Юлия Алева - Лёд и порох

К чертям собачьим такие потрясения! Надо о будущем подумать и попробовать все же пережить грядущие катаклизмы. И всячески постараться свести к минимуму общение с добрыми пейзанами, которые с вилами наперевес.

Я умирать буду — не смогу стереть из памяти эту скудную толпу — все население деревеньки, молча и недоброжелательно косящееся на меня. Пустые глаза, безучастные лица, скованные позы. Выли на два голоса мать убийцы и его любовница. Подозреваю, что не притащи мы с собой священника и старосту, а скорее всего именно священника — нашли бы нас с Андрюшей заметенными снегом весной. И крестьянам была абсолютно безразлична я, мальчик этот — они оценивали лишь потенциальный урон для себя от следствия и вмешательства в их внутренние дела. Ведь теперь оба выводка убийцы осиротеют, вдовица точно не справится одна, да и в той семье деткам небо с овчинку будет. Но спасать здесь кого-то у меня категорически не лежала душа.

— Пусти… — лениво, словно и не особенно хочется. — Нет уж, теперь мой черед! — а этот еще полон сил, чтоб провалиться ему. Пыхтит, елозит по усеянным синяками от кулаков бедрам, время от времени шлепает по животу, плюется. — Ты смекаещь, наших баб он считать вздумал. Вот мы его и сочтем, чтоб впредь неповадно было.

— Проваливай… — это уже третий, который особливо крепко вцепился в грудь, до крови разбив уже губы и мгновенно наливаясь гневом от любой попытки сопротивления.

— Она, кажись, кончилась уже. — четвертый, тот, кого знала, кому доверяла, дернул за волосы, приподнимая голову над лавкой.

— Да что ей сделается? Баба ж… — второй стащил женщину с лавки и поставил на колени.

Господи, почто не пошлёшь милость свою, молилась она, давясь кровью и чем-то еще, горьким и едким.

Со всеми своими трагедиями я подзабросила чтение газет, а зря. «Санкт-Петербургские ведомости» сообщили об успешном испытании французской армией субмарины. Прилагались и фотографии чуда техники, которые мне категорически не понравились: уменьшенная копия подводных лодок Второй Мировой войны не оставляла сомнений — источник вдохновения инженера хорошо знаком с победами Де Голля. У меня даже ногти на ногах похолодели.

С чего я поверила в доктрину собственной уникальности? Если границы в это измерение подобны хорошему швейцарскому сыру и страдают пористостью, то лишь вопрос времени, когда мы пересечемся с другими путешественниками. Не все из них смогли бы найти себя в этом мире — он довольно суров к чужакам, но даже один из сотни способен натворить дел больших, чем я. Тем более, что обстановка к тому весьма располагает — кто откажется перекроить трагическое прошлое Родины по своему вкусу, зная, что это пройдет совершенно безнаказанно?

И теперь больше нельзя верить в стабильность будущего. Любая третьеразрядная страна в следующую секунду сможет обрести ядерный потенциал. Да среди родных берёзок вполне могут попасться прогрессивные революционеры и/или монархисты, тоже воодушевленные перспективами.

Первое рвануло предсказуемо: в одном из тихих немецких городков случилась ужасающая эпидемия, за пару часов выкосившая несколько тысяч человек. Конечно, наша разведка не дремала и вскоре засомневалась в бактериальной природе проблемы — в ночь перед мором случился небольшой взрыв на малоприметной фабрике — пожарных так и нашли возле своих повозок. Первые отравляющие вещества начали штамповать не очень удачно. Хочется верить, что автора там и привалило — ибо выживших, по слухам, не нашлось. Хотя вряд ли мой современник обошел бы вопрос о собственной безопасности.

Но нет худа без добра — военное ведомство засуетилось и графа пригласили на меркантильный разговор.

— У нас предлагают выкупить патент на противогазы за астрономическую сумму. — с восторгом сообщил родственник, улучив момент и затащив меня в библиотеку. Ольга опять наприглашала свору непонятных людей, и я только рада была передышке.

— Экономически целесообразнее брать по 95 копеек с каждого противогаза. — изрекла я, чем озадачила графа.

— Это почему же?

— Одномоментно нам смогут дать не такую уж значительную сумму. А при военных действиях с мобилизацией пусть четырех миллионов человек…. Да с закупкой с запасом…

— Ладно, мысль хорошая, а почему не рубль?

— Потому что скромнее надо быть. — кротко улыбнулась я. — И те же 5 копеек пожертвовать в фонд увечных солдат, например.

Забегая вперед скажу, что даже треть от вырученной суммы заставила меня перестать беспокоиться о завтрашнем дне и значительно повысила матримониальную привлекательность, что позволило Ольге Александровне закрепить на мне сигнальный маячок «Богатая невеста».

Голоса стихли, но она смогла пошевелиться далеко не сразу. Сквозь отекшие от слез и ударов веки смотрела как лоскуты темно-синего городского платья валялись по всей горнице, еще матушкой расшитая кичка, порванная напоказ, и залитая чьим-то семенем, торчит из-под лавки, из-под черепков парадного блюда. А ведь добрыми гостями в избу заходили.

По опухшим щекам грязными ручейками бежали слезы, да и сама она вся была грязной. Женщина подобрала подол нижней рубахи и оттерла следы. Оказалось невероятно важным собрать всю грязь, оставшуюся от пришельцев, отскрести разводы, запахи, саму память об этом ужасе.

Приятно, черт возьми, устанавливать собственные правила в доме. Теперь к завтраку мне подавали отглаженные газеты — как и графу. Если Мефодий и считал, что политика — не женского ума дело, то осмотрительно держал мнение при себе.

Мир вокруг меня продолжал ускорять движение к грядущим катастрофам, причем запалив фитили даже в тех местах, о которых я из школьного курса истории не припоминаю ничего подобного. Пока я переживала свое горе, задымилось в Греции.

Весь девятнадцатый век эта территория являла собой очаг войны за независимость. Помнится, эта война доконала лорда Байрона, который угрохал на спасение древней земли все сбережения. Раковая опухоль Османской империи еще в двадцатые годы была вынуждена отступить под лучевой терапией национально-освободительной войны, предоставив краю теплого моря, оливок и сыров сначала автономию в своем составе, а потом и полной независимости, правда не на всей территории: Крит, Самос, Фессалия и кое-что еще пока еще цепко удерживались недобрыми соседями.

Началась свистопляска с выборами королей. Удивительным образом в конкурсе «Выбери лучшего короля» поучаствовали все, кто ни попадя со всех уголков Европы. Перекрестное опыление благородных домов привело к наличию толпищ претендентов, но вначале короткую соломинку вытянул Оттон I из баварской династии Виттельсбахов. Грезя мечтой о великой империи, Оттон воспользовался всеобщей сумятицей во время Крымской войны и почти успел оккупировать Эпир и Фессалию, но тут подоспела турецкая группа поддержки с франко-британским акцентом. Попытка эллинов поддержать русских провалилась. Дальше все пошло веселее, как обычно и случается со странами, куда запустили щупальца англосаксы, так что в 1862 году буржуазная революция отправила Оттона в баварское изгнание, где он и скончался через пятилетку, до гробовой доски упоминая о том, что не отрекся от престола. Это бы упорство потом некоторым другим политическим деятелям!