Ак-патр Чугашвили - Резистенс

— Тоже мне новость!

— По этому поводу стоит выпить! Людок! За упокой души раба божия Альёши! Наливай!

На выходе из кафе меня поджидал человек со свирепым, бульдожьим лицом потомственного полицейского.

— Садись в машину!

— И вам здравствуйте!

— Без разговоров!

Я ныряю в салон полицейской машины, на переднем сиденье, спиной ко мне сидит Полковник. Не оборачиваясь, он негромко произносит.

— А ведь я тебе доверял, Васенька…Если бы не я, ты бы давно отправился в Новороссию, пограничную службу нести, отстреливать диких укров, а они там совсем дикие, человеческий облик потеряли…едят друг друга, …Или отправил бы тебя в Сирию, ликвидировать последствия ядерных бомбардировок, там бы у тебя и писюн обвис бы, и волосики твои пышные повылазили бы, а через пару месяцев, ты бы и сам преставился в жутких мучениях…А ещё можно было, отправить тебя в Европу, по программе обмена, в отряды, отлавливающие беженцев из Африки…периодически они нарываются на вооружённые группы беженцев, те вообще зверюги, или яйца отрежут и заставят съесть, или в попу оприходуют, и СПИДом заразят. Так нет же, оставил тебя здесь, в тепле, сытости, квартирку тебе дал, из конфискованных у врагов демократии, думал, что ты какую — нибудь пользу принесёшь…внедрили тебя в ряды «резистенса«…тьфу блядь, слово какое — то уродское, нет, чтобы «сопротивлением» назвать, обязательно нужно использовать американизмы…а толку от тебя никакого…террористы спокойно взрывают кафе, а вчера так вообще — самолёт Верховного Манагера сбили…Что тебе об этом известно? А, Васятка?

— ?!

— Я так и думал.

— Товарищ полковник, вы же знаете, у них очень строгая конспирация, все отряды делятся на пятёрки, я могу сдать вам тех, кого знаю лично, но…остальных я в глаза не видел…

— Об этом я и говорю, ты — бесполезен! Надо будет тебя американцам отдать в качестве punching body, слышал о таких?

Ещё как слышал! Американские инструктора рукопашного боя отрабатывали свои приёмы на осуждённых преступниках, справедливо рассудив, что бить по мешку, и бить по живому человеку — это разные эмоции, и разная степень усилий, новая администрация издала закон, разрешающий использование отдельных категорий граждан в качестве мешков для битья. Продолжительность жизни таких людей не превышала недели. Таким образом, улицы очень быстро были очищены от бомжей, а тюрьмы от преступников.

— Товарищ полковник, я исправлюсь! Я…я на следующей встрече призову к решительным действиям…я потребую встречи с руководством…я…

— Я — я — я, прямо как в немецкой порнухе. Даю тебе две недели. Если результата не будет, то…нам придётся попрощаться. Пшёл вон из моей машины!

Бульдог — охранник выдёргивает меня из машины, и очень больно бьёт носком ботинка в копчик. Машина резко трогается с места, обдав меня жидкой смесью грязи и подтаявшего снега. Я стою на карачках посреди проезжей части, редкие машины тщательно объезжают меня, один из водителей открывает окно и радостно кричит — почём филе? Чего оттопырился тут? Другого места не нашёл, жопой торговать? Шлюх!

Как всегда, бесшумно появляется полицейский коптер, и зависает надо мной. Я медленно поднимаюсь, и уныло бреду к дому, к конфискованной у врагов демократии квартирке на седьмом этаже.

Петя вызвал меня на свидание обычным образом. Когда я пришёл к «яйцам», он уже притопывал ногами от нетерпения.

— Здорово! Ну, то есть — слава шакалу!

— Шакалим на славу!

Он протянул мне руку, и я почувствовал на своей ладони плотный квадратик из сложенной бумаги.

— Петя, у меня проблема, я не смогу расшифровать инструкции.

— Почему?

— По ошибке, задницу вытер книгой.

— Целой книгой? Да ты силён! У тебя в роду слонов не было? Это ж какой пердак надо иметь…

— Не смешно. Чего делать — то? У тебя есть экземпляр?

— Есть. Один.

— Дай отсканирую, и верну.

— Нет, на руки не дам, ещё срать захочешь, и — гудбай! С твоими аппетитами это просто.

— Как быть? Я не смогу прочитать то, что ты мне передал. Может, устно скажешь?

— Я не знаю, инструкции у каждого свои.

— Ну? Чего делать — то?

— Ммм, я думаю…Вообще — то, это запрещено, ну так и быть…Из жалости к тебе…второй осечки тебе не простят…поехали ко мне, у меня отсканируешь…

— Спасибо, Петро! Ты меня спас! Я тебе по гроб…

— Не надо «по гроб», «спасибо» будет достаточно…

Мы втиснулись в переполненную «теффтельку», меня тесно прижало к Петиной спине, я ласково прошептал.

— Я войду?

— Я те войду!

— На полшишечки? По — демократически, по — нашему…

— Отвали, демократ хренов, все вы демократы такие, только о мужских задницах думаете…

— Слушай, у меня есть план, я придумал, как устранить самого…

— Кого?

— Усатого.

Петя резко дёрнулся — шутишь? Его охраняют лучше чем…

— Его слабость в его силе…

— Бредишь, что ли? Ты даже к территории посольства не подойдёшь, там датчики движения…я уж не говорю о том, что внутри…

— Я и не собираюсь.

— Я же говорю — бредишь! Тебя близость моих пленительных, тугих ягодиц так возбудила, что ты голову потерял?

Стоявшая рядом бабка фыркнула — и тут пидорасы! Стока баб одиноких, а они друг друга в задницы шоркают! Бабы от отчаяния уже с неграми спят! В каждом дворе парочка гуталиновых детишек бегает. Я их ласково «гориллками» называю… чего смотришь, педрила? Профукали страну в погоне за мужскими жопами…

Я радостно смеюсь.

— Гогочи, гогочи…этот, как его…гэй! Ничего — ничего, голубые, найдутся и на вас красные, вот тогда вы попляшите, будет вам салют победы из ваших яиц!..

…Мы выпрыгнули из «теффтельки», Петя вполголоса произнёс.

— Идёшь налево, через парк до набережной, затем вдоль реки, разворачиваешься на 180 градусов, и вот по этой улице (он высветил интерактивную карту, и показал на подсвеченную нежно — розовым цветом улицу) доходишь до этого дома, я буду ждать тебя у третьего подъезда. Яхши?

— Бар яхши!

Я поплутал по каким — то переулкам, с трудом вышел на набережную, и очень быстро (минут через сорок) нашёл дом, указанный Петей.

— Чего так долго?

— Чего за приколы? Фильмов про шпионов насмотрелся, что ли?

— Угу. Всё чисто?

— Да нет, грязищи полно, ты ж знаешь, как только мы стали суверенной Московией, все пленные азиаты отсюда были…

— Ты чего несёшь? Я про слежку спрашиваю, мне до уборки улиц нет никакого дела!

— А! Всё…нормально…

— Звучит не очень уверенно…ладно, будем надеяться…пошли!

Мы долго кружили по каким — то тёмным дворам, занесённым снегом, перелезали через заборы, и в тот момент, когда я уже готов был завалиться спать в ближайший сугроб, мы вышли к пятиэтажному дому, плохо освещённому перекошенным фонарём.