруженные на 'Гочкисы' и 'Виккерсы'. Кстати, 'янки' абсолютно правы, для пушек пришлось бы мудрить с боепитанием через три границы. Три транспортника забросят в Торунь запчасти, запасные моторы и максимальный боекомплект. Топливо придется просить у поляков. Думаю, всего этого нашей авиагруппе должно хватить на первое время. А Шербурские техники уже начали свою работу по подготовке матчасти.

— Гм. Четыре усиленных эскадрильи однородного состава. А почему не пять смешанного?

— Потому что долгое время нам нечем будет возмещать потери. Пусть уж лучше эскадрильи будут больше числом. Большая льдина ведь и тает медленнее.

— Эдуар. Да ты, оптимист. На месяц нас там точно хватит, а там уж видно будет. Если что сядем где-нибудь в Югославии…

— Югославия это на крайний случай, они дружат с бошами. Лучше, наверное, в Румынию.

— А как мы долетим до Польши? Копенгаген вряд ли примет вот такую армаду.

— Действительно Эдуар! Так же, как тем 'спортсменам' нам точно не долететь. А без точки подскока, вся наша затея развалится как карточный домик!

— Друзья, вы забыли 'Беарн'.

— Авианосец?!

— Именно! И он сможет подойти близко к проливам и заправить все машины под завязку.

— Да-а. Я смотрю, беседы с 'чикагским фантазером' на всех нас накладывают свой отпечаток. Но если Франция пойдет на все это, то никто потом уже точно не упрекнет ее в бездействии. Ведь с первых дней войны Польшу станут прикрывать, в том числе и Французские крылья. А наша Чехия тоже возродится хотя бы в небе…

— Чехия и не умирала, пока остались живы те, кто способен за нее умереть. Кстати, а что там Моровский со своим партнером? Они вольются в нашу группу?

— Там будет видно. Возможно, они и вовсе возглавят какие-нибудь польские или другие интернациональные подразделения. С их-то талантами, это вполне реально. А для нас они сделают главное, передадут польскому командованию вверительные грамоты от 'Сражающейся Европы'…

— Друзья! Такие новости нужно отметить.

Без парадных салютов, лишь под звон бокалов и приглушенный гомон офицерского клуба, новая и пока мало кому известная военная сила удивленно приоткрыла глаза в своей 'колыбели', которой стал небольшой особняк в одном из Парижских пригородов…

Всполохи мигающих габаритов лидера заставили снова напрячь глаза. Лидер, покачивая крыльями, показал своим снижением направление полета, притушил огни и, не спеша, отвалил в сторону. Где-то внизу невидимые с высоты остались последние огоньки поселков Борнхольма. Павла вгляделась в показания стрелок приборов, теперь только от техники зависит, сядут ли они там, где планировали. Она прислушалась к рокоту 'Испано-Сюизы'. Ровная работа мотора добавила уверенности. Но отдых закончился, начался полет по приборам. Впереди им осталось часа полтора лету до цели. На пару секунд Павла включила свет в кабине и сверилась с картой. Очень важно было не сместиться южнее линии Столп — Быдгощ, и не усвистеть куда-нибудь в сторону германских Кольберга и Штеттина. Свет погас и снова только чахлые огоньки балтийских каботажников в пугающей темноте под крыльями. Голос Терновского в шлемофоне нарушил тишину.

— Адам, а когда уже совсем по-настоящему все… Это очень страшно?

'Угу. Только сейчас этот комсомолец понял, что не в бирюльки мы играем. Что можно вместо победоносного возвращения невзначай угодить с разорванным в клочья телом в беспосадочный полет грешного субстрата. Мдя-я. Что-то совсем товарищ старая коммунистка уже перековалась из атеизма непонятно куда. Раньше, словно красная тряпка для быка, были для меня все эти тонкие материи, а теперь, поди, ж ты! Вон, и перед отлетом в костеле, когда я механически поклоны и тексты тарабанила, даже какие-то странные мысли в голову лезли. А Терновский… Молод он еще. Смерти не видел. Но вот сейчас задумался. Подбодрить бы надо мальчишку'.

— Не дрейфь, паныч, прорвемся.

— Брось шутить, я серьезно. Я понять хочу, как к этому люди привыкают? Все же привыкают…

— Я не шутил. Все привыкают, и ты привыкнешь, не зря же мы с тобой столько куролесили… Кое-что ты уже видел, и вон даже своей дупой почуял.

'А кто остается живым и не привыкает, про того песен не поют. Не дай нам родная Партия вот такую слабину в себе проспать. Лучше сразу сдохнуть, чем трусом жить'.

— Угу. 'Там' было понятно, что живым останешься…

— И тут останешься. Ты просто в первом вылете мой хвост не отпускай, и все у нас хорошо будет. Лады?

— Адам… А если в тебя пуля попадет, то сильно больно?

— Не ссы, лыцарь. В бою в твоей крови такой гормональный коктейль гуляет, что понять, куда ты там ранен, сможешь, только если тебя само твое тело меньше слушаться станет. Это уже потом после боя до тебя "смысл жизни" дойдет, а в начале и не понять вовсе.

— А-а. Тогда ладно. Так-то и не страшно вовсе.

— А ты не бойся бояться. Ты в бою правильно бойся.

— Это как? Разве так можно?

— Еще как можно. Видишь, что на тебя гад заходит, сразу быстро представь, где он тебя легко достанет, а где хрен ему на весь его монокль. Представил и вот в эту щелку и нырни. Играй с ними, как молодой кошак с дворовой шавкой. Она к хвосту, ты на забор, она к забору, ты на дерево. Запуталась в кустах, а ты ему на выходе на загривок ка-ак прыг. То-то скулежа-то будет…