Дмитрий Баринов - Ардагаст и Братство Тьмы

Ардагунда пустила стрелу, но из-за нараставшего ветра трудно было попасть даже вблизи. Стрела вонзилась в край глазницы и не ослепила, а лишь разъярила гиганта. Взмах его меча сбил с амазонки шлем и едва не снёс ей голову. Оглушённая, поляница упала. Аримасп замахнулся снова, но тут Вишвамитра с криком «Харе Кришна!» двумя руками подставил под его удар свою кханду. Индийская сталь выдержала. Отбив громадный клинок, кшатрий следующим ударом разрубил запястье великана, и тот выронил меч. Взбешённый исполин двинул своего противника ногой. Могучий индиец отлетел назад. (Кто-то другой остался бы после этого с переломанными костями).

Рыжий исполин со злобным рёвом протянул волосатую руку к знамени и вдруг отдёрнул её, словно обжёгшись. Испугался он меча Всеслава или чего-то другого? Вдруг Ардагунда вскочила на ноги и, с силой взмахнув острой секирой, подрубила аримаспу сухожилие. Гигант, потеряв равновесие, упал и покатился с сопки вниз. Прежде чем он успел встать, копья Сагсара и Неждана пригвоздили его к земле.

— Куда полез? Ты не Солнце Красное — над святой горой всходить, — сказал Неждан.

— Кривой от роду — так иди лучше в преисподнюю мёртвых стеречь, — добавил Сагсар.

У Ардагунды после удара в голове ещё шумело, и, не поддержи её муж, амазонка упала бы снова.

— Понимаешь, мне сама Артимпаса явилась. Берёт за руку и говорит: «Вставай, сестра, бой ещё только начался». А ты её не видел? Она часто так является — одним только женщинам.

Вместе с воинами на гору поднялись и волхвы. Вышата и Лютица шли в бой, оборотившись львом и львицей. И не простыми: серовато-жёлтыми, безгривыми, гораздо крупнее и сильнее обычных львов. Немногие волхвы теперь умели принимать облик детей Великого Льва — могучего зверобога, некогда царившего на холодных заснеженных равнинах вместе с Великим Медведем и косматым Индриком-зверем [21] Индрик — мамонт (слав.). . Мощные, как сталь, лапы и клыки льво-оборотней дробили кости аримаспов, рвали глотки и мускулы. На дикую древнюю силу волосатых исполинов нашлась сила столь же страшная и древняя.

А Милана сражалась в человеческом обличье. От всех опасностей боя её надёжно охранял Сигвульф. Она же умело и сноровисто отводила врагам глаза, и те били своих, а то и вовсе переставали понимать, где оказались.

Вишвамитра, собрав воинов, повёл их оборонять южные склоны горы. Хотел взять и знамя, но Вышата велел держать его на вершине, пояснив: «Оттуда солнечная сила идёт». При знамени остался Всеслав. Молодой воин малость досадовал, что его вывели из боя, но был горд поручением. Он всем телом и душой чувствовал, как идёт снизу, из золотоносных недр горы, и сверху, от светила, скрытого за облаками, могучая и добрая сила. Та сила, без которой воин не воин, а разбойник. Два потока сливались здесь, на вершине, и растекались, наполняя воздух золотистым свечением. И тела защитников горы наполнялись силой, а души — отвагой и упорством. И слабела одноглазая орда, и стихал хоть немного ветер.

Всеслав не чувствовал холода, а ветер словно обтекал его, не в силах ни свалить с ног дружинника, ни сорвать знамя, ни сломать древко. Непокорно трепетало над головой дреговича алое полотнище — Ардагаст не пожалел на него дорогого ханьского [22] Ханьский — китайский. шёлка, а тамгу вышивала золотом младшая царица Добряна. Словно маленькое красное солнце, испускало оно золотые лучи, и при виде его у аримаспов и дэвов прибывало злобы, но не силы.

А внизу были видны бесконечные хребты в тёмно-зелёной одежде хвойных лесов и речные долины между ними. Вот Юрюзань, Инзер, вот и серебристо-белая река Ра, а за ней — широкий Даик. Взор дреговича внезапно приобрёл невиданную остроту. Словно всевидящее око Даждьбога, он охватывал на севере дремучие леса и тундры до сурового седого моря, на юге — степи и пустыни до широкого Каспия и заснеженных гор, на востоке — бесконечные степи, на западе — днепровские леса, и болотистую полесскую Дрегву, и новую землю его племени у подножия Карпат... И всей этой огромной стране, прозванной греками Скифией, нужна была Золотая гора — святая, недоступная никакой нечисти, алчной и жестокой. И нужна была текущая с этой горы солнечная Ра-река, Рос-река, великая и святая, несущая с белой водой добро и правду.

А внизу, под западным склоном, двумя железными клиньями врезались друг в друга росы и аримаспы. Длинные копья вонзались в грудь исполинским коням, сразу доставая до сердца. Чудовищные мечи аримаспов рассекали надвое всадников вместе с конями. Среди косматых великанов выделялся один — седой, но могучий, на голову выше всех, в сияющем золотом шлеме. То был царь аримаспов. Своё отборное войско он не дал захватить врасплох, как тех в долине Тюлюка. И выходить из-за спин дружины, чтобы схватиться с наглым царём росов, не торопился, потому что сразу оценил силу золотого луча Огненной Чаши. Подобраться бы к её хозяину сбоку или сзади... Но пока что его надёжно прикрывают закованные в железо дружинники.

Волх и его нуры шли в бой, оборотившись одни волками, другие турами, третьи соколами. Туры острыми рогами вспарывали бока и животы коням аримаспов, топтали и бодали поверженных всадников. Соколы, молнией бросаясь сверху, вырывали великанам глаза. Небольших стремительных птиц, в отличие от грифонов, аримаспы не успевали вовремя заметить. А ослепший разъярённый гигант в гуще битвы был для своих опаснее, чем для чужих. Волки, серыми тенями проскальзывая между сражавшимися, ловко избегали и конских копыт, и мечей и, выбрав миг, вцеплялись коням в ноги, а то и в горло. Когда же конь, обливаясь кровью, валился наземь, волколаки набрасывались на всадника прежде, чем он успевал встать.

Опаснее всех для врага был крупный волк с седой, почти белой шерстью — сам князь нуров. Вот аримасп замахивается на него мечом, а Седой Волк выходит из-под удара, забегает к коню сзади, прыгает на круп. Конь брыкается, а седой оборотень, уцепившись лапами за ворот панциря, уже сомкнул челюсти на шее всадника. Тот валится с седла, а князь-волк выскакивает из-под копыт с победным воем и снова бросается в самую гущу битвы сеять смерть:

Вместе с оборотнями дрался и настоящий волк — Серячок, боец немолодой, но бывалый. Он, правда, держался поближе к своему хозяину. А тот, встав во весь лешачий рост и выломав молодой кедр, крушил им коней и всадников, и не спасали от этой великанской дубины ни мечи, ни панцири, ни шлемы. Не один исполинский клинок разлетелся об неё. Биться на мечах леший был не мастак и потому старался ударить один раз, но так, чтобы другого не понадобилось. При всём этом Шишок ещё и свистел на всю долину страшным лешачьим свистом, от которого поднимался ветер, ломавший верхушки деревьев. Мол, вот вам, ветродуи, не на того напали! Аримаспы пробовали достать его из своих мощных луков, но этот ветер относил назад стрелы.