Юлия Алева - Лёд и порох

— А гости Ваши? — он оглянулся на мою роскошь и Димино отчуждение.

— Мы все вместе приехали. — холодно бросил дипломат.

Да, у нас такая гастролирующая труппа.

— И что же получилось?

— Мы с Людмилой Михайловной сегодня с утра решили немного прогуляться после завтрака. Погода стоит замечательная, даже не припоминаю такой весны. — мечтательно сообщила я. Где ты, Тюхтяев, сейчас бы мигом разобрался. Хотя, чего это я, надо позвать.

— И вы нашли тело?

— Да, знаете ли, нам показалось, что в камышах какая-то птичка сидит, Захотелось посмотреть — в городе такое не встретишь.

Да, высокомерная, капризная, взбалмошная дура. К таким меньше вопросов.

Вернулся доктор, на этот раз без полицейских — они тащили добычу в телегу.

— Смерть наступила не позднее двух-трех месяцев назад. Причины смерти смогу сообщить после исследования. Извините, дамы.

Он смутился, что женщины слышат такие ужасы. Конечно, пережившие девяностые годы жители России очень впечатлительны. Да и ветеран двух войн тоже.

— Александр Аристархович, а опознать… покойного возможно? — запинаясь, полушепотом уточнил следователь.

— Да и нечего сомневаться. Леонтьев это, Иван Афанасьевич. У него рука сломана была в детстве и срослась неправильно. Я хорошо его помню.

— Спасибо. — и обратившись к нам. — Вам знаком этот человек?

— Нет. — твердо ответила мама.

— А мы только приехали. Даже шансов не было. — прибавила сестра.

Следователь долго мялся, сомневался, а потом все же выдал служебную тайну.

— У нас зарегистрировано несколько исчезновений в прошлом году. Там мещане Леонтьев, Никитин и Фролов, приказчик Тихомиров. Может слышали?

Мы не слышали, но такой мор на мужиков в пределах одного небольшого населенного пункта наводил на мысли.

«Мой дорогой Михаилъ Борисовичъ!

Какъ Ваше здоровьѣ? Я очень скучаю безъ нашего общенія. Особенно въ замкнутомъ пространствѣ.

Мы здѣсь омерзительно прекрасно проводимъ время, чащѣ всего на свѣжемъ воздухѣ. Много гуляемъ. Чертовски много. Сегодня с Люсей нашли трупъ неизвѣстнаго мужчины, а полицейскіе говорятъ, что уже и не первый такой. Можетъ Вы что-то сможете узнать?

И если будетъ такая возможность, пришлите мнѣ намъ шоколадокъ. Только скрытно.

Цѣлую Васъ. И очень скучаю.

Ксенія».

Самое безумное ее послание. Даже телеграфом воспользовалась. Первым порывом было поехать самому, но не для того он всю авантюру поддержал. Больно, конечно, но потом пройдет.

Впервые на службе было настолько тошно.

После отрывистого стука в кабинет вошел надворный советник Фохт с папкой в руках.

— Здравствуйте, Федор Андреевич. — Тюхтяев изучал вошедшего без улыбки, внимательно, словно лошадь покупал.

— Я должен подать рапорт. — Фохт аккуратно положил лист лощеной бумаги.

— То есть прямо вот в отставку собрались? — Тюхтяев откинулся на спинку стула. С утра сменилась погода и ребра ныли, а без Ксюши он в лекарствах плохо ориентировался.

— Полагаю, это станет наилучшим решением. — лицом холоден, взглядом ершист.

— Девятнадцать лет выслуги. За малыми исключениями — безупречная служба. — Тюхтяев перечислял все по памяти, из чего Федор сделал свои, малоприятные выводы. — Вряд ли стоит ломать такую хорошую карьеру.

Фохт молча изучал угол кабинета.

— А как насчет перевода в другой сектор? Дельце здесь одно нехорошее вышло — с мертвецами, прости Господи. Съездите, ознакомитесь. За местной полицией приглядите. Может и присоветуете что. А там, глядишь, и в следственной части вакансия найдется, раз уж в политике Вы разочаровались.

Все же знает, рыжий аспид. Это ж додуматься — с того света за ней вернулся.

— Как прикажете. Куда ехать нужно?

— В Белозерск, Новгородской губернии.

И смотрит так испытующе.

— Сегодня же и выеду.

— Да-да. Можете быть свободны.

Федор вышел и только за дверью разжал кулаки. А Тюхтяев еще долго не моргая изучал филенку двери. И что-то остро ныло под ребрами. Погода, все-таки, в Петербурге — не очень.

Меньше недели тут живем, а уже надоело все до чертиков. И природа эта никчемная, и погода, которая совсем без ума, и я сама, донельзя уставшая от войны с ветряными мельницами. Только совсем тупой человек не поймет природу внезапно проснувшегося педагогического дара Хакаса — нас, а конкретно меня, сюда сплавили из столицы. Просто с глаз долой. Неужели я так безнадежна?

Дима следил за настроением в рядах и давал нагрузку ровно так, чтобы я падала в постель без сна, но во время пробежек в голове пульсировала только одна мысль. В разных вариациях. От меня избавились. Выслали. Заперли.

Это оказалось по-настоящему обидно, что бы я не пыталась себе внушить. Конечно, я могу найти очередное, сто двадцать пятое оправдание бывшему жениху, но доколе мне нужно будет извинять его перед собой? Что я — собачонка, которую можно вот так выкинуть на мороз? Ладно, не на мороз, но все же… От обиды прибавлялись силы, и пробежки уже не казались изощренным мазохизмом. Круг, другой, третий.

Постепенно столица становится бесконечно далекой, равно как и все, что произошло со мной там. А так-то и верно — мы все из одного пространства. Просто заехали отдохнуть в музейную деревеньку.

Бегом, на полусогнутых, ползком, встали, повторили.

А этот небось сидит сейчас где-то в убогом своем казенном кабинете. В тепле и покое.

Еще пять кругов бегом.

И вот уже нет эмоций, когда вспоминаю человека, поставившего с ног на голову мою жизнь. Поступай, как знаешь, Михаил Борисович. Я сдаюсь. Есть только цель, которую поставил командир и я к ней бегу. Да бегу, бегу.

— Барыня, там опять с полиции пришли. — мрачно сообщила Матрена.

Уже привычный, по-своему милый Тихон Иванович Братолюбов с нескрываемым восхищением ловил каждое слово своего спутника, который мрачной акулой рассекал наш двор. Конечно, каждый камушек тут знает, выучил его Хакас на свою голову.

— Анна Степановна, приветствую! — поклонился, ручку поцеловал. С Люсей и Димой поздоровался, на мне остановил тяжелый взгляд. — Ваше Сиятельство.

— Рады встрече, Федор Андреевич. — мама приказала подать еще приборов.

— Господа, мы здесь все по тому делу. — Тихон Иванович не терял надежды удержать в своих руках нить разговора. — Господин Фохт прибыл из Санкт-Петербурга по распоряжению Особого департамента…

— Я сам, — прервал его Фохт и углубился в свои записи. — Госпожа Шестакова и графиня Татищева обнаружили тело мещанина Леонтьева 10 марта сего года?

— Да, Федор Андреевич. — Люська старательно держит серьезность на лице.

— При каких обстоятельствах?

— Мы… — Люся оглянулась.

— Мы гуляли. Очень, знаете ли, полезными врачи считают моционы на природе. — медовым голосом добавила я.