Степан Кулик - Сабля, трубка, конь казацкий

– Не бросать же столько мяса… – правильно понял мой взгляд Василий. – Оно, конечно, жесткое как вожжи, но голод не тетка… Если провялить как следует, да проварить подольше – ближе к весне еще спасибо скажут. Да и шкура в хозяйстве сгодится. Не хочу загадывать, но боюсь, девонькам нашим зазимовать в плавнях придется… – Полупуд помолчал, давая мне время осознать услышанное.

Не скажу, что проникся. Но в целом малоприятная картина. Особенно, как ее Джек Лондон описывал. Здесь, не там… Но мороз и нехватка провизии…

– А из-за спешки пришлось беку поручить, – продолжал Василий. – Лучше него это дело никто не спроворит. Каждый татарин – прирожденный живодер.

– Доверяешь?..

– Я, может, и не самый умный на ярмарке, но и не последний дурень в селе… – хмыкнул запорожец. – Сафар-бей поклялся головой пророка Магомета, что не сбежит и ничего супротив нас замышлять не станет. А для муслема, особенно для совершившего хадж – это одна из самых священных клятв. И тому, кто ее нарушит, не видать райского сада и гурий как собственных ушей.

«Фантастика! – я даже головой мотнул. – Смертельные враги верят один другому на слово. Расскажи кому в моем времени, обхохочутся. Еще и прибавят, что-то типа: “Страна непуганых идиотов»” или “Лохов учить надо” и влет подкинут с десяток идей, как с этого прибыток поиметь. У нас же друзья-товарищи, сообща нахлебавшиеся лиха от наездов и слопавшие вместе не один пуд соли, подписав кучу бумаг, проверенных юристами и заверенных нотариусами, каждый день и час ждут от партнера подвоха. А то и киллера… если запахнет реальными деньгами. М-да… В том ли направлении мы движемся, господа-товарищи? Уверены, что развитие цивилизации стоит потери таких моральных качеств?»

Жаль, вопрос мой останется без ответа. Потому как и задать-то его некому. Ни сейчас и здесь, ни в той, прошлой жизни. Которая будущая… И, откровенно говоря, с каждым днем, прожитым в прошлом, нравится мне все меньше.

– Как на Сечь отправимся, рога с собою возьмем… В предместье живет Максим Хрущ, резчик – золотые руки. Он нам из них что ни захотим смастерит. Хоть кубок для меда, хоть пороховницу. Или сигнальный рог… Станешь атаманом – будешь его ревом казаков в бой посылать.

– Все шутишь…

– И в мыслях не держал… – серьезно ответил Полупуд. – Вот только имя тебе надобно казацкое дать. Как по обычаю полагается. Хорошее прозвище – и такое, чтобы братчики не возражали.

Он замолчал, задумался… Я слегка запаниковал. Имя, если что, и сменить можно, а кличка – это навсегда. Не смола. Пристанет – не отдерешь.

– Трясило?.. Хмель?.. Сулема?.. Сагайдачный?.. О… Есть! Когда расскажу хлопцам, нашу историю, думаю, согласятся… Так что, новик Петро, роду и звания неизвестного, отныне и покуда казаковать станешь – зваться тебе Петром Ангелом.

Василий прищурился, как бы примеряя на меня прозвище. Как лежит… Не жмет ли в плечах, не обвисает…

– А что, неплохо звучит. Куренной атаман войска Запорожского Низового Петр Ангел! – Василий слегка толкнул меня локтем в бок. – Чего замер, как истукан? Кланяйся крестному в пояс и благодари, пока не передумал! Ну, и магарыч с тебя, само собой, полагается. За такое прозвище – ведро, не меньше. Как только до ближайшего шинка доберемся.

Я дважды просить себя не заставлял. И в самом деле поблагодарить не грех. Не Криворучко какой-нибудь или, к примеру, Беспамятный… Не говоря уже о таких, сохраненных молвой, «знатных» прозвищах, от которых краснели даже бывалые писари, занося казака в реестр, а сечевые попы истово крестились и отказывались поминать в святцах.

– Спасибо… батька… Василий.

Я не был до конца уверен, но, кажется, на Запорожье именно так казаки величали атаманов, а ученики – своих наставников и крестных. Судя по тому, что Полупуд не удивился – угадал.

– А дозволено ли будет и мне тебя спросить?

– Можешь… Но на будущее запомни, Петро, одну мудрость: меньше спрашивай – больше приглядывайся да слушай. Тогда и выучишься всему, и за умного сойдешь.

От такого совета впору промолчать, но любопытство не только кошку сгубило и девицу Варвару без носа оставило. У меня тоже свербело.

– Василий, а который год нынче? Чтоб запомнить дату крещения…

– Год? – Полупуд взглянул на меня с удивлением. – Петрусь… Не, я понимаю, что ты в голову ушибленный, но скажи: я сильно на попа похож? Или на писаря? Божий год, какой же еще. Как и день… Но если очень надо – в Сечи спросим. Надеюсь, мы туда еще этим летом доберемся.

Нескладно получилось. Мог бы и сообразить, что календари сейчас не в каждой избе в простенке висят. Ни «японские», ни отрывные. Надо срочно тему менять.

– Да. Брякнул, не подумав. Вообще-то я о другом хотел… Скажи, а тебя почему Полупудом нарекли?

Запорожец пригладил темно-русый чуб и усмехнулся.

– По правде говоря, доподлинно не ведаю, но крестный сказывал, будто чумаки выменяли меня в таборе за полпуда соли. Видели: младенец не цыганской крови, в богатых пеленках… вот и подумали: может, где в пути им родная мать встретится? Но раньше возле казацкого стану заночевали. В том году казаки у княжеского замка, что на Малой Хортице, еще куреня ставили… На новое место перебрались, когда мне уже двенадцать миновало.

Василий продолжал рассказывать, но дальше я уже слушал вполуха.

«Стоп! Вот тебе, товарищ путешественник во времени, еще одна точка отсчета! Малая Хортица, говоришь?.. Насколько я помню – после гибели князя-атамана Байды-Вишневецкого казаки ушли из его земли и поселились на острове Буцкий [24] От « буць » – «беглец». , он же Томаковка. И там казацкая крепость простояла до зимы девяносто третьего года. Одна тысяча пятьсот, разумеется… Когда ее сожгли татары… После чего Кош перенесли в более недоступное место, дальше по течению Днепра, аж за притоки Чертомлык и Базавлук. Что ж, пока все сходится… Во всяком случае, туры в те времена по Дикому Полю еще бегали… Значит, родился Василий плюс-минус в восемьдесят первом. Осталось узнать, сколько лет казаку, точный адрес Запорожской Сечи и получим дату прибытия…»

– Так что ты даже не сомневайся, Петро, – отвлекшись на подсчеты, я и не заметил, как Василий заговорил о чем-то другом, но переспрашивать не стал, запомнил совет. – Покомандуешь еще всеми нами… Если захочешь, конечно, науку казацкую превзойти…

– Как приговаривают в бурсе: «Чему бы ни учиться, лишь бы ничего не делать», – ввернул я студенческую поговорку, но не найдя одобрения в построжевшем взгляде Полупуда, быстро добавил еще одну, не менее древнюю, зато более добропорядочную: – Ученье свет, а неученье – тьма…

– Хорошо сказано, – народная мудрость больше понравилась запорожцу, чем бурсацкая прибаутка. – Вот прямо сейчас и начнем… тьму разгонять.