Юлия Алева - Лёд и порох

— О, Ксюша. — мама обняла меня. И даже Люська зашевелилась и прижалась теснее.

Все, решительно все складывалось хуже, чем я могла ожидать. Казалось бы, воссоединение семьи — это то, о чем я мечтала здесь с самого первого дня. И мало того, что цену за это они заплатили адскую, так еще сейчас слишком высока вероятность того, что я лишусь своих близких.

До утра я просидела с бумагами мамы и сестры, и вердикт вынесла за завтраком, когда смирилась с необходимостью посторонней помощи. В который раз жалею, что нет тут гугла нам в помощь, но работать придется с тем, что есть. До чего же тяжко одной-то… В прочих моих начинаниях за спиной всегда были люди: Фрол, Петя, Федя, граф, Михаил Борисович. Я наращивала броню, но разлад с Фохтом, смерть Тюхтяева и запутанность ситуации с моими барышнями сделали невозможной опору на привычные ценности. Или кое-что еще осталось?

Пару часов и целю корзину смятой бумаги спустя удалось сочинить относительно внятное приглашение на чай. Отнести это на Гороховую доверила Устеньке и наказала ждать ответа.

«Почту за честь» — размашистым почерком пересекало лист казенной бумаги. Вот четыре года здесь живу, а все еще восхищаюсь этими манерами. Почтет за честь. Провела пальцем по завиткам почерка. Соскучилась все же. Несколько платьев перебрала, прежде чем выбрала неумеренно декольтированный наряд. Программа-минимум на сегодня — разведать обстановку, а максимум — вернуть его обратно. Так что собираемся как на войну. И таблеточку не забываем принять на всякий случай.

Дорогого гостя я принимала, предварительно отправив родственниц на прогулку в Ботанический сад. Лишние встречи сейчас точно ни к чему.

— Здравствуйте, Федор Андреевич! — я давно его не видела, и сердце почти не екало, разве что самую малость.

— Здравствуйте, Ксения Александровна. — Похудел, чуть осунулся, тени под глазами, новые морщинки у плотно сжатых губ.

Мы оба ели друг друга глазами, но дальше дело не пошло. Устроились в кабинете, за плотно закрытыми дверями.

— Чем могу служить? — полюбопытствовал гость.

— Мне очень нужна Ваша помощь.

Его зрачки на мгновение расширились, чтобы потом сузиться до точек.

— Хорошо, я постараюсь. — очень вежливо и отстраненно. Ну что ж…

— Федор Андреевич… — осторожно тут не подведешь к таким новостям, так что лучше валить сразу в кучу. — Ко мне приехали родственники. Оттуда. И мне нужно их легализовать.

— Анна Степановна? Людмила Сергеевна? Сергей Викторович? — его лицо осветилось целой палитрой эмоций. Да неужели ты всерьез им рад?

— Да. То есть без папы. Там у нас случилось несчастье… — даже думать тошно о том, что им пришлось пережить одним. — Короче говоря, они тут насовсем. И мне нужно как-то это оформить, чтобы ни одна душа не подкопалась.

Он сменил радостное изумление на подозрительный прищур.

— То есть как оформить?

— Просто. — ну не притворяйся, что ты тупее, чем выглядишь со стороны. — Им нужны документы. На одном паспорте Ксении Нечаевой два раза мы выехать не сможем.

Он искоса рассматривал меня. Можно подумать, сам святой. Да я бы обратилась туда же, где добывала паспорта для Красноперовых, но одно дело прислуга, которой мы уже поменяли их вполне легально, еще покуда за мной Тюхтяев ухаживал — стоило только погрустить демонстративно, и без особых вопросов ребята стали добропорядочными жителями Санкт-Петербурга, и совсем другое — те, кого я планирую превратить в собственных родственников не только биологически, но и юридически.

— Подделка документов здесь куда более серьезный проступок, Ксения Александровна… — слегка высокомерно и чересчур нравоучительно начал он.

— Да и там за него по голове не гладят, но я ради Вас рисковала. — неспортивный прием, и он покраснел. Скажем так, стал пунцовым от ушей до кончика носа, а губы, напротив, побелели.

— Ну хорошо, сделаем мы им документы. Какие-нибудь. Но как Вы объясните их внезапное обретение? Абсолютно все знают, что Вы сирота. Да и более подробный интерес к Вашему прошлому тоже не очень хорошая идея. — я верю, что это разумные доводы, но сейчас мне другое нужно, и уж точно, не так высокомерно изложенное.

— Не хорошая идея?! Так я с удовольствием и Ваши выслушаю. — огрызнулась я, чем окончательно все испортила.

— Вы до сих пор не понимаете, что уже не в Вашем времени находитесь! — он приложил кулаком поручень кресла. — Здесь совсем иные критерии порядочности и законопослушания.

— Ах, теперь я еще и не порядочная, по Вашему? — да что он вообще себе позволяет?!

Дальнейший наш разговор протекал бурно, с обоюдными упреками, местами на повышенных тонах и предсказуемо закончился едва пойманной ладонью, уже готовой исправить симметрию окраса его скул.

— Прекратите истерику! — рявкнул он.

— Не смейте так со мной разговаривать! — прошипела я в ответ, немного побарахталась, добившись лишь того, что обе мои руки оказались в его железной хватке.

Мы оба тяжело дышали, смотря в глаза друг другу несколько очень длинных секунд. Его, стальные и холодные, с расширенными зрачками, обычно остужали любую мою вспышку. А если не помогает гипноз, то есть другие варианты.

На этот раз он даже не раздевал меня. Юбок все-таки слишком много, но их пышность позволяет без затруднений задирать повыше. Особенно если очень, очень хочется. Придерживая мои запястья над головой, другой рукой расстегнул свою одежду и обрушился с неизвестной доселе яростью. Без прелюдий, ласк, нежностей. Даже без поцелуев. Холодный и какой-то дикий взгляд порой заставлял сомневаться в его психическом здоровье, а он вколачивал меня в обивку дивана все сильнее и сильнее. Больно это, если самой не хочется.

Мне наша прошлая близость как-то иначе запомнилась. Не было в нем этого, и я упивалась нежностью и ласками, а сейчас что? В какой-то момент скрестила ноги на его спине, прямо поверх сюртука и чудом высвобожденной рукой провела по шее. На эту нечаянную ласку он отреагировал совсем непредсказуемо, перевернув меня на живот, срывая с себя верхнюю одежду, и задирая многострадальные юбки выше головы, продолжил это звериное дело в пугающем молчании. От пальцев на спине точно останутся синяки, да что там синяки — оставалась бы вообще эта спина живой. Кто ты, человек, и что сделал с моим Фохтом?

Очень некстати вспомнились слова врачей о возможных осложнениях после операции. Еще огорчила мысль о том, что придут мои барышни домой, тут мой отодранный и придушенный труп, этот тоже небось не выдержит позора, застрелится, а они у меня совсем непристроенные, и деньги Фролу и Наташеньке завещаны все еще…

Потом стало просто больно и страшно, потому что я не знала уже своего партнера, и потянулись неприятные минуты, покуда все не закончилось, и он не рухнул рядом.