Сергей Калашников - Внизу наш дом

Подруга моей прошлой жизни сейчас худенькая девчонка… что я говорю? Не худенькая она. То есть — это чисто возрастное оттого, что в этом возрасте, в одиннадцать лет, у девочек начинается бурный рост в длину — до десяти сантиметров могут прибавить за год. Вот и Муся не успевает с наращиванием поперечных размеров, отчего выглядят ужасно худосочной.

На ней сатиновые шаровары и тенниска — трикотажная рубашка с отложным воротничком, но не расстёгивающаяся до конца, а надеваемая через голову. Вещица эта для села нехарактерная и по нынешним временам не дешёвая. С другой стороны до города отсюда недалеко — местные за день успевают обернуться на рынок и обратно на тех самых поездах, которыми ездят наши аэроклубовские. И еще эта тенниска очень ей к лицу. Косичка у Мусеньки за спиной коротенькая, заплетённая лентой. Ну и сама она такая хорошенькая, что так и хочется потискать.

Тем не менее, голова моя занята анализом появления баклажанной икры — май месяц на дворе. Рано для баклажанов. Конечно, готовая икра могла сохраниться с прошлого урожая, если была в горячем виде закатана в стеклянную банку. Стеклянные банки в обиходе встречаются. А жестяных крышек и закаточных машинок я по прошлой жизни в это время не помню. Хотя, в семье-то я не жил — многое ли видел из домашнего хозяйства? Замну, наверно, этот вопрос, тем более, что милая моя начала расспрашивать об устройстве самолёта и почему он летает.

И от этого стало как-то спокойнее на душе. Перестала глодать досада за бестолковый разговор с отцом Николаем, угасла обида на беспечных чекистов, даже намерение переквалифицироваться в контрабандиста начисто вылетело из головы. Меня всегда успокаивали два процесса: Общение с Мусенькой и самолёты. Так что буду спокойно ждать, пока подрасту и смогу пойти в военное лётное училище, занимая оставшееся до этого время своими любимыми летательными аппаратами тяжелее воздуха и дружбой с этой девчонкой.

— А ты прокатишь меня на самолёте? — вырывает меня из задумчивости тихий голос.

— Прокачу, конечно. Вечером сделаю кружок над вашим домом, сяду за околицей и дождусь тебя. Только пальтишко прихвати — там, наверху, сильно дует. Шлем для тебя я возьму.

Потом провожаю гостью до края аэродрома и смотрю ей вслед — ладно она бежит, сверкая голыми пятками. Так бы и стоял, не отводя взора. Но нужно возвращаться к работе. Погода лётная — машины должны быть заправлены и осмотрены. Хоть учлёты и сами занимаются простейшим обслуживанием техники, но без присмотра эту группу оставлять нельзя — зелёные ещё. И ещё мне нужно немного подмарафетить свой аэроплан — он же у меня одноместный.

Немного места есть позади пилота под бензобаком. Вот туда и сдвигаю я сидячее место, защищая пассажира от ожога о горячий мотор спинкой кресла. А для себя кладу спереди только подушку другого сиденья от всё того же раздербаненного моими трудами У-1. То есть подруге придётся принять меня в свои объятия, обхватив со стороны спины, как обычно прижимаются к мотоциклистам их зазнобы. И, да, реально пространства здесь очень мало — будь мы взрослыми — вдвоём бы не поместились.

Рабочий день, тем временем, завершился. Самолёты укрыты чехлами или спрятаны под крышу. Народ расходится — кто домой, кто в казарму. А я запускаю двигатель, немного прогреваю его и почти от ворот ангара наискосок взлетаю — за небом или лётным полем сейчас никто не смотрит. Высоты особо не набираю — мне садиться через четыре минуты. Вот балочка с развилкой дорог на выезде, поле и окраина села — тут за огородами проходит дорога, по которой жители ездят редко — она не разбита, а только намечена промятой травой. Спокойненько сажусь, не делая круга над домами — меня тут уже ждут.

Упаковываю девочку в суконное пальто, оборачивая колени длинными полами, а привязные ремни прилаживаю поверх нас обоих, перекрестив их за своей спиной. Немного неудобно, но жить можно. Взлетаем.

— А для чего служит палка, за которую ты держишься? — следует вопрос буквально через минуту.

Объясняю, что я ею рулю, сопровождая свои слова демонстрацией.

— А зачем педали?

— Ими можно раскачивать самолёт. Но обычно ими не дают ему опрокинуться — то есть держат равновесие, — снова показываю. — А для поворота нужно наклонить машину в ту сторону, куда тебе надо, и немного потянуть ручку на себя, будто хочешь приподнять нос.

— Как на велосипеде, — радуется Мусенька.

— Ну, не в точности, но кое-что общее есть.

— Надо же, как всё просто! Дай мне попробовать — я справлюсь.

— Ладно. Но я буду держать тебя за руки — не вырывайся.

Садимся, меняемся местами. Вот незадача! Где же были мои мозги? До педалей-то я, сидя позади, никак не дотягиваюсь. Да и руки могу держать только за локотки. А Муська поддала газку и катит по полю, удерживая хвост оторванным от земли. Я ни жив, не мёртв — не знаю, как вмешаться, как поправить ошибки… но ошибок нет. Сбросив газ, девочка замедляет бег самолёта, плавно опуская хвост.

Вот мы уже не бежим, а катимся.

— А как притормозить правым колесом?

— Тот рычажок на себя, но плавно.

Начинаем поворачиваться вправо, снова приподняв хвост — радость моя слегка поддала газку, отчего он опять оторвался от земли. Отпустила тормоз — разгоняемся, замедляемся, поворачиваем влево.

Пробежки, остановки, повороты, то торможением одного колеса, то рулём, сдвигая хвост в нужную сторону. Попыток взлететь мы так и не предприняли — не разгонялись до скорости отрыва.

— Ой, Шурик! Как здорово! Но я уже устала.

— Завтра покатаемся? — сообразив, что взлетать моя подруга не собиралась, я почувствовал глобальное облегчение. Ничего не имею против того, чтобы она порулила по земле.

— Завтра не могу. И послезавтра не могу. А на третий день прилетай снова. Тоже вечером.

Вообще-то крутились мы по лётному полю аэроклубовского аэродрома, так что даму свою я домчал снова до окраины села. Естественно — по воздуху.

Мусенька не до бесконечности каталась по земле — уже во время третьего «сеанса» оторвала колёса от грунта буквально на несколько секунд, подержала короткую «дорожку» и прибрала газ — аэродром как раз заканчивался, и дальше начиналась кочковатая неухоженная поверхность. Тормозить колёсами опасно — можно кувыркнуться, но, если прижать хвост к земле, потянув на себя ручку, то… получилось. Я подсказал, а она сделала. Соображает, и радует меня своими успехами.

Летать она начала довольно скоро, выполняя все эволюции очень аккуратно и внимательно слушая объяснения. Потом мы летали на море купаться, а иногда просто поднимались повыше, чтобы полюбоваться на окрестности с высоты птичьего полёта. Один раз, прихватив с собой запасную канистру, долетели до самого Николаева — там много всяких пароходиков. Словом — приятно проводили время.