Юлия Алева - Лёд и порох

— Вы, моя дорогая, попробуйте выспаться. Глядишь, мысли в порядок и придут.

Она уходила, низко опустив голову. Пожалеть бы, да что-то не хочется.

За завтраком мама поинтересовалась у Димы ходом их с Фохтом изысканий.

— Да бестолково все, Анна Степановна, пока получается. Совершенно разные люди.

— Городок тут невеликий, все друг друга знают. Что-то же их связывало. Да и сюда их вряд ли случайно завезли. — гигабайты прочитанных и просмотренных детективов не могли пройти бесследно. — Возможно, они делали вместе что-то такое, о чем предпочитали не распространяться.

А что, версия не хуже и не лучше других.

Начали трясти прислугу. Матрена — мрачная баба лет сорока, что могло в реальности означать и 25, и 30 — долго выслушивала мои расспросы, а потом отрезала, что посторонних мужиков не знает. Люська тоже не преуспела в извлечении информации из деревенских, а Дима лишь покурил с конюхом и выяснил, что в конце прошлой зимы что-то непонятное приключилось на мельнице, что в полутора верстах от Громово. Там мельник повесился, а жена его захворала. Да и после хвори странно себя вела, предпочитая отказываться от работы, лишь бы людей пореже видеть. Больше ничего необычного в округе не происходило лет несколько.

Какое отношение к четырем городским трупам могла иметь мельница, я не понимала, но раз опять же ничего не остается… Димка отправился на мукомольное предприятие с Фохтом, настрого запретив нам даже нос высовывать наружу. И отмазки, что нас прикрывают вторичные половые признаки не сработали.

Вернулись мальчики озадаченные и явно с пустыми руками.

— Странно, как же одна, пусть и крепкая женщина, справляется с такой махиной? — у Хакаса всегда был очень практичный подход к любым проблемам.

— Привычная. — отмахнулся Фохт.

— Ну что? — мы с Люськой плотоядно смотрели на мужчин, а те, словно назло, смаковали обед.

— Ничего. Покойников она не знает, ибо все больше с крестьянами общается. — сообщил лукаво улыбающийся Дима.

— А мужик у нее с чего лапти склеил? — у Люси вообще нездоровый интерес к вдовству. Насчет Пети она меня в свое время долго пытала.

— Говорит от тоски.

— То есть на пустом месте взял и затосковал? — изумилась я.

— И такое бывает, Ксения Александровна. Для кого-то пустяк, а кому — петля. — холодно бросил надворный советник и мы все покосились на него.

Неужто тоже в петлю лез? Нет, серьезно? Хотя этот, если что, застрелился бы, полагаю. А еще вероятнее — полез на такой рожон, чтоб наверняка не вернуться.

— Глупо это. Жизнь дается не для того, чтобы ее на помойку выбрасывать. — резюмировала я и поднялась из-за стола. — Дим, бегаем сегодня?

— А то как же? — оживился наш мучитель.

Мы с Люськой живо переоделись и отправились шерстить окрестности в сопровождении надзора — теперь Дима старался держать нас в поле зрения, а в компании Феди это было куда веселее. Раз уж походную одежду ему выделил, то это явно не пятиминутное мероприятие. Я заметила, что господин Фохт курит практически наравне с Хакасом, а это о многом говорит. В царствование Николая Александровича курение стало модной привычной, раз уж Его Величество с обедни выскакивает на перекур, а ведь это при склонности к аневризме — пассивное самоубийство. Но и запрещать ему что-то я не в праве.

Покосилась на бывшего любовника и прибавила скорость.

— Коза, не вырывайся.

— Раньше сяду, раньше выйду. — огрызнулась не подумавши, и дальнейший путь продолжала уже петляя вокруг каждого встреченного дерева.

Люськин зад скрылся впереди, а за мной надзирал Федя.

— Вам, Федор Андреевич, умный человек курить не рекомендовал. Для сосудов головного мозга это крайне вредно. — пропыхтела я.

— Вряд ли это должно Вас беспокоить, Ксения Александровна. — он не торопясь достал следующую сигарету, закурил и так же вальяжно пересек очередную мою заячью петлю. В общем-то предсказуемая глупость.

— А вот теперь попробуй с сигаретой догнать.

Хоть сейчас-то я смогу его уделать?

Наплевав на наказание, я пустилась наутек, сначала к усадьбе, но не особенно выкладываясь, и позволяя Феде сохранить иллюзию превосходства, а там обманным маневром выскользнула из его рук и действительно сумела его обогнать возле командира.

— Стоять! — одернул меня Дима. — Чего опять выделываемся?

Вот как объяснить это? Поэтому просто потупила взгляд.

— И ты тоже хорош. Нечего ее провоцировать. — тут огреб и гость. — Но раз уж вам обоим энергию девать некуда — до дома по-пластунски. К лету как раз управитесь.

Как ни странно, но скорость этого членовредительства у нас оказалась примерно одинаковой. Первые метров пятьдесят мы преодолели молча, а потом началось.

— Как же это вам вообще в голову взбрело таким заниматься? — сварливо прошипел надворный советник.

— Захотелось. А то скучно в городе. — огрызнулась я.

— Вы, Ксения Александровна, делаете все, чтобы не выделяться из своего круга, верно?

— Я в меру эксцентрична. После двух взрывов и экскурсии на войну вполне простительно. — вот, кстати, да.

Естественно, немного смухлевала, и, задрав попу повыше, на локтях и коленях прибавила ходу.

— Вы нарушаете правила. — тяжелые ладони сомкнулись на самой высокой точке и аккуратно прижали ее к земле. Причем не поясницу трогал, что характерно.

— Я выполняю поставленную задачу. — чуть-чуть меняю траекторию, чтобы оказаться подальше. — Локти и колени не отрываются от земли, остальное лишь недочеты при исполнении. Нам, между прочим, полторы версты еще пилить.

На четвереньках оно как-то бодрее пошло, хотя штаны придется заменить завтра. Да и локтям этот марш-бросок на пользу не пойдет.

— Ксения Александровна, а сами перекурить не хотите? — предложили мне через двадцать минут сдержанного пыхтения.

— Капля никотина убивает лошадь, а хомячка разрывает в клочья. — просипела я.

В ответ на озадаченный взгляд пришлось разъяснять соль шутки. Он хмыкнул, но докурил и только после этого вернулся на дистанцию.

— Мы, взрослые, серьезные люди, ползаем в грязи. — ворчал чиновник.

— Не так уж тут и грязно, подморозило ночью. Добротная сухая грязь, Федор Андреевич, не гневите Господа. — по привычке начала препираться.

— Ксения Александровна, успокойтесь, Вы ее не продаете. — сквозь зубы ответили мне.

— Точно! Мы можем продавать грязь! До израильских курортов тут далеко, а грязь Мёртвого моря будет обходиться только в транспортные расходы. — осенило меня.

А вот господин Фохт поджал губы. Его всегда напрягало мое вульгарное желание зарабатывать на любой идее. Все же где-то под черепушкой засел стереотип воздушной чувственной красавицы, которая не пукает, не знает, откуда берутся деньги и лишь восторженно взирает на мир. Как уж на меня запал — явно без промысла Врага рода человеческого не обошлось.