Александр Позин - Крестьянский сын, дворянская дочь

В этот момент раздался стук, и дверь в комнату голосом Глаши спросила:

— Ребятки, как вы там? Войти-то можно?

— Входи! — раздался совместный дуэт юноши и барышни. Они не сговаривались, просто так получилось, что ответили оба одновременно.

С усталым видом в нумер зашла Глаша, но увиденная картина заставила ее оживиться. Растрепанный вид молодежи, постель в беспорядке, наспех стянутое с кровати белье заставили ее ухмыльнуться. По всему видно было, что этой ночью у ее друзей все сладилось.

— Глашенька, милая, я так тороплюсь! Мне уже убегать надо, а я боюсь заблудиться в этой анфиладе комнат и зайти куда-то не туда. — взмолилась Наталка.

— Ничего, я тебя сейчас через черный ход выведу. Никто и не увидит.

Однако уйти незамеченными у них не получилось. Спустившись с лестницы, они наткнулись на стоящую с грозным видом, уперев руки в бока, чрезвычайно строгую, но ослепительно красивую даму средних лет. Это была хозяйка здешних чертогов, всесильная мамка Зинаида Архиповна собственной персоной.

— Гимназистка! И куда это ты собралась? — тоном, не обещающим ничего хорошего, произнесла Мадам. — А это кто с тобой? — она сделала вид, что только сейчас заметила ночную гостью.

— Подруга в гости приходила. Мадам, позвольте проводить ее до выхода? — смиренно отвечала Глаша.

Вместо ответа Зинаида Архиповна разразилась нравоучительной тирадой:

— Сколько раз я говорила, чтобы не смели водить в дом посторонних, устраивать свидания. У нас, в конце концов, респектабельное заведение, а не дом свиданий! И я дорожу его репутацией.

Несмотря на серьезность заявления, Наталка не могла удержаться от улыбки: хозяйка борделя говорила о своем предприятии, словно это было не гнездо разврата, а богоугодное заведение. И хотя девушка стояла, опустив голову, от Зинаиды Архиповны не укрылась смешинка, проскользнувшая в ее глазах. И она поманила Наталку пальцем:

— Ну-ка, подойди ко мне, дитя мое!

Барышня явно оробела и, уткнувшись взглядом в пол, с опаской приблизилась в всесильной даме. Зинаида Архиповна взяла Наталку за подбородок, подняла голову и пристально посмотрела в глаза девушки. Видимо она увидела в них что-то такое, что позволило ей сменить гнев на милость:

— Хорошенькая! Николку можно поздравить? — сказала она полуутверждающе-полувопросительно, обращаясь к Глаше. Та кивнула.

— Ладно, проведи девицу. Но только до ворот. — разрешила она Глаше. А Наталку предупредила. — Смотри мне! Если узнаю, что обидишь Николку, будешь иметь дело со мной.

Только у самых ворот девушка перевела дух.

— Крута ваша хозяйка, ох крута! У меня душа в пятки ушла. Я уж испугалась, что она меня так и оставит у вас в борделе. — призналась она подруге. — И любит же она у вас о морали разглагольствовать, как будто мы в институте благородных девиц, а не в известном всему городу увеселительном заведении!

— И не говори, — поддержала Глаша свою подругу. — Хлебом не корми, дай нотации почитать. Только ты зря боялась, на такую профессию неволят редко, в основном нужда заставляет.

— Значит и ты добровольно тоже?

— Давай сейчас не будем об этом! — Глаша поморщилась. — Прямо таки добровольцев здесь нет. У каждой девочки свои причины.

Действительно, подворотня — не место для разговоров подобного рода. Наташа и сама не знала как его прекратить, поэтому не нашла ничего лучшего, как сделать вид, что спохватилась:

— Ой, да мне же бежать пора!

На том и расстались.

Клавдия Игоревна Воинова всю ночь не сомкнула глаз. Беспокойство за внучку своего родного брата, девочку, которую сама привыкла считать своей родной внучкой, не давало уснуть. Несмотря на обострение артрита, она то и дело вставала и, подходила к окнам и вглядывалась в темноту ночи за стеклом. Несколько раз старая дева накидывала шаль, брала фонарь и, волоча ногу с больным суставом, выходила за дверь. Крошечное пятно керосиновой лампы безуспешно отвоевывало у тьмы лишь небольшой кусочек улицы и, вздохнув, Клавдия шла домой. Умом она понимала, на встречу с кем сорвалась девчушка и умчалась сломя голову, но в душе гнездилось беспокойство. Что с ней? Где она? Мысль заявить об исчезновении в полицию возникло было, но сразу исчезло: не навредить бы. Оставалось одно — ждать! Но это как раз и оказалась самым тяжелым, и сон никак не шел, как Клавдия не старалась.

Утро принесло новые переживания, которые возрастали по мере того, как поднималось солнце, и зачинался новый день. Скрип открываемой двери застал хозяйку дома в гостиной. Как не стремилась девушка понезаметней прошмыгнуть в комнату, миновать бабашку не удалось. Вид Наталки был весьма красноречив и сказал Клавдии если не все, то главное. Эти небрежно приведенные в порядок волосы, эти томные глаза с паволокой и темными кругами вокруг, эти бесстыдно-красные распухшие от поцелуев губы. А одежда то, одежда! Словно стадо коров ее жевало всю ночь! Значит, произошло?! И хоть бы нотка раскаяния в глазах. Заметив вопрошающе-укоризненый взгляд Клавдии, чертовка не смутилась и в ответ на него бросила:

— Только ни о чем не говори и не спрашивай меня, ладно?

И удалилась в свою комнату.

Лишь вечером произошло объяснение. Клавдия была мудрой женщиной, не настаивала, знала, что девочке требуется время. И оказалась права. Если Наталке требовалось самой осмыслить свершившееся и она поначалу не желала никаких откровений, то к исходу дна красноречивое молчание бабушки стало невыносимым, требовалось высказаться. Поэтому девушка подсела лисичкой к Клавдии на диван, обняла ее и, заскивающе заглядывая в глаза, попросила:

— Ну, Клавдия, любимая, ну, не обижайся. Я больше не буду. Хочешь, я больше никуда без твоего разрешения ходить не буду?

— Хочу! — поймала Клавдия ее за слово. Обижаться на лису и в самом деле мочи не было.

Наталка прикусила было язык, но поняв, что не отвертеться, вынуждена была поклясться. При этом, о, святая наивность, предусмотрительно сплела крестик из двух пальцев у себя за спиной. После этого обеим стал легче, и Клавдия решила, что раз такое дело, не выведать ли аккуратно кое-что еще.

— У него была?

Девушка кивнула, а лицо аж засветилось от радости.

— Ну расскажи уж, ведь мы с тобой подруги, не так ли? Только, — Клавдия поморщилась, — без всяких физиологических подробностей. Да, и не говори, где твой милый друг обитает, а то мало ли что.

Удивительное дело, прошла целая ночь, а рассказ девушки о ней уместился едва ли в десять минут. После его окончания Наталка с некоторым страхом воззрилась на судию в образе Клавдии: каков будет вердикт? Та не спешила, а только гладила приникшую к ней девичью головку и о чем-то думала.

— Со всеми это рано или поздно случается. Вот и ты выросла, стала взрослой, а я уже совсем, значит, старухой стала.